— Мы живем в промышленном городе, у нас всегда небо не того цвета, — напоминаю ему чисто из упрямства и чтобы дать себе хоть небольшую передышку.

Тяжело вздохнув, Макс лишь крепче меня стискивает.

— Пропаду же я, Мань, — жалуется. Бедненький.

— Да в честь чего ты пропадешь? — отражаю с дурацким смехом, а сама просто шизею от его признаний.

— Да потому что не могу без тебя, говорю же! — отбивает Макс так же громко. — Но ты, видимо, можешь… — Слушая его, толкаю между губ указательный и принимаюсь кусать ноготь. — Не психуй, — отводит от моего рта палец. — Давай мы придем к компромиссу?

— Каким образом? — прищуриваюсь, гоняя взгляд по лицу Потапова.

— Я задам тебе один вопрос, а ты скажешь мне «да», — вкрадчиво сообщает он.

Запрокидываю голову и глубоко вздыхаю.

Намерения Максима уже более, чем очевидны. И в этой связи я целую бурю чувств проживаю. В ее эпицентре, безусловно, вспыхивает радость, но вокруг нее столько мусора в вихрь закручивается — неуверенность, сомнения, упрямство мое патологическое, — что я не в состоянии адекватно отреагировать.

— Ты даже не дал мне возможность попробовать стать своей лучшей версией, прежде чем просить о таком. Вот и кто ты после этого? — отчитываю Макса за скорость, которую он задает нашим отношениям — космическую и пугающую.

— Ну как кто, Мань? — ладонями по талии моей водит, наклоняется, мягко стукается в мой лоб своим и говорит: — Без ума влюбленный в тебя… Скучающий… Хотящий тебя. И ты для меня всегда — лучшая. А если тебя вчера наш разговор напряг, так это я на эмоциях… Делай, что считаешь нужным. Я не буду тебе указывать, чем заниматься и на что тратить свое время, но позволь мне быть рядом, заботиться о тебе, любить тебя и делать это по праву.

Его очередной поток искренности весь воздух из легких выбивает.

Я голову поворачиваю, чтобы хотя бы вздохнуть нормально.

Потапов, как из мультика — его и там, и тут показывают. Он все во мне собой заполонил.

— Мань… Любимая? — шепчет звонко.

— Что?

Сердце ухает. В полнейшем шоке наблюдаю, как он из кармана брюк кольцо достает — золотое, с синим камнем в обрамлении маленьких сияющих кристаллов, без футляра и лишних понтов.

— Что-что? — Взволнованно усмехается. У самого грудная клетка не меньше моего намахивает. — Ты выйдешь за меня замуж?

— Сегодня купил? — на кольцо смотрю.

— Мамино, — выше поднимает и демонстрирует, как в гранях свет переливается. — С темы не съезжай.

— Потапов, блин… — зажмуриваюсь на пике переживаний. — Сегодня Рождество! Кто, вообще, делает предложение в Рождество⁈

— А что такого? Брак — это богоугодное дело.

— Брак… — глаза открываю и тут же в кольцо взглядом упираюсь. — Боже мой…

— Ты не уверена, что хочешь выходить за меня? Или что? — осторожно спрашивает Максим.

— Нет.

— Нет?

— Да, блин, да! — психую, опасаясь, что он не так меня понял.

— Да? — растерянно переспрашивает.

Я снова смыкаю веки, прислушиваюсь к себе, даю нам обоим возможность побыть в этом волшебном моменте, который больше не повторится, а после выдыхаю:

— Да… Я согласна.

Ну а что мне остается?

Сказать, чтобы отстал со своим кольцом? Что я не хочу за него замуж?

Так я же хочу!

— О… Ну круто.

Максим немного притормаживает, получив мое согласие. Видимо, не ожидал, что так быстро его получит. Как будто бы я ожидала. Мы оба не ожидали. И вот, что из этого получилось — на моем безымянном сверкает кольцо его матери.

— Бред какой-то, — озвучиваю свои ощущения.

— Великовато немного, — Максим же кольцо крутит и камень по центру фаланги располагает.

— Оно чудесное… — с дрожью проговариваю, любуясь украшением. — Очень красивое. А как же Алёна Владимировна теперь без своего кольца?

— У нее еще есть. Она сама настояла, чтобы я это взял. Его можно уменьшить, если что.

— Твои знают, — делаю вывод, что Потаповы уже благословили своего сына на это богоугодное дело. — Они в шоке, да?

— Конечно нет, — цокает языком. — Никто не в шоке. Сейчас пойдем твоим скажем, — успокаивает и предлагает: — Поцелуемся, может, уже?

Толком скрепить поцелуем наше решение не даю. Как только мне возвращают губы, сразу спрашиваю:

— Максим, мы же не торопимся?

— Да мы уже на несколько лет опаздываем, Мань.

— Думаешь?

— Уверен.

— Ну вот какая из меня жена?

— Как какая? Любимая.

— Ты долбанулся… Ты сошел с ума… — часто и быстро дыхание перевожу. — Ты меня рофлишь, да?

— Ничего подобного. Я максимально серьезен. И так трезво я еще не мыслил. Но ясность ума — это тут, Маня, — он по виску себя стучит. — А в остальном я торчу по тебе и такие приходы сейчас ловлю, ты бы только знала.

У Максима совершенно очаровательный вид. Верхняя часть скул порозовела. И зрачки по пять копеек, как будто он реально чем-то обдолбался. Но это неудивительно, ведь сама переживаю ровно такое же состояние: лицо горит, а в груди жарко, сладко и тесно.

— Ты хоть понимаешь, на что подписываешься? — с непривычки большим пальцем кручу на безымянном колечко.

— На долго и счастливо.

— Пф… Удачи, — улыбаюсь. — Надеюсь, ты не ждешь, что взяв твою фамилию, я стану белой и пушистой?

— Нет. Не жду. Белая и пушистая — не про тебя. Ты как алая роза, Мань, знаешь… Яркая, колючая, но и нежная.

— Я нежная?

— Ещё какая… Нежности нежнее я даже не представляю.

Максим берет в ладонь мою правую руку и целует в центр тату — красный бутон.

— Просто ты ко мне не объективен.

Тяну наши руки к своим губам и проделываю с его кистью то же самое.

— Просто я тебя очень сильно люблю.

— И я тебя, Максим… Тоже… Очень. Очень-очень… Как любила, так и люблю.

И тогда он хрипло просит:

— Ещё скажи…

— Я люблю тебя… — за шею его тесно обнимаю. — Люблю, слышишь? Люблю… Я… Я столько всего чувствую… Я как будто проснулась… — шепчу в его гладкую и божественно пахнущую лосьоном щеку. — Я как будто… вернулась… К себе… С тобой я к себе вернулась… Я не знаю, как объяснить…

Отстранившись, Максим с особой выразительностью меня рассматривает.

— Я знаю, Мань, я вижу, — и сам краснеет от удовольствия.

Вопрос риторический, моей реакции не требует. Оба замолкаем. Целуемся, обнимаемся и так несколько потрясающих тихих минут проводим, пока в дверь тактичный стук не раздается:

— Молодежь, у вас все хорошо? — мама беспокоится.

— Да, мам! — отбиваю бодро. — Мы сейчас!

Толкаю от себя Макса. Букет ему вручаю, чтобы пошел в воду поставил и моих успокоил, а то мало ли, что они там думают. Сама ненадолго в ванной укрываюсь, ополаскиваю холодной водой лицо, втыкаю в зеркало, собираюсь с духом и минут через десять присоединяюсь ко всем в большой комнате за накрытым столом.

— Вот она… Невеста, — комментирует папа мое появление.

Макс поднимается, усаживает меня на соседний стул и поясняет, что я пропустила:

— Мань, прости, но я им всё уже сказал. Как-то само получилось.

Замечаю мамин красноречивый взгляд, который она дарит кольцу.

— Ладно, — снова краснею и тянусь к ложке, торчащей из салатника. — Раз вы тут без меня обо всем порешали, давайте есть.

— Слыхал? — весело прыскает смехом папа, обращаясь к Максу. — Сказала, как отрезала. А посмотрела? Как собака Баскервилей.

— Зашибись у невесты резюме, — ворчу, отправляя на тарелку салат из овощей. — Спасибо, пап.

И Макс подхватывает:

— Да, действительно. Спасибо вам за дочь, Анатолий Петрович, Татьяна Ивановна… Маша — она удивительная.

— Передай, пожалуйста, бутер, — на тарелку с бутербродами с красной рыбой киваю. Ну не люблю я, когда меня при мне обсуждают. Макс не тушуется, подает мне блюдо, и я беру свой бутерброд. — Благодарю.

— Ох и намаешься ты с ней, Максимка, — сквозь смех вздыхает папа. — Помяни моё слово.

— Толя! — осаждает его мама.

— А что? Ты говоришь, в меня она. Это она в тебя! Вот посмотри, один в один.