Митро метнула на нее взгляд:
— Старшенькая, свекрови нашей кровной родня, ты меня как попугая учила, когда сюда шли! Ну так говори, Старшая, теперь, что мне делать? Проглотить все это или рассказать им, как мама меня грудью кормила, а?
Сухаг, прильнув к Митро, горячо зашептала ей в ухо:
— Сестреночка, дорогая моя, дай ты им выговориться, и пускай они все решат! Что было, то было, не терзай ты их, умоляю!
Митро свела на миг брови, но после секундной нерешительности губы ее обожгло улыбкой ее матери, безрассудной Бало, кое-где известной под кличкой Сучье Сердце. Митро откинула голову и объявила:
— Валяйте, задавайте ваши вопросы! Я, может, и грешница, но сейчас не согрешу — скажу всю правду!
— Что это значит? — переспросил Банварилал. — Что за уловки дьявольские — прямо как на настоящем суде! Я тебя спрашиваю — что все это значит?
Жена Сардарилала, чертова Митро, дождалась своего часа:
— Вы хотите, чтобы сохло золотое мое тело в тоске и скуке, за шитьем и вышивкой? Чтоб была я как жена Гульзарилала? Это правда — я, чтоб отвлечься, люблю поболтать с людьми на улице! А будто мужа я забываю, верность ему не храню и путаюсь с кем попало — это ложь!
Гурудас сел в постели и, даже не глянув на невестку, обрушился на сына:
— Дурак ты! Жизни не знаешь? Из мухи слона сделал, в бабьи пересуды влез, драки в доме затеваешь. Хочешь силу испытать — иди вон на улицу и дерись с мужчинами, хоть ногами, хоть кулаками!
Сардарилал вскочил на ноги, задыхаясь от ярости:
— Шлюха ты, распутная шлюха! Отец мне не верит. Но твои хахали, подожди, доберусь я…
Митро изящным движением уперла руки в бока и потребовала окончательного восстановления справедливости:
— Вот, вы слышите, отец? Ну может ли женщина, другой женщиной рожденная, выносить такое поношение?
— Стыдно, Сардарилал! — возмутился отец. — Стыдно! Ума не хватает справиться с женой, так хоть при всех не выясняй с ней отношения! Стыдно!
Победившая средняя невестка картинно склонилась к ногам свекра и сказала с наигранной горячностью:
— Касаюсь ног ваших, отец. Вы один защитили меня сегодня. Мне ваше покровительство спасения души дороже.
Окончательно обворожив старика, дочь всем известной беспутной Бало хихикнула про себя. А на свекровь, на старшую невестку, на ее мужа и на своего Сардарилала Митро глянула, как ножом полоснула, и вышла вон.
Банварилал возвратился домой усталый после шумного дня на зерновом рынке.
Сухагванти как раз приготовила легкий пудинг для свекра и подала ему ужин, скромно прикрыв покрывалом лицо. Она не уходила, пока старик не закончил еду, потом собрала посуду, полила ему на руки, налила стакан воды пополоскать рот и, развязав краешек покрывала, достала горстку изюма.
— Живи долго, старшая невестка, — благословил ее Гурудас, — пусть тебе бог даст счастья и покоя!
Сухагванти была уже у самой двери, когда он опять окликнул ее:
— Сухагванти, доченька, ну можно ли отплатить тебе за твою заботливость? Мы с женой наверняка что-то доброе сделали в прошлой жизни, а иначе за что нам такое счастье, такая невестка золотая?
Обрадованная нежностью свекра, Сухагванти пушинкой полетела на кухню.
Нет, думал Гурудас, никаких трудов не жалко ради семьи, ради того, чтобы детей поднять. Трудно было, ох как трудно, зато теперь, в старости, утешение. Взять хотя бы старшую невестку — не в этом доме родилась, не в этом доме росла, а как старается мне, старику, услужить.
Внезапно он увидел личико собственной дочери, Джанко. Вот только вчера она носилась здесь по двору, а теперь согревает чужой дом. Сердце Гурудаса сжалось от нежности при мысли о дочери — на крыльях полетел бы к ней, только бы взглянуть на нее разок, посмотреть, как живется ей в новой семье. Зима была тяжелая, и они не пригласили Джанко к себе. Что подумает новая родня?
