Я набрал номер родителей. Видеозвонок.

На экране появилось знакомое, уютное лицо мамы, она тут же засуетилась.

— Андрюша! Как ты? Ты такой бледный! Ты хорошо ешь? Может, приехать, привезти тебе борща?

— Все хорошо, мам, правда, — я даже не пытался скрыть улыбку на лице. — Просто много работы. Папа дома?

Картинка сместилась, и я увидел отца. Он сидел в своем неизменном, продавленном кресле, возле окна. Старый инженерный дневник лежал у него на коленях, как верный пес.

— Привет, пап!

Он медленно повернул голову. Его взгляд, как всегда, был пронзительным, сканирующим, оценивающим не внешность, а внутреннюю структуру.

— Задачка? — коротко спросил он улыбнувшись.

Я кивнул, стараясь придать голосу максимальную небрежность, словно это была пустяковая мысль, случайно пришедшая в голову.

— Да так… по работе столкнулся со старыми чертежами, еще советской школы. И вспомнил, ты рассказывал про своего коллегу… Лазарева. Валентин, кажется. Гений, говорил. А у него ведь дочка была… Кира, вроде? Не знаешь случайно, как она, кем стала?

На лице отца произошло нечто невероятное. Впервые за долгие месяцы, а может, и годы, его строгие черты смягчились, и в уголке губ появилась тень теплой, искренней улыбки. Он смотрел не на меня. Он смотрел в прошлое.

— Валентин… — он произнес это имя с глубоким уважением. — Он был не просто коллега, Андрей. Он был поэт. Поэт от инженерии. Единственный, кто понимал, что в правильно спроектированной системе есть своя музыка, своя поэзия. Остальные видели лишь шестеренки и провода. Мы с ним… мы видели душу механизма.

Он помолчал, видимо погруженный в воспоминания.

— А Кирочка… — он снова улыбнулся. — Невероятно одаренная девочка. Я помню, как она, совсем кроха, лет пяти, сидела у Валентина в мастерской и из шестеренок старых часов собирала какие-то невероятно сложные конструкции. Мы с ним тогда уравнения движения спутника обсуждали, так она, представляешь, влезла в разговор и не только слушала, но и вопросы задавала, в пять лет то! Валентин тогда так гордился… — Отец вздохнул. — Она унаследовала его дар. Умение не просто строить, а слушать систему.

Он снова посмотрел на меня, и его инженерный взгляд, казалось, видел не только меня, но и ту невидимую связь, которую я только что обнаружил.

— Жаль, что они уехали. После того, как его проект закрыли, он ушел из КБ. Куда-то на Урал, в закрытый город. С тех пор и не виделись.

Подтверждение. Моя безумная гипотеза оказалась получила еще одно подтверждение. Сердце забилось чаще. Нужно было попробовать.

Поблагодарив родителей и пообещав маме, что я «обязательно хорошо поем», я завершил звонок.

Пальцы летали над клавиатурой, я уже писал сообщение в личный чат с Кирой. Прямой вопрос был бы слишком грубым, слишком бестактным. Я хотел сначала проверить и удостовериться.

[Маркус]: «Кира, я тут анализировал паттерны старой инженерной школы, на которых основаны некоторые системы „НейроВертекса“. У меня гипотеза, что их основы были заложены еще в советских КБ. Например, в работах таких инженеров, как Валентин Лазарев и Игорь Воронцов, которые занимался нелинейной механикой. Ты случайно не знакома с их наследием?»

Я нажал «Отправить». И стал ждать. Ответ пришел не сразу. Прошла минута. Две. Я почти физически ощущал ее затягивание, ее попытку обработать этот неожиданный, невозможный запрос.

Наконец, сообщение пришло. Оно было лишено ее обычной технической сухости, в нем сквозила растерянность.

[Шестеренка]: «Валентин Лазарев… мой отец. Откуда ты…»

Лед между нами треснул. Это был не просто тиммейт, не просто «эффективный актив». Это был человек, с которым у меня было нечто общее, нечто куда более глубокое, чем квесты и лут. Наши отцы, два гения из ушедшей эпохи, инженеры-поэты, говорили на одном языке.

