— Ну что? — спросил я, когда он весь бледный спустился с чердака.

— И там никого. Куда же они могли уйти — и дом оставили незапертым?

В растерянности мы еще раз обошли весь дом, пустой и голый.

— Пойдем у соседей спросим, — предложил Ешванта.

Мы подошли к соседнему дому, в котором жил мельник Бхагу Дешпанде. И этот дом казался пустым.

— Эй, есть там кто-нибудь? — крикнули мы, и из дверей выглянул сам Бхагу Дешпанде, единственной одеждой которого было полотенце, повязанное вокруг бедер.

— Что вам нужно?

— Вы не знаете, куда делись мои родные?

— У нас своих забот хватает, — сказал в ответ Бхагу. — Кто станет следить за твоими родственниками?

Похоже, он не собирался ничего прибавить к этим словам. Вся передняя часть его дома выгорела, многие столбы и опоры обуглились. Повсюду валялись сломанные вещи. Выйдя за ворота, мы направились к стоящему чуть дальше по улице храму Рамы. В домике на две комнаты, пристроенном к храму, жил жрец Джоши со своей старушкой матерью. Мы зашли к нему. Но перепуганный жрец ничего не мог толком сказать:

— Началась суматоха, паника. Люди забегали туда-сюда. Как тут знать, куда делись твои родные? Когда такое творится, разве люди говорят, куда они идут?

— Но утром-то вы их видели? — допытывался Ешванта. — Где они все — мать, брат Анна, невестка? Тут, в деревне, или ушли из нее?

— Вчера Анна проходил мимо, я видел его, — вот и все, что мог сообщить нам жрец. Где же нам искать их?

С упавшим сердцем Ешванта пошел дальше по улице, где жили брахманы. Я последовал за ним. Эта улица брахманов тянулась вдоль берега речки. Повсюду виднелись сгоревшие и догорающие дома. Кое-где люди пытались заливать огонь водой из колодца. Нам с Ешвантой были хорошо знакомы эти дома и их хозяева. Остановившись посреди дороги, Ешванта заметил:

— Похоже, все они куда-то подались из дому. Сколько мы уже отшагали, а людей почти не видели. Наверное, мои укрылись в доме Гупты.

Мы прошли до конца улицу брахманов, пересекли базарную площадь и вошли во двор дома Гупты. Как всегда по вечерам, Гупта прохаживался взад-вперед по веранде. Увидев нас, он воскликнул:

— А! Вы пришли! Твои все время были тут, Ешванты. Только что домой ушли.

Обратно мы пошли другой дорогой и, пройдя мимо многочисленных пожарищ, снова вышли к дому Ешванты.

Брат Ешванты, худощавый человек со светлой кожей и тяжелым астматическим дыханием, сидел без рубашки на приступке. Завидя нас, он поспешил навстречу.

— Дети мои! — воскликнул он и заключил нас в объятия. Не в силах больше сдерживаться, мы залились слезами. Анна продолжал говорить, успокаивая нас: — Вы благополучно добрались до дому — это самое главное. Пускай они сжигают дома, пускай отнимают у нас добро. Никто не отнимет у нас нашего счастья. Мы не упадем духом. У нас снова будет все, чего мы лишились. Не плачьте.

— Анна, а где мать, где отец? — сквозь слезы спросил Ешванта.

— Они в Пандхарпуре, вот уже четыре дня, как уехали погостить к деду. Хорошо, что их здесь не было. Мать бы не пережила этого.

Из дома вышла невестка Ешванты с заметно округлившейся талией. У нее ни кровинки в лице не было. Едва увидев Ешванту, она горестно воскликнула:

— Хорошее времечко, чтобы приехать отдохнуть домой!

Первое волнение постепенно улеглось. Я вытер слезы и молча присел в сторонке. Анна решительно сказал:

— Ладно, вставайте. Пойдите прополощите рот и умойтесь.

— Где они найдут в доме воду? — вмешалась невестка — она сидела у порога, прислонясь спиной к стене. — Нечем даже набрать воды из колодца.

— Такие мерзавцы! — возмущался Анна. — Горшка не оставили, воды не в чем принести. Ведро из колодца и то забрали!

В доме простого школьного учителя никогда-то лишнего добра не водилось, но теперь не осталось ничего: скудную кухонную утварь, одежду, съестные припасы, домашние пожитки — все, вплоть до керосиновой лампы, растащили грабители.

— Грабили все, кому не лень, — начал рассказывать Анна. — Все не терялись — что пришлые, что свои же односельчане. Этот Ганга — сапожник, он к нам сандалии чинить приходил — вломился в дом, взвалил на спину мешок риса и поволок к выходу. Чуть не падает от тяжести, а тащит. Так и упер. Махары, манги — все лезли в дом и что-нибудь тащили. Притом всех их мы отлично знаем. Среди грабителей ни одного незнакомого не было. Ну что я мог им сказать? Нет, времена переменились! — Помолчав, Анна поднялся, сказал: — Я скоро вернусь, — и вышел.

Невестка продолжала сетовать:

— Сахару нет, чая нет, посуды никакой. В доме хоть шаром покати. Что нам теперь делать? У кого одалживаться? Ведь у всех — то же самое.

— Хорошо еще, что хоть дом пощадили, не сожгли.

— Ну да, пощадили! Хотели поджечь, как только все разграбят. Видали дом Дешпанде позади нашего? Дотла его сожгли. Пришли наш дом обчищать. И в самый разгар грабежа — вдруг выстрелы. Услышали они, что пальба-то раздается со стороны Саркар-вады[21], где полиция засела, — их как ветром сдуло. На всей улице только наш дом и уцелел. Да еще дом Бхагу Дешпанде наполовину сохранился. И домик жреца Джоши не тронули, Разграбить разграбили, а поджигать не стали.

— Когда это началось?

— Около полудня.

— Мы еще в пути были.

— Мы ведь знали, что вы сошли с автобуса, как только Шивагхат проехали, — твой брат с тех пор места себе не находил.

— Как же вы узнали? — удивленно спросил я.

— Так ведь Аба-сахиб приехал вечерним автобусом. Он и сказал нам.

Темнело. Торопливыми шажками вошла старуха мать жреца Джоши и спросила у невестки Ешванты:

— Разве вы не идете спать в Саркар-ваду?

— Зачем?

— Так ведь близкие того человека, которого застрелил полицейский Шинде, собираются сегодня вечером прийти мстить за него.

— Правда? Что же нам делать?

— Как что? Запереть покрепче дом и укрыться в Саркар-ваде. У других-то и домов не осталось — запирать нечего.

— Раз так, и нам придется туда пойти.

— Анна-то куда ушел? А мальчики когда приехали?

Невестка коротко поведала ей о наших злоключениях. Мать Джоши выслушала ее уже в дверях. Поахав и выразив нам свое сочувствие, она поспешила домой.

Возвратился Анна. В одной руке он нес матерчатую сумку, в другой — фонарь. Мы сидели в темноте.

— Взял этот фонарь у Гупты, — пояснил Анна. — Очень хорошая семья, такие все славные люди. Старушка дала мне лепешек и овощей. Покормите детей, говорит. Их тоже хотели спалить. Но соседка, мать Кашьи, сказала поджигателям, что они не брахманы. Только тогда их оставили в покое. Иначе бы дом Гупты тоже запылал.

Мы, разложив принесенные продукты на бумаге, принялись за еду. Анна с женой смотрели на нас. Невестка Ешванты сказала Анне:

— Тут приходила соседка, мать Джоши. Говорит, эти люди снова придут вечером.

— Да, да! Младший инспектор Шинде уложил одного из их компании. Так что они рвут и мечут.

— Действительно человека убили? — спросил я.

— Ну конечно! После всех этих безобразий младший инспектор наконец пустил в ход оружие. И наповал убил одного из них. Только после этого погромщики разбежались. Иначе бы они ни одного дома целым не оставили.

— Если они вернутся, чтобы отомстить, они придут подготовившись, до зубов вооруженные…

— Ладно, пусть приходят вооруженные. Что нам теперь терять? Пускай стреляют, если хотят. По крайней мере это положит конец всем беспорядкам! — Анна проговорил все это со смешанным чувством гнева и отчаяния. Однако невестку не оставляло беспокойство. Как только мы закончили трапезу, она спросила:

— Так пойдем на ночь в Саркар-ваду?

— Зачем? Мы можем и здесь переночевать.

С наступлением вечера улица опустела. Ее обитатели, захватив с собой ковры, одеяла и простыни, прямиком направились к Саркар-ваде. Никто не остался дома. Невестка то выходила наружу, то возвращалась в дом. Каждый раз она сообщала мужу: