С такой поддержкой я не опасался, что мне придётся отправляться к манулам. Да и тот, кто задумал эту подлянку, тоже наверняка знал расклад и рассчитывал на первую реакцию Василия Матвеевича, чтоб подмочить репутацию Кошанских. Как говорится, пустячок, а приятно.

Только наши не особо башковитые и дальновидные родственники Фома и Акакий устроили пирушку в своём доме в пригороде Хомячинска, о чём нам тут же доложили наши слуги. Сплетни по губернии распространялись так же быстро, как и в академии, хотя расстояния были не самые маленькие.

Следующие два дня прошли в ожидании подтверждения от Назара, что он передал мои письма Двоехвостову, известий от князя и в сборах. Ехать хотела вся семья. Бабушка рвалась в Мяуславль на встречу со старинной подругой, бывшей в молодости фрейлиной Императрицы и сохранившей добрые отношения с матушкой нынешнего Государя. Бабуля собиралась основательно даже на чаепитие к соседке, что ж говорить о посещении столицы, где бабушка не была с прошлой осени.

Вечером накануне поездки мы ужинали вместе с Яроцапом, который утром намеревался отправиться в Китовск. Там проводил учения фельдмаршал Кыс-Котовский, один из самых влиятельных чинов в армии. Едва внесли сыр, как нам доложили о гонцах из столицы. Папенька велел вести их прямо в столовую. И перед нашими взорами предстали Чижик и Назар. Слуга привёз конверт от Двоехвостова, а Андрюша — свидетельство от нашего ректора о большом значении для министерства просвещения моей научной и преподавательской детальности и ходатайство от министра о возвращении меня в академию.

Мы усадили Чижика за стол, и я распечатал письмо от Императорского деда.

«Дорогой Васенька. Не тужи и не бойся. Все будет хорошо. Ты приписан к резерву Двора Его Императорского Величества, и Третьему отделению до тебя уже не допрыгнуть, пусть их начальники хоть друг дружке на плечи встают. Прилагаю дубликат грамоты об этом, а то подруга дражайшей бабушки твоей Пульхерии Когтевладовны, княгиня Пушелапова, сегодня с боем прорывалась во дворец и напугала мурляндского посла почти до полуобморока, громко описывая, как собирается четвертовать главу Третьего отделения Длинноухова. Думаю, хомячинское отделение не сообщит вам ничего до дня предполагаемого отъезда, а то и изобразит, что депеша из столицы затерялась в пути. За необычным назначением ожидаемо стоит Мурков — мстит за испуг на комиссии за твой дар. В общем, если тишина, то в дату своего предполагаемого отъезда на юго-восток смело заявляйся в ваше отделение и снимайся с учёта. А затем добро пожаловать в столицу. Есть к тебе разговор, но уже личный.

P. S. Аннушка просила передать тебе привет».

Я прочёл вслух всё, кроме постскриптума.

— Благодарение Котоматери! — шумно выдохнула бабушка. — Но в Мяуславль поехать придётся, пусть и не завтра. Отвезу сердечное спасибо да наливочку нашу семейную Дашеньке Пушелаповой. Настоящая подруга!»

— Откуда ректор узнал о моих проблемах? — я был очень удивлён.

— Мальков написал, он же из Хомячинска. Ректор бумаги справил, велел верного гонца найти. А инспектор ко мне, я как раз дела сдавал. Говорит: «Знаю, вы дружбу с Василием Матвеевичем водите. Вот и мчитесь к нему». Ну я и поехал. Четырёх козлов в дороге поменял.

— Спасибо, друг, — улыбнулся я ему, а затем повернулся к отцу, — это Андрей Чижиков, я хотел бы его видеть моим доверенным лицом.

Папенька удивился и обрадовался. Мы с ним как-то обсуждали этот вопрос, но без деталей. Поскольку Чижик обладал счастливым свойством располагать к себе котов, после ужина бабушка самолично отвела его в гостевую комнату. Андрюша с ног валился от усталости.

Двоехвостов был прав: чиновники не спешили сообщать мне о новом назначении, но уже в полдень к нам заглянул секретарь губернатора с доброй вестью о моём переводе в Императорский резерв.

На радостях папенька решил принять приглашение наших ближайших соседей Окуньковых на их садовую вечеринку.

— Пусть все знают, что нас выпад Муркина не напугал. Может, и Синичкин там будет, посмотрю в его бесстыжие глазёнки.

