Мужчина протиснулся вперед и подошел к нам. Нагнувшись, он стал вглядываться в наши лица.
— Из каких Дешпанде вы будете?
— Я Ешванта Дешпанде. Сын учителя.
— Ешванта?! — изумленно воскликнул мужчина. — А я Махада, цирюльник! Может, есть еще знакомые?
Тут и я его узнал. Цирюльник Махада? Как попал сюда Махада из Нандавади?
— Слушай, Махада, что ты здесь делаешь? Узнал меня? Я Шанкар.
— Нет, это вы что здесь делаете? Я-то гощу тут у тестя. А кто там сидит поодаль?
— Гопу, сын ростовщика.
— Гопу? Так почему вы здесь сидите? Откуда вы явились и как попали сюда в этот поздний час? Что случилось?
— Отойдем в сторонку, Махада, я все тебе объясню, — сказал я ему шепотом. Укрывшись за стеною храма, я вполголоса поведал Махаде историю наших злоключений и закончил рассказ словами: — Здешние жители тоже какие-то странные. Сам не знаю, зачем мы сюда притащились.
Наше бедственное положение тронуло Махаду.
— Э, что взять с этих дурней? Деревенщина! Надо же было таким хорошим людям, как вы, забрести в эту дыру! Пойдемте-ка ко мне. Посмотрим, что они посмеют сделать! Пусть только пальцем вас тронут — будут иметь дело со мной!
Мы подобрали свои сумки и пошли вслед за Махадой. Высокий, атлетически сложенный Махада возглавлял процессию, а мы плелись сзади. Деревенские смотрели, не трогаясь с места. Один из них спросил:
— Кто он такой?
— Зять цирюльника. Гостит у него.
Гопу шел позади меня. Вдруг он остановился и придержал меня за плечо. Когда Махада и Ешванта отошли на несколько шагов вперед, Гопу прошептал:
— Может, не нужно нам идти к нему? В такое время никому нельзя доверять.
Удивленный подобным поворотом мыслей, я спросил:
— Что ты имеешь в виду?
— Ты его хорошо знаешь? Можно ему доверять? Если ты не доверяешь ему полностью, лучше не ходить.
— Послушай, мы же года четыре чуть не каждый вечер проводили время в одной компании, сидели, разговаривали допоздна. Оставь ты свои глупые подозрения!
Видя, что мы порядочно отстали, Махада и Ешванта остановились. Махада окликнул нас:
— Эй, что вы там замешкались? Идемте.
— Пошли, пошли, — сказал я и решительно потянул Гопу за рукав. — Что будет, то будет!
Этот Махада был родом из Нандавади. Мы с Ешвантой познакомились с ним шесть лет назад, когда оба учились в старших классах средней школы. Вся моя семья жила в деревеньке, расположенной в нескольких милях от Нандавади. Я же на время учебы переселился в Нандавади. За шесть монет в месяц я снимал комнату в старом ветхом домишке, стоявшем на отшибе. Предназначалась эта комната для моих учебных занятий, но использовалась она по большей части не по прямому своему назначению. В ней дневали и ночевали молодые бездельники, которым некуда было себя девать. Особенно много народу собиралось у меня по вечерам. Приходили молодые люди самого разного общественного положения, принадлежавшие к разным кастам. Среди завсегдатаев вечерних сборищ в моей комнате были Рамья Джангам, недавно демобилизованный и слонявшийся без дела; портной Калья, забросивший свое ремесло, потому что его больше интересовало изучение тайн черной магии и колдовства; ткач Ганья, который без умолку сплетничал, сидя за своим ткацким станком; и вот этот самый цирюльник Махада.
Лампы в моей комнате не было, и мы обычно сидели в темноте, сгрудившись в тесный кружок. Мы тайком покуривали дешевые сигареты и вели разговоры обо всем на свете: то болтали о пустяках, то сплетничали, то травили анекдоты, то рассказывали разные были и небылицы. Махада был бесподобным рассказчиком необыкновенных историй про царей и цариц. Начав рассказывать, он обычно так увлекался, что совершенно забывал о времени и спохватывался лишь за полночь. В ту пору он только что женился. Зайдя, по обыкновению, ко мне поболтать с полчасика после ужина, он незаметно втягивался в повествование. Вдруг на самом интересном месте он прерывал рассказ и озадаченно спрашивал:
— Э, а сколько сейчас времени?
— Часов двенадцать, если не половина первого.
— Вот это да! — изумлялся Махада. — Так мне же давным-давно пора уходить. Я боюсь встретить привидение, проходя под деревом ним во дворе моего отца.
— Ну, давай рассказывай дальше. Времени еще мало. Так что, говоришь, там случилось у них?
И Махада продолжал рассказ. Когда он по прошествии некоторого времени снова спрашивал, который час, мы говорили ему:
— Наверное, половина второго — час призраков и привидений. Досказывай свою историю.
Так оно и продолжалось до рассвета. Домой Махада возвращался только под утро. Несмотря на то что эти ночные бдения повторялись довольно часто, Махада не мог отказать себе в удовольствии заглянуть ко мне после ужина. Каждый раз он притворно жаловался:
— Я теперь человек женатый, а вы, негодники, заставляете меня проводить всю ночь с вами!
Таков был этот Махада, с которым мы теперь неожиданно встретились много лет спустя.
По дороге Ешванта спросил у него, правда ли, что в Нандавади убито несколько человек.
— Какой мерзавец сказал тебе это? — возмутился Махада.
— Здешние жители возле храма.
— Не верь, все они негодяи. Выбрось из головы! Не тревожься понапрасну.
Спотыкаясь и бредя ощупью в потемках, мы наконец добрались до дома. У ворот были привязаны козы и прочая живность. Внутри, чадя, горела керосиновая лампа. Махада расстелил одеяло на помосте перед домом и пригласил нас садиться. Мы уселись.
— Я попрошу жену лепешек напечь. Козье молоко у нас осталось — напьетесь. А подзаправитесь как следует — спать ляжете.
— Здесь?! — вдруг подал голос Гопу.
— А почему бы нет? — ответил Махада. — Место тут безопасное. Но если вам здесь не нравится, можем переночевать в пустой хижине в поле. Только холод там собачий, а у меня нет лишних одеял.
Гопу настаивал, чтобы мы отправились на ночлег в хижину в стороне от деревни, но, так как было слишком темно, чтобы идти туда, мы решили остаться тут.
Растянувшись на грубошерстном черном одеяле, мы глядели вверх на звезды. Тем временем жена Махады напекла лепешек и поджарила стручки красного перца. Из дома доносился дразнящий запах.
— Ох, и голоден же я! — вырвалось у меня.
— Голоден? — удивился Гопу. — А мне не до еды. Все думаю, что с нами дальше будет.
— А ты, Еша?
— У меня голод уже прошел. Вот когда мы сидели под тем деревом у обочины дороги, я просто умирал — так есть хотелось.
Сейчас мы были бы уже дома. Мать приготовила бы в честь моего приезда после столь долгого отсутствия вкусную рисовую кашу. Наевшись вдоволь, я сидел бы с ощущением приятной сытости в желудке на скамейке под большим раскидистым деревом у нас во дворе и болтал о том о сем со своим младшим братом. Наговорившись с ним, я пошел бы побеседовать с матерью. Я сидел бы у изголовья ее постели, а она, поглаживая меня по спине, расспрашивала бы, как я живу. Я не стал бы рассказывать ей о трудностях жизни в Пуне — говорил бы только о хорошем. Так и разговаривал бы с ней усталым, сонным голосом, даже после того, как в доме погаснет свет, покуда сон не сморил бы меня.
Вместо этого я лежу на чужом одеяле, глядя в чужое небо над чужой деревушкой, оставленный из сострадания на ночь чужим человеком. Смогу ли я благополучно добраться домой? Увижу ли я своих близких целыми и невредимыми? Эта мысль не оставляла меня в покое. Махада привел нас к себе домой, потому что ему известно о царящих вокруг хаосе и анархии. Не пожалей он нас, нам пришлось бы провести ночь в каком-нибудь глухом, безлюдном месте, страдая от голода и холода.
Махада позвал нас есть. Он усадил нас на одеяло, расстеленное вдоль стены дома. Перед каждым была поставлена чистая, сверкающая металлическая тарелка с лепешками, разрезанными на четыре части и политыми густым молоком. Махада сел на корточки против нас и предложил приняться за еду. Но кусок не шел в горло. Едва притронувшись к пище, Гопу поднялся. Тогда Махада достал пару одеял и, пожелав нам спокойной ночи, сказал:
