Рядом с полковником шагали сержант Ито и капрал Фудзи, идеально вписываясь в толпу. Ито, тридцати пяти лет, сменил форму на серую хлопковую рубашку и брюки, чтобы не привлекать внимания. Под одеждой, в потайном кармане на поясе, прятался пистолет Намбу модели 14 с полной обоймой на восемь патронов и запасным магазином в боковом кармане. Ито шёл слева, на полшага позади, его глаза методично сканировали каждого прохожего: пожилого торговца с корзиной серебристой рыбы на плече, группу молодых рабочих в пропотевших рубашках, спешащих на обед с онигири в руках, женщину средних лет с младенцем на руках. Фудзи, двадцати четырёх лет, худощавый и проворный, шагал справа. Его рубашка была расстёгнута на две верхние пуговицы от жары, обнажая шею, блестящую от пота, но пистолет Намбу и короткий нож в чехле на внутренней стороне бедра были на месте, готовые к бою. Оба охранника молчали, обмениваясь лишь взглядами, но Токугава чувствовал их напряжение — они знали о рисках анонимных встреч из недавних инцидентов в Осаке. Проходя мимо открытой чайной на углу, где посетители в рубашках сидели на циновках под навесом, обмахиваясь газетами и потягивая холодный чай из глиняных чашек с кубиками льда, полковник тихо произнёс, не поворачивая головы:
— Будьте начеку на каждом шагу, особенно в переулках. Никаких геройств, никаких выстрелов без моего прямого приказа. Если это ловушка, отступаем и вызываем подкрепление.
Ито кивнул, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони; его рубашка уже темнела большими пятнами на спине и подмышках. Фудзи тихо ответил:
— Понял, господин полковник, не подведём.
Они продолжили путь, петляя между лавками и толпами. Улица постепенно сужалась, стены двухэтажных деревянных домов с черепичными крышами смыкались ближе, создавая туннель, где жара отражалась от фасадов, нагревая воздух до состояния густого пара в бане. Торговцы на углу расхваливали свой товар громкими выкриками: «Веера из бамбука, спасут от солнца! Соломенные шляпы! Дёшево, не пожалеете!» Один из них, толстый мужчина в рубашке, протянул Токугаве бутылку с прохладной водой:
— Господин офицер, освежитесь!
Полковник отмахнулся резким жестом, его мысли были заняты запиской и возможными сценариями. Кто мог её отправить? Один из информаторов Ясуда, переметнувшийся из страха или жадности? Или враг из радикальной ячейки, стремящийся устранить следователя, подобравшегося слишком близко? Токугава мысленно перебирал детали дела: чистая работа убийц в Осаке — пуля в грудь Ясуда, нож в горло жене, выстрелы в детей; знание планировки дома, сейфа с четырьмя штифтами, распорядка семьи; пули 8 мм Намбу, стандартные для армии; отсутствие отпечатков, следов обуви, только крупицы гравия на дорожке. Это были профессионалы с доступом к информации внутри Кэмпэйтай, и если они охотятся за ним, ловушка будет хитрой.
Забегаловка «Красный Фонарь» располагалась в конце узкого переулка, в двухэтажном здании из потемневшего дерева с покосившейся вывеской, на которой красная бумажная лампа покачивалась на ржавой цепи, отбрасывая блики на стену. Ставни на окнах были распахнуты настежь в тщетной надежде на сквозняк, но внутри царил полумрак и удушливая духота — вентиляция не справлялась с жарой, воздух стоял тяжёлый, насыщенный парами от кухонной плиты, где жарили рыбу и готовили рис. Владелец заведения, кореец по имени Ким, старик с морщинистым лицом, редкими седыми волосами и хитрыми глазами, держал «Фонарь» для местных жителей: фабричных рабочих с ночными сменами, извозчиков, мелких торговцев фруктами и иногда подозрительных типов с чёрного рынка, ищущих укрытие. Ким переехал в Японию ещё в эпоху Мэйдзи, но его акцент и происхождение делали его постоянным объектом внимания Кэмпэйтай — его допрашивали по делам о корейских повстанцах и контрабанде. Токугава толкнул тяжёлую деревянную дверь, и волна горячего воздуха с улицы ворвалась в зал, смешавшись с ароматами жареного риса, рыбы, специй и человеческого пота от десятка посетителей. За стойкой из потрёпанного дуба, покрытого слоем жира и царапин, стоял Ким в пропотевшей рубашке с закатанными рукавами, полируя стакан тряпкой. Его маленькие глаза сразу узнали форму Кэмпэйтай, и он склонил голову в поклоне, но голос дрогнул от нервозности.