— Тебе хорошо, — сказал он Дханванти, когда она вошла к нему, — ты так занята сыновьями и невестками, что о нашей дочери не вспоминаешь!
Дханванти закрыла за собой дверь, опустилась на кровать и устало произнесла:
— Письмо пришло от Джанко. Пишет, что сына первый раз стричь будет в месяце вайшакх[27]. Мундан[28] устроят как полагается.
— Первый наш внук, Дханванти, — удовлетворенно сказал Гурудас, — и бог его нашей Джанко дал. Подарки нужно хорошие приготовить.
Но Дханванти думала не о подарках.
— У Банварилала большие неприятности. Если он не выплатит долги, его…
Безмятежная улыбка сразу исчезла с губ Гурудаса. Он пугливо взглянул на жену и торопливо заговорил, успокаивая больше себя, чем ее:
— Тебе бы только из мухи слона делать! Что ты смыслишь в торговле зерном? Без кредита не торгуют, а кредит — это долги. Работать надо, и все будет в порядке.
— Ты бы видел, с какими лицами твой сын и невестка сидят, не говорил бы так! Неприятности у Банварилала. Ни есть, ни спать из-за них не может.
Гурудас начал выбираться из постели и закашлялся.
— Стоило отцу слечь, как эти бездельники все дело развалили.
— Да ни в чем они не виноваты, — замахала на него Дханванти, — что они развалили? Сам говоришь, кредит…
— Не вмешивайся! Зови сына! Будто сам не может прийти посоветоваться с отцом.
Дханванти пошла за сыном и пропала. Прошло не меньше часа. Гурудас терпеливо ждал, но сон все тяжелее давил на веки, и они опустились под его тяжестью.
…Когда Сухагванти позвала мужа на кухню ужинать, старуха сидела на низенькой скамейке перед очагом и не отрывала глаз от лепешек, которые распускались на раскаленной сковороде, как цветы. Дханванти не жалела масла.
— Сухаг, — позвала она не оглядываясь, — подай мужу сахар!
— Не нужно, мама, не хочу я сладкого!
— Сынок, мало ли что в лавке случится, что же, из-за этого голодным сидеть? Давай, невестка! Посыпь лепешку сахаром!
Откусив масленой, сладкой лепешки, Банварилал понял, что умирал от голода. Морщинки на лбу разошлись, и, жмурясь от удовольствия, он объявил жене:
— Никто на свете не печет такие лепешки, как мама!
Сухагванти улыбнулась свекрови:
— Мать сумела вырастить сильного мужчину из малыша, сосущего пальчик, — как сыну не преклоняться перед ней? И перед лепешками ее тоже!
Дханванти даже зарделась от удовольствия, но с притворной суровостью сказала:
— Хитра ты, Сухаг! Рассчитываешь вконец моего сына приворожить?
Банварилал привлек жену к себе и распорядился:
— Сбегай за Сардарилалом, Сухаг!
Сардарилала Сухаг не нашла, в комнате была одна Митро, которая старательно наводила красоту. Она уже надела ослепительно розовые шальвары и камиз[29] и, сидя перед зеркалом, любовно расчесывала волосы.
Митро смерила Старшую взглядом с головы до ног и пренебрежительно протянула:
— Никаких особенных прав у тебя нет, ребенка на руках — тоже нет. А замашки почему-то прямо как у свекрови. По-моему, ты даже перещеголяла ее. И что ты за человек? Посмотреть ведь не на что, а тебе всегда больше всех надо!
Митро погляделась в зеркало, наморщила носик и продолжала:
— Только-только я привела себя в человеческий вид — чтоб собственному мужу понравиться, только собралась ему навстречу выйти, а ты тут как тут! Хозяйка дома!
— Ну что ты! Меня муж за Сардарилалом послал! А его что, нет еще?
— Если твой деверь хоть раз вернется домой раньше, чем ночь последний дух испустит, это, Старшенькая, чудо будет. Солнышко с заката встанет! Нет его, нету дома! Думаешь, я его в шальварах прячу! Ах ты Старшая, а еще умница! Бегает небось по докторам, чтоб ему мужскую силу восстановили!
— Замолчи ты! — вспыхнула Сухаг.
Средняя невестка разделила волосы ровным пробором, уложила их на ушах и завернула узлом на затылке. Отыскивая духи в своей шкатулке с косметикой, она между делом спросила: