"Сладкий городок" и изнутри, и снаружи покрыли слоем самых жизнерадостных красок вперемешку с нуарными фигурками многоэтажек и их жителями. Лицом магазинчика считался парадный вход – по классике величественные дубовые дверцы с кольцами – вылитыми пончиками с посыпкой и изюмом. По бокам от пути в мир сладких грëз и неприятных болезней, вызванных теми же сладостями, поставили толстущие витрины. Именно к ним и незаметно пододвинулся Гринбейл и стал любоваться последними шедеврами кулинарии.

За мытым сотни раз показным стеклом лежали бесспорные деликатесы, о которых мечтали те же одноклассники Томаса. Аппетитнейшие торты разнородных форм, ароматов и вкусов, едва попадая на глаза прохожих, начинали преследовать их в кошмарах, изменяя людоеда из кошмаров на весьма вредное мучное изделие, и вот уже невообразимо-неотразимый плотоядный торт ползёт за вами с желанием добавить мясную начинку. "Что за бред?" — поинтересуетесь вы, а я с ухмылкой отвечу. — "Так и работает продвижение товара".

Очнитесь и поднимите веки: перед вами раскинулось то, чего вам явно не хватало в жизни – карамельная сдобная долина, вызывающая не только диабет или слипание органов, но и минуты удовольствия, возможно, последние. Перед вами проплывает поблескивающий на лучах заходящего солнца корабль, а что же справа по курсу? Ничего себе – целый пряничный дворец, таящий в себе лишь восхищённые ахи и охи, голодные, алчные вздохи!

За показным стеклом с правой стороны в центре возвышался чисто-белый торт-снеговик – самое оно в грядущий зимний период. Он был громоздким, размером с подростка. Взять, например, Томаса. Так он бы утонул в съедобном снегу.

Недоснеговик улыбался горожанам, вглядывался в их лица с помощью съедобных пуговичек чернильного цвета и словно махал кривыми ручками-ветками, изготовленными из хвороста – обжаренного печенья из пресного теста, нарезанного полосками и посыпанного сладкой пудрой. По мнению взрослых, вещь довольно вкусная и сносная. Перед сказочным тортом на блестящем в свете витринного фонаря овальном медном подносе лежали так называемые “сосульки”. Это тонкие сахарные колпаки трёх разных размеров и ценников. Представьте, что всего лишь одной купленной “сосульки” хватало на то, чтобы успокоить рыдающего младенца и не только его, разве не чудесно? Колпак с ароматом мяты успокаивал бешеных котов, дерущихся насмерть, а вот колпак с запахом прибыли заставлял бизнесмена или предпринимателя смягчаться и смеяться над ошибками работников, к неудаче, оказавшихся в казусном положении. Правда, когда “сосулька” заканчивалась, за выговором следовало лишение премии, звания полезнейшего работника или увольнение.

Знали бы вы, как красиво выглядела сама кондитерская! В малейших её финтифлюшках, детальках, вычурностях и украшениях виделось нескрываемое дизайнерское мастерство. “Сладкий городок” привлекал взгляд всякого прохожего и помимо голодной слюны вызывал у него или у неё желание зайти внутрь. На витринах помимо исполинских снеговиков, дворцов и кораблей будто парил снег, что ещё не успел выпасть на улице, неизвестно откуда падали увесистые снежинки несхожие по формам и узорам. Не секрет, что белые сугробы работники создали с помощью сладкой ваты и воздушного зефира, а снежинки выбили мастера-плотники из остывшей прозрачной карамели и сконструировали механизм, который опускал десерты-украшения, затем незаметно поднимал их, и всё повторялось снова в бесконечной, не нужной почти никому механической работе, ведь взоры публики в основном устремлялись к сластям.

Снег ожидался уже завтра, а это значило, что и до Дня Объединения, великого праздника, оставалось совсем немного – день с лишним, а это, в своё время, означало приход Хлада – наиболее прохладного месяца из всех. Вернее было указать “приход Хлада” до наступления “Дня Объединения”, однако от меня подобного ожидать не стоит.

С поры революции люди отмечали данный праздник ежекружно, собирались у тёплого домашнего очага, накупали вкусностей в кондитерских по типу “Сладкого городка”, ставили в гостиных идеальные и не очень ели, что в народе считались символом стремления к счастливому будущему и попросту приносящими удачу. А вот чем деревце наряднее, краше и выше, тем конфетнее считался следующий круг.

