В общем, гору бесхозного оружия, хоть и не валяющегося, а стоящего в пирамидах в сарае оружейного склада, мы вычистили и привели в порядок. Ну как гору, стволов тридцать всего, разных моделей винтовок и карабинов, зато под единый боеприпас. Я присмотрел для себя единственную СВТ-40, поэтому провозился с ней до самого ужина, разобрал, почистил и наладил работу автоматики, так что при случае отожму, всё равно местные рукожопы из санитаров ей пользоваться не умеют. Мало того, что родной штык-нож где-то проебали, так ещё и только три магазина осталось. Всё оружие не мешало бы пристрелять, но пока не до жиру. Рукожопов мы тоже привлекли к чистке стволов, рассказав элементарные правила обращения с оружием. Хотя бы разобрать-собрать, и желательно, чтобы без оставшихся запасных деталей, а то винтовка не захочет стрелять. «Тимуровцы» из моей команды тоже подобрали себе по стволу, кто карабин, кто винтарь, а кто и наган, всё наше оружие мы составили в отдельную пирамиду, и я строго-настрого наказал местному старшине, никому левому его не выдавать. Иначе его мозги увидят солнечный свет.

На вечерних посиделках мы произвели небольшой фурор. Представ все в военной форме, при орденах и медалях, хотя таких было мало, но нашивки за боевые ранения говорили о многом. Ну и одетые в эту форму бойцы, с начищенными до блеска хоть и не новыми сапогами, выгодно отличались от одетых в пижамы «отцов»- командиров. Так что будущие товарищи-господа офицеры, были «немного» в шоке, несмотря на свои звания, и завтра наверняка побегут к комиссару, а он их пошлёт ко мне, ну а я подумаю, принять их в свою команду или послать на хутор. Шибко гордые вряд ли станут просить, а вот с умными можно и договориться. После танцев я отобрал четверых, мы получили оружие и я отослал их спать до полуночи, а двоих до двух ночи. Сам же остался на КПП, чтобы подрессировать шестерых санитаров. Два часа дрессировки хоть чему-то их научили, так что паре самых толковых я разрешил отбиться в караулке на КПП, остальные будут нести службу бодро, но под моим жутким руководством.

С полуночи начали патрулировать по периметру дома отдыха. Первый круг я обошёл со своими, затем оставил Лёху-танкиста на КПП и прихватил двоих санитаров, на третий круг уже Лёха повёл двоих бледнолицых по тропе войны, ну и на четвёртый старшим наряда пошёл младший сержант Майский — сапёр из 57-й армии. Я же, оставив старшим на КПП Лёху-танкиста, отбыл по другим важным делам — поспать, наказав разбудить меня в четыре утра или в случае какого-нибудь происшествия…

Как я и предполагал, движуха началась в конце июня. Немцы ударили там, где их не ждали и прорвали фронт. Попытки остановить их ударами советских танковых корпусов по флангам, наносившиеся неодновременно и нескоординированно, успеха не принесли. Подавляющее господство в воздухе немецкой авиации и мощные танковые клинья, сминающие любую оборону, плюс умелая тактика и стратегия сделали своё дело. И если наши генералы ещё только учились хорошо воевать (почти год войны их ничему не научил), то немецкие это почему-то умели, и хотя действовали они по шаблону, но этот шаблон их ещё не подводил. Когда руководству эвакогоспиталя пришёл срочный приказ об эвакуации на восток, я этому почему-то не удивился. Тем более на город Воронеж участились налёты люфтваффе. Наша немногочисленная истребительная авиация практически ничем помочь не могла, да и зенитная дивизия ПВО не смогла уберечь город. Жилые деревянные дома вспыхивали как спички, занимаясь один от другого, не спасались и каменные строения, попадая под бомбы. Дым, чад от пожаров, грохот разрывов, сирены воздушной тревоги, всё смешалось в безумной какофонии проклятой войны. А ещё паника и неразбериха всеобщего драпа на восток, причём через реку. Не знаю, что там творилось на Дону, но на переправах через реку Воронеж, царил форменный ад и бардак, как рассказали мне местные жители.

Когда комиссар госпиталя построил личный состав, включая также всех проходящих лечение ходячих раненых, и зачитал приказ об эвакуации на восток, я попросил слова и выступил с короткой речью.

