Утихни, друг. Прохладен чай в стакане. Осыпалась заря, как августовский тополь. Сегодня гребень в волосах — Что распоясанные кони, А завтра седина, как снеговая пыль. Безлюбье и любовь истлели в очаге. Лети по ветру стихотворный пепел! Я голову – крылом балтийской чайки На острые колени Положу тебе. На дне зрачков ритмическая мудрость — Так якоря лежат В оглохших водоемах, Прохладный чай (и золотой, как мы) Качает в облаках сентябрьское утро. Ноябрь 1920 Дмитрий Мережковский
«Пощады я молю! Не мучь меня, Весна…» Пощады я молю! Не мучь меня, Весна, Не подходи ко мне с болезненною лаской И сердца не буди от мертвенного сна Своей младенческой, но трогательной сказкой. Ты видишь, как я слаб, – о сжалься надо мной! Меня томит и жжет твой ветер благовонный. Я дорого купил забвенье и покой, — Оставь же их душе, страданьем утомленной… 1886 «В небе, зеленом, как лед…» В небе, зеленом, как лед, Вешние зори печальней. Голос ли милый зовет? Плачет ли колокол дальний? В небе – предзвездная тень, В сердце – вечерняя сладость. Что это, ночь или день? Что это, грусть или радость? Тихих ли глаз твоих вновь, Тихих ли звезд ожидаю? Что это в сердце – любовь Или молитва – не знаю. <1909> Голубое небо Я людям чужд и мало верю Я добродетели земной: Иною мерой жизнь я мерю, Иной, бесцельной красотой. Я верю только в голубую Недосягаемую твердь. Всегда единую, простую И непонятную, как смерть. О, небо, дай мне быть прекрасным, К земле сходящим с высоты, И лучезарным, и бесстрастным, И всеобъемлющим, как ты. «Как наполняет храм благоуханье…» Как наполняет храм благоуханье Сожженных смол, Так вересков наполнило дыханье Вечерний дол, И сладостно, как бред любви, жужжанье Декабрьских пчел. <1912> Не-Джиоконде И я пленялся ложью сладкою, Где смешаны добро и зло; И я Джиокондовой загадкою Был соблазнен, – но то прошло; Я всех обманов не – таинственность, Тщету измен разоблачил; Я не раздвоенность – единственность И простоту благословил. Люблю улыбку нелукавую На целомудренных устах И откровенность величавую В полумладенческих очах. Люблю бестрепетное мужество В пожатье девственной руки И незапятнанное дружество Без угрызенья и тоски. Я рад тому, что ложью зыбкою Не будет ваше «нет» и «да». И мне Джиокондовой улыбкою Не улыбнетесь никогда. 1913 Одиночество в любви Темнеет. В городе чужом Друг против друга мы сидим, В холодном сумраке ночном, Страдаем оба и молчим. И оба поняли давно, Как речь бессильна и мертва: Чем сердце бедное полно, Того не выразят слова. Не виноват никто ни в чем: Кто гордость победить не мог, Тот будет вечно одинок, Кто любит, – должен быть рабом. Стремясь к блаженству и добру, Влача томительные дни, Мы все – одни, всегда – одни: Я жил один, один умру. На стеклах бледного окна Потух вечерний полусвет. — Любить научит смерть одна Все то, к чему возврата нет. «Ослепительная снежность…» Ослепительная снежность, Усыпительная нежность, Безнадежность, безмятежность — И бело, бело, бело. Сердце бедное забыло Всё, что будет, всё, что было, Чем страдало, что любило — Всё прошло, прошло, прошло. Всё уснуло, замолчало, Где конец и где начало, Я не знаю, – укачало, Сани легкие скользят, И лечу, лечу без цели, Как в гробу иль в колыбели, Сплю, и ласковые ели Сон мой чуткий сторожат. Я молюсь или играю, Я живу иль умираю, Я не знаю, я не знаю, Только тихо стынет кровь. И бело, бело безбрежно, Усыпительно и нежно, Безмятежно, безнадежно, Как последняя любовь! 10 января 1906, Иматра Весеннее чувство
С улыбкою бесстрастия Ты жизнь благослови: Не нужно нам для счастия Ни славы, ни любви, Но почки благовонные Нужны, – и небеса, И дымкой опушенные Прозрачные леса. И пусть все будет молодо, И зыбь волны, порой, Как трепетное золото, Сверкает чешуей. Как в детстве, все невиданным Покажется тогда И снова неожиданным — И небо, и вода, Над первыми цветочками Жужжанье первых пчел, И с клейкими листочками Березы тонкий ствол. С младенчества любезное, Нам дорого – пойми — Одно лишь бесполезное, Забытое людьми. Вся мудрость в том, чтоб радостно Во славу Богу петь. Равно да будет сладостно И жить, и умереть. |
