Мирра Лохвицкая «Если прихоти случайной…» Если прихоти случайной И мечтам преграды нет — Розой бледной, розой чайной Воплоти меня, поэт! Двух оттенков сочетанье Звонкой рифмой славословь: Желтый – ревности страданье, Нежно-розовый – любовь. Вспомни блещущие слезы, Полуночную росу, Бледной розы, чайной розы Сокровенную красу. Тонкий, сладкий и пахучий Аромат ее живой В дивной музыке созвучий, В строфах пламенных воспой. И осветит луч победный Вдохновенья твоего Розы чайной, розы бледной И тоску и торжество. 1896–1898 «Твои уста – два лепестка граната…»
Твои уста – два лепестка граната, Но в них пчела услады не найдет. Я жадно выпила когда-то Их пряный хмель, их крепкий мед. Твои ресницы – крылья черной ночи, Но до утра их не смыкает сон. Я заглянула в эти очи — И в них мой образ отражен. Твоя душа – восточная загадка. В ней мир чудес, в ней сказка, но не ложь. И весь ты – мой, весь без остатка, Доколе дышишь и живешь. 1899 «Я не знаю, зачем упрекают меня…» Я не знаю, зачем упрекают меня, Что в созданьях моих слишком много огня, Что стремлюсь я навстречу живому лучу И наветам унынья внимать не хочу. Что блещу я царицей в нарядных стихах, С диадемой на пышных моих волосах, Что из рифм я себе ожерелье плету, Что пою я любовь, что пою красоту. Но бессмертья я смертью своей не куплю, И для песен я звонкие песни люблю. И безумью ничтожных мечтаний моих Не изменит мой жгучий, мой женственный стих. 1898 Свет вечерний Ты – мой свет вечерний, Ты – мой свет прекрасный, Тихое светило Гаснущего дня. Алый цвет меж терний, Говор струй согласный, Все, что есть и было В жизни для меня. Ты – со мной; – чаруя Радостью живою В рощах белых лилий Тонет путь земной. Без тебя – замру я Скошенной травою, Ласточкой без крылий, Порванной струной. С кем пойду на битву, Если, черной тучей, Грозный и безгласный Встанет мрак ночной? И творю молитву: «Подожди, могучий, О, мой свет прекрасный, Догори – со мной!». 1902–1903 Анатолий Мариенгоф «Ночь, как слеза, вытекла из огромного глаза…» Ночь, как слеза, вытекла из огромного глаза И на крыши сползла по ресницам. Встала печаль, как Лазарь, И побежала на улицы рыдать и виниться. Кидалась на шеи – и все шарахались И кричали: безумная! И в барабанные перепонки вопами страха Били, как в звенящие бубны. 1917 Тучелёт 1. Из чернаго ведра сентябрь льёт Туманов тяжесть И тяжесть вод. Ах, тучелёта Вечен звон О неба жесть. 2. Язык Не вяжет в стих Серебряное лыко, Ломается перо – поэта верный посох. Приди и боль разуй. Уйду босой. Приди, чтоб увести. 3. Благодарю за слепоту. Любви игольчатая ветвь Ты выхлестнула голубые яблоки. Сладка мне темь закрытых зябко век, Незрячие глаза легки. Я за тобой иду. 4. Рука младенческая радости Спокойно крестит Белый лоб. Дай в веру верить. То, что приплыло Теряет всяческую меру. Август 1920 «На каторгу пусть приведет нас дружба…» На каторгу пусть приведет нас дружба, Закованная в цепи песни. О день серебряный, Наполнив века жбан, За край переплесни. Меня всосут водопроводов рты, Колодези рязанских сел – тебя. Когда откроются ворота Наших книг, Певуче петли ритмов проскрипят. И будет два пути для поколений: Как табуны пройдут покорно строфы По золотым следам Мариенгофа И там, где, оседлав, как жеребенка, месяц, Со свистом проскакал Есенин. Март 1920 «Утихни, друг. Прохладен чай в стакане…»
|