Мне не особо хотелось ехать, но не мог же я разочаровать отца. Заодно вспомнил оды Чижика холостяцкой свободе и о начале охотничьего сезона на мужей, гадко усмехнулся и попросил Андрюшу сопровождать меня.

На морде Чижика нарисовалось отвращение.

— Лучше к манулам! — гордо объявил он.

— Оберегай Васю, — шепнул ему на ухо Кысяцкий, — мало ли какую ещё штуку «М» придумают.

В общем, нагрянули к Окуньковым мы всей толпой. По мордам присутствующих, когда мы только вошли в зал, можно было сразу определить наших сторонников и недоброжелателей. Неприятно удивились Акакий и его компании. Кажется, они ещё пребывали в сладких надеждах, что меня ушлют на кордон и вторая очередь наследства настанет быстро.

Нас радушно приветствовала хозяйка дома, Чижика и меня тут же перепоручила своим дочерям. Я представил барышням Андрея Валерьевича, который очень правдоподобно изображал Онегина, хоть стопроцентно Пушкина не читал.

— Ах, мы были так возмущены, когда услышали, что вас на границу послать решили! — кокетливо прижала лапки к груди Ольга, младшая Окунькова. — Ну куда порядочному коту к варварам?!

Я лишь беззаботно улыбнулся ей: «Куда бы нас ни бросила судьбина…»

С деловым видом к нашей компании приблизился уже переваривший новость Акакий под лапку с Леночкой. Она что-то жарко говорила ему. А затем её квакающий смех заставил нас прижать уши. Акакий в ответ довольно хохотнул и повернулся ко мне.

Судя по сосредоточенному виду родственника, он собирался обратиться к магии, я неоднократно наблюдал подобную мину у Яроцапа, когда он показывал мне тот или иной приём. Меня самого, когда я пытался выпустить фаербол, перекашивала жуткая гримаса, словно я страдал многодневным запором. У кузена морда была чуть попроще.

Вообще, правила приличия предписывали не использовать магию на приёмах и обедах, да и не тратить силу попусту. Но некоторым закон не писан, как известно. Я проследил за напряженным взглядом Акакия — его внимание было приковано к моему помпону. Вот придурок! Я не стал мешкать. И в секунду испортил ему всю потеху, воспользовавшись гасителем. А затем не без злорадства наслаждался «страданиями юного Вертера». Напрасные попытки вызвать огонь привели к смятению, сменившемуся раздражением, которое стремительно переросло в панику. Акакий не умел скрывать свои эмоции, они прекрасно читались на его бело-чёрной морде. Леночка недовольно скривилась. Она была разочарована и что-то сердито зашипела на ухо своему кавалеру, а затем направилась к другому гостю и тихо заговорила с ним. На мундире нового фаворита, как и у Акакия, была нашивка огневика.

Однако и тот товарищ попал в радиус действия моего гасителя, так что после пары бесполезных усилий он тоже впал в растерянность и покинул общество, чтоб разобраться со своими способностями. «Беги, негр, беги!» — хмыкнул я: ещё часа два бедняга не выдавит из себя ни капли магии.

В этот момент мне удалось поймать раздосадованный взгляд Леночки — она была разочарована. Видимо, это должно было стать местью за поруганный рассказ. Я улыбнулся кошке всеми клыками, давая понять, что заметил её манёвры. Барышня зависла, потом «сложила два и два»: до неё дошло, что не просто так огневики не сумели воспользоваться даром. Она взвизгнула, подхватила юбки и разве что не галопом ринулась к своему папеньке, распивавшему вино в другом конце зала.

Андрюша подпирал столб с видом святого мученика, рядом кокетничала Ольга, а тощий полосатый котяра бросал на них яростные взоры. «Вот только сцен ревности нам не хватает! Или дуэли Онегин — Ленский!» Накаркал!

К брошенному Леночкой Акакию подошёл какой-то надменный кот вельможного вида и увёл на балкон. Этого гордеца или кого-то очень похожего на него я встречал на Династической комиссии. «Значит, скоро последует новая гадость», — вздохнул я. И не ошибся.

Акакий вернулся через десять минут, одёрнул мундир, подтянул ремень и решительно направился ко мне. Набрал полную грудь воздуха, будто планировал сказать речь, и вдруг плюнул на мой помпон. Откровенно говоря, он промахнулся, но намерение его было более чем ясным. Я оторопел от такой наглости. Да и все окружающие нас коты и кошки застыли каминными статуэтками.