— Эй, ты! — донёсся до Томаса чей-то недовольный окрик. — Чего это ты тут шляешься?

Из приоткрытой двери вылезла кудрявая голова милого дядюшки, на милого совсем не походящего. Его лицо исказилось в недовольстве, а широкие пальцы в серых тканевых перчатках непроизвольно сжались в кулаки. Мистер явно был не в настроении. Гринбейл обернулся назад, но не увидел за спиной какого-нибудь подозрительного чудака. Тем чудаком являлся он, ведь пухлый мужчина уставился на него.

— Вы это мне, сэр? — уточнил Томас. — Но я ничего такого не сделал!

— Во именно, бедняк! — гневно рявкнул владелец кондитерской. — Ты нелепо выпучил свои глаза и отпугиваешь моих покупателей уже как пять минут! Проваливай отсюда и без денег даже к витринам не приближайся! Понял, нищеброд?

Вокруг послышались едкие смешки, и Гринбейл понуро повесил голову. Мальчик и его бабушка не были настолько богаты, как окружающие, поэтому не могли позволить себе и единую “сосульку” – уж слишком у неё была высокая цена, как и у остальных конфет. Однако без сладкого Том вовсе не оставался – Аделия брала всякие-разные ингредиенты у известных только её подруг и создавала чудеса кулинарии прямо на домашней кухне. Точнее, в гостиной, потому что домишко, в котором влачили своё существование Гринбейлы отнюдь не являлся новым и комфортабельным, как личная загородная дача или обустроенная квартира. Оставшаяся от еженедельных карманных денег бронзовая монетка, дожидающаяся, когда её используют понапрасну, на момент заставила мальчонку застыдиться собственной бедности.

— Ты меня понял, оболтус? — сквозь зубы процедил злобный мужчина.

— Да, господин Чокк, я вас понял, — не остался в долгу Томас. — Отныне я не приближусь к вашей забегаловке для напыщенных индюков.

— Какой нахал! — фыркнул господин Чокк и удалился восвояси.

После тех слов кудрявый мальчишка поплелся дальше – вернулся на полдома назад, кинув прощальный и обречённый взгляд на сказочные витрины, и попал на Терриякки.

Скромный сквер без кустов или деревьев неподалёку от Площади Свободы часто полнился прохожими или попрошайками, дымящими мистерами и мадам. Последние чаще всего восседали на полуразломанных скамейках ближе к позднему вечеру и обсуждали проблемы современного общества и новости прошедшего дня. Проходя мимо двух усатых и ухоженных джентльменов, Гринбейл прислушался к разговору. Вдруг в Короне произошло что-нибудь любопытное? Вдруг чья-нибудь тёща снова вышвырнула мужа дочери из окна?

— Господин Н, — начал первый. — Вы слышали новость о новом заводе братьев Бейтсов? Я не полагал, что они будут расширяться и дальше.

— Согласен с вами, господин П. — причмокнул второй. — Совершенно не понимаю, куда им столько заводов, если жуки могут есть мусор и в одной огромной комнатушке.

— А читали ли вы новость о том, что уже в первый день Хлада на Онфост обрушится жуткий шквал? — поинтересовался первый.

— Естественно, господин П, я в курсе грядущего события, — похлопал первого по плечу второй. — Разве могут быть сомненья, что метель уже в пути? Скоро всех нас вечером накроет, успеем завтра ли домой часам к пяти?

Томас ускорил шаг. Он обрадовался новости: скорее всего, послезавтра из-за непогоды он не пойдёт в школу и не встретит кислую рожицу Миссис Одри Крунсберг. Не радость ли это?

Выскочив из пустынного сквера, Гринбейл повстречал толпу дамочек в тёмно-зелёных устаревших платьях и синих чепчиках. Хор из старушек тепло напевал душевную песню, благодаря которой кудрявый мальчишка позволил себе улыбнуться. Не искусственно, как делают многие взрослые, а искренне, ведь какой смысл от лживых улыбок? Разве они помогают своим хозяевам почувствовать настоящее счастье?

— Каждый хочет найти своё счастье, — старались донести старушки. —