— Добрый день, уважаемый господин полковник. Вас ждут наверху, во второй комнате по коридору. Человек пришёл раньше, сказал, что он один, без свиты, и заплатил авансом.
Токугава подошёл к стойке медленным шагом, положил ладонь на потёртое дерево, пальцы сжались. Его взгляд впился в глаза корейца, пронизывая того насквозь.
— Опиши его подробно, Ким. Рост, телосложение, одежда, сумка, акцент, время прихода. Что именно сказал? Были ли с ним другие? И кто принёс первую записку?
Ким замялся, вытирая руки о фартук, пропитанный жиром и потом, его пальцы слегка дрожали.
— Худой, как палка, ростом примерно с вас, господин, в серой рубашке из дешёвого хлопка, широкополой соломенной шляпе, сумка через плечо, потрёпанная кожаная, с ремнём. Акцент… не чисто японский, тягучий, может, из Кансая или с севера, не знаю точно, говорил тихо. Пришёл час назад, сразу после полудня, заплатил авансом горстью монет — серебро и медь, сказал: «Жди полковника Кэмпэйтай, имя Токугава, проведи наверх во вторую комнату и не мешай нам, не подглядывай». Наверх он пошёл один, дверь закрыл плотно, с тех пор там тихо.
Токугава кивнул Ито и Фудзи, жестом приказав им рассредоточиться: Ито занял позицию у входной двери, прислонившись к стене; Фудзи встал у окна, спиной к залу, якобы разглядывая улицу, но сканируя лица прохожих. Полковник начал подниматься по лестнице. Коридор наверху был узким, освещённым тусклым светом из маленького окна с грязным стеклом; там были две двери по бокам, обитые деревом. Из первой доносились голоса троих мужчин: они играли в карты, был слышен стук фишек по столу, грубый смех, звон чашек с сакэ, обрывки разговора о ставках и проигранных монетах. Токугава толкнул вторую дверь без стука, рука инстинктивно легла на кобуру пистолета Намбу, пальцы сжали рукоять.
Комната оказалась абсолютно пустой: голые стены, простой деревянный стол с облупившейся краской и вмятинами от ножей, один стул у окна, выходящего на задний двор с кучами мусора, развешанным бельём на верёвках и силуэтами соседних домов. На столе лежала записка, приколотая обычной канцелярской кнопкой к дереву: «Вы опоздали — моё время дорого. Курьер с папкой Ясуда будет ждать вас в переулке за рынком, сразу за углом забегаловки. Идите один, без охраны, иначе он уйдёт с документами навсегда и продаст их китайцам». Почерк был идентичен первой записке. Токугава спустился вниз, жестом подозвал Фудзи, игнорируя любопытные взгляды посетителей.
— Ито, оставайся здесь. Охраняй Кима и допроси его ещё раз — подробно о первой записке, кто принёс, были ли посторонние у двери, видел ли кого подозрительного на улице. Если услышишь выстрелы или шум, вызывай патруль из ближайшего участка. Фудзи, ты идёшь со мной в переулок. Держи пистолет в руке под рубашкой, целься в ноги, чтобы взять курьера живым для допроса.
Они вышли на улицу. Переулок за рынком был настоящим лабиринтом хаоса: высокие ящики с апельсинами, дынями и овощами, брошенные телеги с пустыми бочками для воды, кучи мусора с гниющими фруктами, узкие проходы между стенами складов и жилых домов. С главного рынка доносились неумолкаемые крики торговцев, гул толпы — сотни людей в рубашках толкались у прилавков, торгуясь за копейки, покупая еду, напитки, ткани. Токугава и Фудзи петляли между препятствиями, проходя мимо групп рабочих, сидящих на перевёрнутых ящиках и жующих онигири с солёной рыбой, мимо мальчишек, играющих в шарики в пыли и кричащих от восторга. Жара давила на виски полковника, пот стекал по лицу ручьями, капая на воротник формы. Они отошли на двести метров от забегаловки, когда из бокового прохода, заваленного пустыми корзинами и ящиками, вышел мужчина в потрёпанной серой рубашке, широкополой соломенной шляпе, скрывающей верх лица, и с висящей на плече потрёпанной кожаной сумкой. Лицо его блестело от пота, как у всех в такую погоду, глаза были скрыты под полями шляпы.
