— Жалко, сестра, убереглась ты сегодня от рук мужа и деверя. Убили б они тебя — и ты бы навек отмучилась, и им освобождение. Ты скажи мне, Средняя, откуда у тебя такие повадки?

Митро ответила с большой охотой:

— Благословенная, как вода семи рек священных, черная, как сковородка закопченная, мамаша у меня. — Митро снова улеглась на спину. — А смотри, какую меня беленькую родила! Она говорит, я вся в одного богатого, известного в наших местах человека, в тахсильдара[23] нашего округа. Сама подумай, Старшая, от кого было мне унаследовать такие тонкие и чистые чувства, как, например, у тебя? Я совсем другая. И, ясное дело, мужу моему, твоего мужа младшему брату, не понять, какой огонь меня жжет-сжигает. Сардари только и хватает что на раз в неделю, ну на два. А я вся изжаждалась, изголодалась, корчусь, как рыба без воды.

Сухагванти, не отрываясь, смотрела на Митро с таким ужасом, будто не в силах была найти ни одной знакомой черточки в ее лице.

— Средняя, — пролепетала она, — напрасно твоя мать правду скрыла, когда выдавала тебя замуж.

Ей опять сделалось жарко от крови, прилившей к щекам.

— Сестра, у женщин одна дорога в жизни — семейная. А сойдет она с этой дороги, только бог ее спасти может…

Митро положила ладони на уши и сказала, играя глазами:

— Если будешь мне свои советы навязывать, я притворюсь, я буду кивать и поддакивать… А тело мое все равно не послушается… Знаешь, когда совсем невмоготу…

Это было выше сил Сухагванти.

— Хватит! Хватит!

Митро поудобней устроилась на подушке, закрыла глаза и принялась вслух утешать себя:

— Митро, красавица! Чтоб все твои враги подохли в корчах! Бог тебя создал, чтобы радовалась ты жизни, он тебе не даст пропасть.

Она лежала с закрытыми глазами и ясно видела перед собой своего дружка из Бенареса, полицейского инспектора Ниямата — высокого, широкоплечего, усатого. Как он сначала все хохотал, а потом сердиться начал:

«Ты что лежишь? Не видишь, кто пришел?»

«А может, вор пришел! Не шуми, Ниямат-инспектор, тут тебе не участок, ты у меня в гостях…»

Рука Ниямата сдергивает покрывало с ее груди.

«Сейчас начнем личный обыск!» — объявляет он.

Митро млеет и говорит ему:

«Ах ты котище! Увидел сливки, так сразу и лизать?..»

Митро томно потянулась, и одеяло соскользнуло на пол.

— Средняя! — зашептала Сухагванти. — Ты что там размечталась? Спи! Если увижу, что ты опять ворочаешься…

Митро вздрогнула. Как втолковать Старшей, что не в силах она заснуть, что ей, Митро, не справиться с усачом, завладевшим ее воображением… Но тут ей пришло в голову, что Старшую и впрямь добронравие наделило особым чутьем — а иначе как ей было догадаться про Ниямата, про то, что размечталась Митро…

Проснувшись на рассвете, Митро увидела перед собой не Старшую, а свекровь и сразу вспомнила ночные происшествия. Она выгнулась до хруста, смачно зевнула, всем своим видом давая понять старухе, что молодость ее не заемная! Своя!

Поигрывая глазами, Митро бесцеремонно поинтересовалась:

— Что так рано, мамаша? Хоронить собрались? А Митро и не собиралась помирать! Зачем ей на тот свет, когда и на этом неплохо.

Дханванти только вздохнула.

— Не дожить мне, грешной, до этого дня дочка. Если б мой сын схоронил тебя с честью, и я бы поплакала по Сумитрованти, от всего сердца ее пожалела бы. Не суждено мне. Не дожить мне до того дня.

— Ну, дней впереди еще много, матушка, и чего было сегодня спозаранку вскакивать?

Сухагванти из кухни окликнула свекровь, и старуха поплелась к двери.

— Будь я проклята и день тот будь проклят, когда свели меня с твоей матерью!

Митро открыла было рот, чтобы как следует отбрить Дханванти, но прикусила язык — в дверях маячила рослая фигура Банварилала. Вспомнив о вчерашнем, она натянула край простыни чуть не до подбородка.

