Он подошел ближе.

— Есть один способ. Старый алхимик, Элиас. Живет на отшибе. Он единственный, кто не боится. Он ненавидит оборотней больше, чем боится. Говорят, его семью вырезали много лет назад. Он знает, как сварить зелье лунного серебра. Или истинной формы. Один глоток и оборотень насильно принимает свою звериную форму. Даже днем.

— И тогда все увидят, кто их мэр на самом деле, — закончил я. — И убийство зверя станет не преступлением, а освобождением.

— Именно. Но алхимик не станет помогать чужакам. Чтобы он заговорил, нужно доказать ему, что мы на его стороне. А для этого нужно принести ему… сердце оборотня.

— Замкнутый круг, — констатировал Михаил. — Чтобы убить оборотня, нам нужно зелье, для которого нужно сердце оборотня. Классическая квестовая логика!

— Не обязательно альфы, — поправил Шнырь. — Любого. Проблема в том, что по ночам здесь рыщет не один. Их трое. Мэр, Кузнец и Булочник.

— Не-не-не! Стоп! Это все слишком скучно! — раздался возмущенный голос Бошки. Он выскочил на середину улицы, размахивая руками. — Поиск ингредиентов! Завоевание доверия! Разоблачение злодея! Это же… это по гайду! Это банально! Где творчество? Где хаос? Где, я вас спрашиваю, красота нелинейного решения⁈

Он вскипел.

— У нас есть задача. Вынудить субъекта А, мэра, принять форму Б, оборотня, на глазах у группы С, жителей. И вы предлагаете самый примитивный, химический метод! Это как забивать гвозди микроскопом!

— А у тебя есть предложение получше, магистр хаоса? — с усмешкой спросил Ким-Чи.

— Есть! — просиял Бошка. — Конечно, есть! Идея, настолько же гениальная, насколько и простая! Мы не будем его разоблачать. Мы заставим его… провести выборы!

Наступила тишина. Даже Михаил удивленно моргнул.

— Выборы? — переспросил я.

— Именно! Демократические! С предвыборной кампанией, дебатами, агитацией и тайным голосованием! — Бошка говорил с таким восторгом, будто только что открыл новый закон физики.

— Бошка, ты в своем уме? — не выдержал Ким-Чи. — Какие, к черту, выборы? Тут оборотни людей жрут!

— А вот в этом и суть! — Бошка щелкнул пальцами. — Смотрите! Мы приходим к мэру и говорим. Уважаемый господин Рихтер! В вашем городе кризис доверия! Люди напуганы! Мы, как независимые наблюдатели, предлагаем вам подтвердить свой мандат! Проведите честные и открытые выборы!. Он, конечно, откажется. И тогда мы… начинаем агитацию!

— За кого? — спросил Михаил, в глазах которого уже загорался опасный огонек.

— За альтернативного кандидата! — выпалил Бошка. — За трактирщика! Он уже наш! Мы расклеиваем листовки, голосуй за Барнаби! Он не будет есть твоих овец! Мы устраиваем митинги! Михаил будет петь героические баллады о том, как трактирщик одной рукой победил семерых волков! Ким-Чи будет демонстрировать силу и обещать каждому по мешку муки!

— Я не… — начал было Ким-Чи.

— А я, — Бошка аж подпрыгнул, — я устрою предвыборные спецэффекты! Магический салют в честь Барнаби! Говорящие плакаты! Иллюзию дракона, который прилетел, чтобы поддержать его кандидатуру!

Он перевел дух.

— Мэр начнет нервничать. Его рейтинг доверия будет падать. И тогда, в ночь перед выборами, когда напряжение достигнет пика, когда его нервы будут натянуты до предела… что сделает оборотень, находящийся в состоянии стресса?

— Он… сорвется, — прошептал я, начиная понимать безумную логику этого плана.

— Именно! — взвизгнул Бошка. — Он потеряет контроль! И превратится! Прямо на глазах у всей деревни, которая соберется на центральной площади на предвыборные дебаты! И нам даже не придется его убивать! Его разорвет его же электорат! Это будет не просто убийство! Это будет акт высшей демократической справедливости! Идеальное, бескровное, с нашей стороны, решение!

Я посмотрел на Ким-Чи. Он молчал. Его лицо выражало сложную смесь шока, ужаса и восхищения.

— Это… — медленно произнес он, — это самый идиотский и самый гениальный план, который я когда-либо слышал.

