– Дело не в том, хорошее это время года или плохое, а в равновесии. Я же уже говорил. Нельзя быстренько перестроить миропорядок, выкинуть из него кусок и надеяться, что от этого ничего не изменится. – Чувствуя молчаливую поддержку Крива, он начал горячиться, но быстро взял себя в руки. – Впрочем, это не важно. Я обещал тебе показать, к чему это привело, и я покажу. Нужно только пройти немного южнее…

Кузнец посмотрел на него с пониманием.

– Ты имеешь в виду гниль и насекомых? Слухи об этом дошли уже и до наших краёв. Однако люди считают, что всё это байки. Вот только…

Он замолчал, задумавшись.

– Только что? – Спросила Ружена, когда пауза затянулась.

Крив поднял на них взгляд.

– Я думаю, что произошедшее с Власом тоже из-за гнили. Не так давно он ездил к родне в город намного южнее нашего. И вернулся хуже, чем прежде. Что бы ни произошло на той охоте, это было последней каплей.

Ружена вспомнила, что говорила Ласточка о крови Власа. Коричневая с чем-то белёсым… Гниль. Вот только…

– С чего ты взял, что это именно из-за зимы?

Кузнец покачал головой.

– Я не знаю, просто предполагаю. Но что ещё это может быть?

Она пожала плечами.

– Болезнь. Плохая кровь.

Горецвет раздражённо вздохнул.

– Ладно, оставим пока это. Потом сама увидишь, что к чему. А пока, Крив, расскажи-ка нам о себе. Видишь ли, наши с Руженой истории оказались похожи и мне интересно…

Он ещё не договорил, а кузнец уже кивал.

– Понимаю, расскажу.

Бросив взгляд куда-то за плечо Ружены, словно смотреть на неё или на Горецвета ему было некомфортно, он заговорил:

– Двадцать один год назад мои приёмные родители нашли меня зимой в лесу. Никто не знал, откуда я взялся, но предположения строили разные. Больше всего людей удивило, что, несмотря на жестокие морозы, которые ударили в тот год, я совсем не замёрз. Ещё в раннем детстве я тянулся к огню. Не просто из интереса, как другие дети, а постоянно, словно он непреодолимо меня притягивал. Родители, устав меня оберегать, решили дать мне разок обжечься. Они были уверены, что это меня остановит. Вот только когда я схватился за огонёк свечи, он меня не обжог. С тех пор родители стали замечать всё больше и больше таких моментов. Они как могли скрывали это от других жителей деревни, зная, что пойдут толки. Но когда я подрос и сам осознал свою способность, я стал хвастаться ей перед друзьями. Так я свёл на нет все усилия моих родителей. Люди начали шептаться о том, что они подобрали в лесу «нечистое дитя». Что я что-то навроде чёрта, сбежавшего из Нави, и поэтому огонь мне не страшен.

Он замолчал. Ни Ружена, ни Горецвет его не торопили.

– А когда мне было восемь, у нас дома случился пожар. По моей вине, – тихо продолжил Крив, – я ведь не понимал, как опасен может быть огонь. Мне-то он вреда не причинял. Я опрокинул свечу. Пламя перекинулось на занавески. Никого из родителей тогда в избе не было. Отец работал в кузнице, мать ушла стирать бельё на реку. А я был зачарован. Смотрел, как огонь пожирает сначала шторы, потом перекидывается на стены, скамью, стол. Как горят идолы в своём углу. Представьте, какая картина должна была открыться людям, когда дом потушили! Они входят в избу, а я стою посреди почти полностью сгоревшей комнаты, абсолютно живой, здоровый и довольный. После этого детям было строго настрого запрещено со мной даже заговаривать, а взрослые старались меня избегать. Когда я всё-таки попадался им на пути, они поспешно отворачивались, бормоча себе под нос защитные слова. Амулетами обзавелись все без исключения.

Он печально усмехнулся.

