«Дай бог, чтобы и дальше все было хорошо, а пока что жена нашего Банварилала прямо как куколка!»

— Сухагванти, — окликнула свекровь.

Невестка с трудом поднялась с кровати и упрекнула старуху:

— Что же вы все сами делаете, позвали бы меня.

Дханванти развязала узелок на конце покрывала, достала щепотку толченого сухого амла[33] и высыпала невестке на ладонь.

— Вот. Запей горячим молоком. Это полезно в твоем положении.

Сухагванти выпила молоко, поставила стакан.

Свекровь помогла ей снова лечь в постель и начала умело разминать ей руки и плечи. Сухагванти лежала, расслабив все мышцы, и молча смотрела на старуху.

— От Средней ничего не слышно, мама? — спросила она через несколько минут. — Сардарилал сегодня вечером должен был вернуться.

— Наверное, теща уговорила на денек задержаться. В конце концов, не так уж часто он бывает там.

Помолчав немного, Дханванти неуверенно спросила:

— А что ты думаешь о Митро? Вы с нею уже года два знакомы, как ты скажешь — есть правда в том, что о ней болтают?

Сухагванти села в постели, судорожно втянула в себя воздух и уставилась на свекровь:

— Мы люди маленькие… умишко куцый у нас… как мы можем судить… Средняя невестка у нас с характером, а что в ней черное, что белое — кому это дано понять? Одной ей известно, что у нее на уме, а вот в теле у нее такая жажда — сто рек не напоят.

— Чего я только не говорила Сардарилалу, как не ругала его — вспомню, сердце кровью обливается.

— Не знаю, мама, что и сказать вам, — сочувственно вздохнула Сухагванти, — мне даже неудобно с вами говорить об этом… Душа у нее горит, места она себе не находит.

Теперь смутилась Дханванти.

— С утра до ночи об одном прошу бога, доченька, чтобы дал он моему сыну терпения вынести ее выходки. Может, случится чудо, может, успокоится ее душа, станет она доброй невесткой, которая о семейной чести не забывает.

Разговор утомил молодую женщину. Старуха это заметила, поправила сползшую простыню и пошла к двери.

— Тебе ни о чем не надо беспокоиться, — на ходу говорила Дханванти, — ты в голову дурного не бери. А я к тебе Банвари позову. И о чем они там столько времени с отцом разговаривают!

— Мама! — позвала ее Сухагванти.

Свекровь обернулась, подошла к кровати:

— Тебе что-нибудь нужно, дочка?

— Нет-нет, мама, — замотала Сухагванти головой, — я только хотела сказать… Напрасно я про Митро говорила… Кто я такая, чтобы судить ее.

Дханванти заглянула в глаза невестки, которая ей так по душе была — прямо плакать хотелось от любви. Она погладила ее по голове:

— Чистое у тебя сердечко, Сухагванти, дай тебе бог счастья.

Дханванти выглянула во двор.

— Банварилал! — стала она звать сына. — Ну кто же так делает, сын? Вы что, решили сегодня все на свете с отцом обсудить? Твоему отцу безразлично, который сейчас час, а жена вот-вот заснет, тебя не дождавшись!

Гурудас засмеялся, увидев, с какой поспешностью сорвался с места его сын. Смеясь и кашляя в обвислые усы, Гурудас сказал:

— Мир переменился — узнать нельзя, только твердая рука твоей матери не ослабевает, стрелы бьют прямо в цель.

— В кого летят ее стрелы, тому и все золото ее сердца достается, — на ходу ответил сын.

— Что отец, что сын, — притворно негодовала Дханванти. — Чего только не придумают, лишь бы над старухой посмеяться.

Банварилал широким шагом пересек дворик и скрылся за дверью своей комнаты. Дханванти осталась подышать свежим воздухом. Какой у нее сын! Идет через двор, а матери кажется, будто прекрасный принц из сказки. Дверь, закрывшаяся за ним, разбудила в ней давние воспоминания.

— Как будто вчера это было… Когда я поняла, что будет у меня ребенок, расплакалась от счастья. Слезы дождиком капали.

Дханванти улыбнулась в темноте. С какой ясностью все это помнится. Прошло тридцать лет, тридцать счастливых лет, куда они подевались? Были — и нет. Куда девалась та совсем юная, неопытная девушка? Ничего-то она не знала, ничего не понимала, ни слова правильного сказать не умела, ни сесть, ни встать.