— Товарищи, коммунисты, комсомольцы и беспартийные, но в первую очередь бойцы и командиры Красной Армии. Как комиссар я говорить не умею, но всё же скажу.

— Там, на западе — указал я рукой в нужном направлении, — коварный враг снова прорвал фронт и топчет нашу Советскую землю. Снова беспощадно и безнаказанно убивает наших отцов и матерей, а также жён, сестёр и младших братьев. Там смерть, боль и разрушения, разбомбленные города, сёла и горящие хаты. Там всё ещё сильный и опасный враг, но все вы прекрасно знаете, что его можно убить, не пулей, так штыком и прикладом своей винтовки или вцепиться даже зубами в горло и уничтожить ненавистного противника, чтобы он больше не топтал нашу землю, не убивал наших отцов и матерей, не насиловал наших жён и сестёр. А там, — указал я рукой на восток, — тыл, жизнь, тёплая постель и хороший уход. Поэтому, кому дорога своя шкура, могут уходить и продолжать лечиться. А кто хочет бить и уничтожать проклятого врага вместе со мной… — Сделал я мхатовскую паузу, медленно оглядев замерший, хоть и неровный строй.

— Два шага вперёд!!! — Скомандовал я, и сам промаршировал ближе к строю.

Справа от меня замер военком Реутов, а слева неожиданно подбежала Нина. Строй заколебался и вперёд начали выходить те, кто решил воевать. Тем более раны у многих уже зажили, а лечение заканчивалось, ну и приказ выписать как можно больше военнослужащих наверняка уже поступил, я только ускорил процесс. Когда общий строй разделился на две половины, веду своё отделение вооружаться, а комиссар Реутов разбирается со старшим командным составом. Мне не по чину, хотя в нашей команде даже один лейтенант есть. Вот он и будет командовать нашим отрядом в случае чего, а я у него в помощниках похожу, типа «замка». Когда наш отряд окончательно сформировался и экипировался, ко мне неожиданно подошёл оперуполномоченный Пацюк и отозвал в сторону, на пару слов, предложив закурить. Долго мялся, думая о чём-то своём, но всё-таки начал разговор первым.

— Товарищ старший сержант, вы должны меня взять в свой отряд. — Безапелляционно заявил он.

— А как у вас со здоровьем, товарищ младший лейтенант госбезопасности? Врачи отпустят? — Не стал я посылать его сразу, тем более захотелось узнать, его мотивацию.

— С врачами я договорюсь! — Уверенно ответил он.

— А зачем вам в отряд, товарищ Пацюк? Мы ведь собираемся на передовую, чтобы бить фашистов. Но там ведь и убить могут. — Начал отговаривать его я.

— Я тоже хочу бить фашистов.

— Но мне в первую очередь нужны обстрелянные, а не просто прострелянные бойцы. Вот, Вы, готовы подчиняться простому сержанту?

— Готов! — после пары затяжек решился гэбэшник.

— А как же своя служба?

— Вы знаете, товарищ Доможиров, мне кажется, что я выбрал не ту стезю. Хотя и выбора-то у меня особо и не было. Началась война, партия сказала — надо, вот я и пошёл в органы. Ну и вот к чему это всё меня привело. — Виновато разводит он руками, скосив глаза на свой так сказать тыл и криво ухмыльнувшись. — И зовите меня просто — Семён. А на меня не серчайте. Я просто выполнял свою работу. — Чуть поколебавшись, протягивает он мне свою руку.

— Тогда я — Николай. Но, только вне строя. — Сжимаю я его кисть, смотря прямо в глаза. А ничего мужик, крепкий, хотя на первый взгляд толстоват, но может просто болеет. Диабет или ещё какие проблемы с обменом веществ.

— Насчёт этого не волнуйтесь, товарищ старший сержант. И стрелять я умею, как из нагана, так из винтовки и пулемёта. А с тэтэ сплоховал. Маловат он для моей руки оказался. — Показывает он свою ладонь.

— А проблем у вас с вашим управлением не будет? — пока дистанцируюсь я от панибратских отношений с гэбэшником.

— Моё управление эвакуируется в тыл, а я пока в статусе ранбольного и эвакуироваться не хочу. Да и родители мои в городе остаются, и не собираются из него бежать. Говорят — всю жизнь здесь прожили, здесь и умрём, если понадобится, то на баррикадах. — Озвучил мне лейтенант свои резоны. Кстати, из строя он вышел одним из первых, как я успел заметить.