— Это не план, — выдохнул Михаил, его глаза сияли. — Это… это перфоманс! Это политическая сатира в действии! Бошка, ты не маг. Ты гений!

И они начали это обсуждать. С азартом. С горящими глазами. Ким-Чи, наш оплот прагматизма, тут же начал вносить правки.

— Иллюзия дракона, это слишком. Перебор. Но вот устроить небольшой… пожар на складе мэра и героически его потушить, обвинив в поджоге оборотней… это можно.

— А я могу написать балладу о жадном мэре и храбром трактирщике! — подхватил Михаил. — Исполню ее на рыночной площади! Мы подорвем его репутацию!

Они увлеклись. Они уже распределяли роли, писали тексты для листовок, рассчитывали стоимость фейерверков. Шнырь, который до этого стоял с каменным лицом, тихо хихикал в кулак.

Я стоял и смотрел на этот балаган. И я понимал, что они действительно это сделают. Они были готовы превратить эту мрачную, готическую трагедию в абсурдный политический фарс.

И что самое страшное… это могло сработать.

Они уже собрались идти. Михаил к трактирщику, обсуждать предвыборную программу, а Бошка и Ким, искать место для агитационного штаба.

В этот самый момент, когда безумие готово было выплеснуться на улицы Сумеречного Дола, я сделал шаг вперед.

— Стоп.

Мой голос прозвучал неожиданно громко в наступившей тишине.

Все обернулись и посмотрели на меня. В их глазах застыл немой вопрос.

— Стоп, — повторил я, и мой голос прозвучал резче, чем я хотел.

Веселое возбуждение, царившее в нашей группе, тут же угасло, сменившись недоуменным молчанием.

Бошка недовольно надул губы, его гениальный план был прерван на самом взлете. Михаил вопросительно вскинул бровь. Даже Ким-Чи, который только что с азартом планировал поджог, скрестил руки на груди, ожидая объяснений.

— Выборы? Драконы? Предвыборные дебаты? — я обвел их всех тяжелым взглядом. — Вы вообще слышите себя? Мы в этом городе меньше часа.

Я кивнул в сторону Шныря.

— И за все это время хоть кто-нибудь из вас, кроме него, попытался хотя бы оглядеться? Понять, что здесь на самом деле происходит?

Я говорил тихо, но каждое слово было наполнено сталью.

— Вы увидели квест и тут же бросились его «решать». Один из вас, самым прямолинейным способом. Другие, самым абсурдным. Но никто из вас не задал главного вопроса. Почему? Почему именно мэр? Почему кузнец и булочник? Почему вообще это происходит?

Я посмотрел на Михаила.

— Ты увидел красивую завязку для баллады.

Потом на Кима.

— Ты неэффективную систему, которую нужно оптимизировать.

И на Бошку.

— А ты песочницу для своих безумных экспериментов.

— А что увидел ты, капитан? — холодно спросил Ким-Чи. — Проблему, которую нужно анализировать до бесконечности, пока все вокруг не умрут от старости?

— Я увидел город, который умирает, — отрезал я. — А прежде чем лечить пациента, нужно поставить диагноз. И мы не поставим его, сидя в этой таверне. Идемте.

Я развернулся и, не дожидаясь ответа, зашагал по улице в сторону центра города. Через мгновение я услышал за спиной шаги. Они шли за мной. Молча.

Улица, ведущая к мэрии, была такой же пустой и безжизненной. Лишь ветер гонял по грязи сухие листья. Здание мэрии оказалось самым крепким и ухоженным во всем городе. Двухэтажное, из тесаного камня, с высокой черепичной крышей. Но даже его не обошла стороной общая атмосфера упадка. Одно из окон было заколочено досками, а большая дубовая вывеска с гербом города, сорванная с петель, лежала на земле.

Над ней суетилось несколько человек. Среди них я сразу узнал мэра.

Джон Рихтер был высоким, крепким мужчиной лет пятидесяти. Даже в простой рабочей одежде в нем чувствовалась стать. Он не стоял в стороне. Он работал вместе со всеми, пытаясь поднять тяжелую вывеску на место при помощи системы блоков и рычагов. Его лицо было измученным, под глазами залегли глубокие тени, но оно было благородным и полным решимости. Это не было лицо монстра или злодея. Это было лицо человека, который из последних сил пытается удержать свой мир от падения в пропасть.