— Старший деверь, — промурлыкала Митро, — пусть я и неровня твоей жене, моей сестричке, но, может, все равно хоть глянешь в мою сторону…

Банварилал будто и не слышал — повернулся и исчез. Вместо него в дверях появилась Сухагванти со словами:

— Скорее умывайся, Средняя! Младшая невестка приболела, так что я займусь уборкой, а ты иди на кухню!

— Опять? Эта чертова Пхулан, вафельная принцесса, каждый день себе болезни выдумывает! Больная, а сладостей четыре пакета зараз съедает, да еще джалеби[24] с молоком на ночь!

— Не надо, Средняя! Не придирайся, ей и вправду нездоровится.

— Ах! — Митро закатила глаза. — Косточки ноют, головка кружится, спинку ломит, сердечко щемит…

— Хватит! — оборвала Сухагванти этот перечень. — У Пхуланванти приступ какой-то! Она как закаменела вся.

— Ребеночка ждет? Дочке кондитера полагается болеть, а то не видно будет воспитания ее тонкого! Кино, да и только! Пхулан-артисточка такого может наплести, что муж даже не поймет, когда у нее обычные женские дела!

Сухагванти сдержала улыбку и заторопила Митро:

— Скорей вставай и умывайся!

Митро козочкой спрыгнула с постели, крутанулась по комнате, выскочила во двор.

— А я еще живая! — закричала она, увидев мужа. — Живехонькая, мой милый.

Сардарилал ответил грозным взглядом.

— Да чтоб чума меня взяла, если я с тобой еще заговорю! — пропела Митро, убегая умываться.

Когда она появилась умытая и прибранная, Старшая на кухне жарила лепешки-параты, а свекровь разговаривала с сыновьями в комнате Гурудаса.

Покачивая бедрами, Митро заглянула к Младшей — та уже пришла в себя и со слабой улыбкой смотрела на мужа, а Гульзарилал осторожно растирал ей ладони.

Митро хихикнула про себя и нежным голоском обратилась к Младшей:

— Что с тобой, радость наша? Такая молоденькая и уже вся больная! Истерия у тебя, не иначе, а это болезнь страшная, болезнь опасная, она так изнуряет — человек совсем без сил остается!

Пхуланванти жалобно посмотрела на мужа.

— Кому до меня дело, сестричка? Я уж и так совершенно без сил. Ни рукой, ни ногой не могу шевельнуть, правда! А мне не верят, вся семья думает, я притворяюсь. Ну как мне объяснить им, что у меня давление высокое?

— Давление? Правда? Это не шутка, если давление. Гульзарилал, бросай дела и давай лечи жену! А то ведь мы такой красавицы лишиться можем!

Гульзарилал не понял, издевается средняя невестка или и впрямь тревожится, и туповато уставился на Митро.

Пхуланванти откинулась на подушки и колко произнесла, со значением глядя на мужа:

— Всем безразлично — живу я или умру…

Митро приблизилась, положила руку на грудь Пхуланванти и озабоченно покачала головой:

— Как сердце у нее стучит… Только послушай, как стучит… Вот: тук… тук… тук…

Гульзарилал побелел и робко осведомился:

— Думаешь, опасно?

— Опасно? От давления вообще мало кто выздоравливает. Это знаешь, болезнь такая… Лечить нужно нашу принцессу. Доктора Надиршаха нужно звать.

Гульзарилал потянулся к жене, но она не дала ему дотронуться до себя.

— Я умру! — зарыдала она. — Умру от этой болезни! И никто не сходит за доктором, да?

Митро даже в ладоши захлопала. Вот это кино! Ну Младшая, ну артистка!

— Не трусь, Гульзарилал! Никакого давления нет у твоей жены, ничего у нее не болит и слабости тоже никакой! Притворяется она — вот и все! А ты если и дальше таким дураком будешь, она тебя самого на тот свет отправит!

Пхуланванти завизжала в тигриной ярости:

— Чтоб тебе так притворяться! Чтобы ты от чумы подохла! Чтоб у тебя сердце разорвалось от злобы твоей!

— Кончай театр! — прикрикнула Средняя. — Хватит! Не вопи, Пхуланванти! Чем тут драмы разыгрывать, лучше бы сына родила своему недотепе!

Дханванти, вбежавшая на крик, строго глянула на невесток и обратилась к сыну:

— Ты почему позволяешь им ссориться? Ладно, у Средней язык — не приведи господи, ну а свою-то ты можешь унять?