И теперь, похоже, нам, их детям, предстояло закончить их разговор.

[Маркус]: «Да так, я вот успел заметить, что твоя фамилия Лазарева. И даю небольшую подсказку, мое отчество Игоревич. А фамилию ты должны была видеть в чатике — Воронцов»

Это было невероятно, тот самый один шанс на миллион.

Мы перекинулись еще парой фраз и Кира убежала звонить своему отцу, договариваться о совместном созвоне в рамках восстановления старой дружбы из прошлого века.

Настроение резко скакнуло вверх на десяток пунктов.

Один, в тишине своей квартиры, я не мог унять наростающий зуд. Не тревогу, не страх, а тот самый исследовательский зуд. Информация, полученная от отца, подтвердившая мою догадку о Кире, лишь разожгла любопытство. Два инженера из старой советской школы, две родственные души, создавали системы на одном и том же, фундаментальном уровне. И теперь мы, их дети, встретились в цифровом мире, построенном на тех же принципах. Необъяснимое стечение невероятных обстоятельств!

Но мне было на что переключить себя здесь и сейчас.

Туториал. Моя лаборатория. Мой личный полигон для экспериментов над ИИ.

Я чувствовал, что еще не до конца понял его замысел.

Я разгадал один слой, но под ним наверняка был другой, еще более глубокий.

Решение было принято мгновенно. Этерия сейчас отходила на второй план — команда взяла паузу. А это означало, что у меня было время. Время для чистого, незамутненного исследования.

Я снова опустился в нейро-интерфейсное кресло.

Создание нового персонажа стало отработанной рутиной.

Имя: Маркотвинк-12

Класс: Не доступен

Уровень: Не доступен

Я был пустым сосудом. Инструментом. Одноразовым зондом, который не жалко было потерять в неизведанных глубинах. Я погрузился, ожидая увидеть привычную, стерильную пустоту начальной симуляции.

Процедура обхода скриптов была отработана до автоматизма. Я знал тайминги с точностью до сотой доли секунды.

Знал слепые зоны в архитектуре. Знал последовательность.

Действие первое: Грузовик. Тридцать пять секунд на подход, шаг в сторону, в слепую зону заложенного дверного проема.

Действие второе: Кондиционер. Квадрат у витрины. Два шага вперед, один назад.

Но уже на втором маркере что-то пошло не так. Мир «моргнул».

Это было не то едва заметное подрагивание, которое я видел раньше. Это был полноценный системный сбой. На долю секунды изображение замерло, посыпалось цветными артефактами, а затем снова собралось воедино.

Я оказался в «ожившем» инстансе. Но не в том, который я пробуждал сам. Этот был… другим.

Воздух казался плотнее, звуки — глубже. И я был в нем уже не один.

На другой стороне улицы стояла еще одна фигура. Игрок. Ее ник, выведенный простым, без изысков шрифтом, гласил:

Имя: Алтея

Класс: Не доступен

Уровень: Не доступен

Она была одета в простую дорожную одежду, практичную и неброскую, но в ее движениях не было растерянности человека, впервые попавшего в VR. Она не была похожа на новичка. Она двигалась с тихой, сосредоточенной уверенностью. Она не бежала к перекрестку. Она не искала трансформаторную будку. Она игнорировала всю известную мне мету Туториала.

Ее действия были странны, нелогичны с точки зрения любого гайда.

Она подошла к NPC-старушке, которая всегда сидела на одной и той же скамейке, — часть статичного пейзажа, декорация. Я десятки раз проверял ее — у нее не было ни диалоговых веток, ни триггеров. Она была просто текстурой. Алтея что-то тихо сказала ей. И старушка, эта живая декорация, медленно повернула голову и… кивнула.

Я увидел очередной сбой в отлаженной системе Туторила, но в этот раз, инициированный уже не мной.

Затем Алтея сделала нечто еще более странное. Она подошла к слегка покосившемуся фонарному столбу — еще одной детали окружения, которую я давно занес в категорию «неинтерактивный мусор». Она приложила к его основанию руку. Я активировал [Взгляд Аналитика] на полную мощность. Я не мог применять навык на персонажа, но мог применить его на объект воздействия.