– Как-то раз я подслушал разговор родителей с Желаной, Ласточкиной матерью. Она уговаривала их отвести меня туда, где нашли и бросить в лесу. Уверяла, что я не человек, а просто нечисть, играющая с ними. Что семья мне не нужна и в лесу я буду в порядке и в одиночку. Они её не послушали, но я чувствовал, что их отношение ко мне тоже меняется. В их защиту надо сказать, что они делали всё возможное, чтобы я этого не заметил. Когда мне было четырнадцать, и отец выучил меня азам кузнечного дела, меня отправили в город, в подмастерья к тамошнему кузнецу. Родители уверяли, что это для того, чтобы я набрался опыта, но я думаю, им нужно было на время избавиться от меня, чтобы разобраться в своих чувствах. Я провёл там три года из четырёх, которые были обговорены, когда мне пришла весточка из дома. В нашу избу ударила молния, и родители погибли в пожаре. Так что я вернулся и занял место отца – стал деревенским кузнецом. Конечно, люди были не в восторге, но предпочитали меня терпеть. Как я довольно быстро узнал от тех немногих, кто продолжал со мной общаться (через них же мне и передавали заказы, если кому-то что-то было нужно), большинство жителей Ведьминого Носа считало, что в этом пожаре виноват я. То, что я в это время жил в городе их не волновало: они считали меня нечистью, способной и не на такое. Так что я восстановил дом, работал в кузнице и старался держаться в стороне ото всех.

На поляну опустилась тишина. Горецвету явно было не по себе, а Ружена размышляла о том, что пришлось пережить Криву. А она считала, что её жизнь была тяжёлой и что её не любили в Большом Ручье!

– Так что я пойду с вами, – вдруг сказал Крив, подняв голову и посмотрев прямо в глаза Ружене, – я уже подумывал о том, чтобы покинуть Ведьмин Нос. Может быть, вернуться в город. Может, вообще уйти с Василькового мыса. И вот появились вы.

Горецвет довольно кивнул.

– Мы отправимся в путь, как только я буду знать, куда нам нужно.

Ружена вздохнула. Видения гусляра – не очень надёжный компас, но другого у них не было.

Из дома Ласточки они переехали в дом Крива, вызвав в деревне толки. Прислушиваясь, Ружена узнала, что, несмотря на то, что кузнец был тем, кто победил и связал Власа в первый раз, а потом отправился в город за помощью, многие считают, что безумие мужчины как раз «дело его нечистых рук». Наверное, к лучшему, что Крив отсюда уедет. Если ей самой не хотелось покидать Большой Ручей, то у него, похоже, такой проблемы не было.

В Ведьмином Носу им пришлось провести целую неделю, в течении которой отношения людей к ним всё больше портилось. Ружена обрадовалась, когда утром Горецвет объявил, что у него было видение, и они отправляются в путь.

Они шли в Рассветный. Впервые за всё время их путешествия, Ружена чувствовала настоящий интерес. Она никогда не была в столице и не думала, что когда-нибудь побывает. Но вот они собрали вещи и Крив объявил в деревне о своём решении. Как и Ружена в Большом Ручье, уходить тайком он отказался

Похоже, единственными, кого это действительно расстроило, были Ласточка и девушка с рыжей косой, чьё имя они так и не узнали. Остальные только делали вид. И не слишком правдоподобно. Но, несмотря на то, что они радовались тому, что Крив уходит, у них хватало наглости осуждать его. Ружена услышала, как кто-то сказал:

– Очень безответственно с его стороны вот так уходить и оставлять деревню без кузнеца. О нас-то он даже не подумал.

– Всегда такой был, – поддакнул другой голос.

– Ну и скатертью дорожка, – напутствовал третий.

Дорога в Рассветный вела обратно к Медовому лесу и дальше, в другую сторону, так что Ружена надеялась, что увидит родные места. Она не так долго находилась вдали от них, но уже скучала. Однако у Горецвета были другие планы.

– Если пройти чуть вглубь от Василькового мыса, вдоль реки, – сказал он, рассматривая карту, – то будет город Баранов. Оттуда ходит корабль по реке Желудёвой, до Светлого озера. А там пересядем на другой и он доставит нас в городской порт.

Ружена фыркнула.

– Баранов?

– Там огромное хозяйство по разведению овец, – улыбнулся Крив.

Она заметила, что он стал вести себя куда расслабленнее, когда Ведьмин Нос остался позади. По вечерам, когда они останавливались на ночлег под открытым небом, он учил Ружену пользоваться магией. Может, силы у них были разные, но исходили они из одного божественного источника и работали схожим образом.