В то утро она почувствовала, что ее тошнит, что ей противно смотреть на еду, и пожаловалась молодому мужу, а тот поднял шум на весь дом!

«Ты, конечно, съела что-то, Ванти! Иди скорей к своей свекрови, она тебе лекарство даст».

Когда свекровь расспросила ее и, конечно же, догадалась, в чем дело, она со смехом прогнала Гурудаса:

«Иди, сын, иди! Не нужны ей твои лекарства! Что нужно было, ты уже сделал, теперь ступай занимайся другими делами».

Дханванти долго бы еще стояла во дворе, поглощенная воспоминаниями, если бы не услышала голос Гурудаса:

— Ты сколько еще собираешься стоять там в темноте? Поистине, здесь средняя невестка — один свет в окошке. Уехала она, сразу весь дом притих. Язык у нее, конечно, длинный, зато она никому не даст соскучиться.

Дханванти спокойно выслушала неожиданную похвалу Митро и запомнила на будущее слова мужа.

Она вошла в свою комнату и заперла дверь.

Погасив свет, она печально спросила:

— И почему это тебе дом кажется пустым без средней невестки, а о том, что из трех сыновей один семью покинул, ты и не думаешь…

Гурудасу не хотелось затевать разговор о Гульзарилале на ночь глядя. Дханванти до рассвета не уймется. Целую «Махабхарату» сложит, и прошлое припомнит, и о будущем поговорит.

— Если спать еще не хочешь, — сказал он в надежде переменить разговор, — посиди около меня, жена.

Дханванти присела на кровать мужа и, просунув руку под одеяло, начала осторожно растирать ему ноги. Ей вдруг сделалось легко и спокойно.

— А помнишь, — спросила она, — когда родился Банварилал, твоя мама на радостях целую гору ладду[34] заказала?

Перемена в настроении жены рассмешила Гурудаса.

— Ох, Дханванти, как я тебя хорошо понимаю! Все понимаю — готовишься праздновать рождение внука. Если уж так хочется — две горы ладду закажи!

Гурудас не видел счастливую улыбку жены, но догадался, что она улыбается. Какое счастье, думала Дханванти, как щедро одаривает ее жизнь. Муж — чистой, святой души человек, и все, что он говорит, непременно сбудется, не может не сбыться.

Гурудас заставил ее вздрогнуть, вдруг потрепав по плечу:

— Терпения наберись, Дханванти, терпения! А то умрешь ты у меня от радости!

Дханванти промолчала, а когда собралась снова обратиться к отцу своих детей, обнаружила, что он заснул. Она тихонько убрала руку из-под одеяла, поправила мужу подушку и уже хотела встать, но Гурудас опять открыл глаза, будто и не спал вовсе.

— Слушай меня, Дханванти, — заговорил он, продолжая прерванную мысль. — Семья, семейное счастье, дом — все это цветник призрачный. Стоит ему расцвести, жадные руки человеческие то к одному цветку тянутся, то к другому. Не забывай об этом, жена. И если хоть чуточку добра сумеешь сделать, будь этим довольна. Поняла?

Когда Митро в цветастом покрывале, наброшенном на бледно-оранжевый шальвар-камиз, оперлась на руку Сардарилала и спрыгнула с тонги[35], завсегдатаи соседнего «Нур Махала» пришли в немалое возбуждение и с любопытством воззрились на нее. К Бало, хозяйке трехэтажного дома, приехала в гости красавица дочь с мужем! Вот она — хохочет, горделиво вскидывает голову! Замерли лавки по обе стороны улицы: кто застыл с безменом в руках, кто с черпаком над кипящим котлом, кто ахнул, кто вздохнул, кто глянул с завистью, кто отвернулся с ревностью. Все взгляды устремились к дочери и зятю Бало.

Аутар окаменел с деревянным метром в руках, а придя в себя, окликнул Равель Сингха:

— Равель Сингх, друг! Привет весне, конец зиме!

— Негодяй ты, Аутар Чанд! — подмигнул тот. — Совсем замерз, что ли? Раскочегаривайся, друг, грей мышцы-кости, а то как завтра бороться выйдешь!