«57 армия с утра 20 мая должна была развивать удар силами 2 кк, 14 гв. сд и 23 тк в общем направлении на Долгенькая и во взаимодействии с 9-й армией уничтожить противника, прорвавшегося в район Барвенково, Изюм, восстановить фронт Барвенково, Долгенькая, создав армейский резерв за счёт правого крыла и центра армии.» — отдал свой боевой приказ на прорыв армии из окружения и отбыл в 150-ю стрелковую дивизию. Армию он спас, а вот о судьбе самого Кузьмы Петровича, долгое время было ничего неизвестно.

Сначала было всё хорошо, а потом нами занялся Особый отдел. Эти зверюги всю душу из нас вынули. Замордовали допросами до полусмерти. Били так, что здоровые мужики отрубались и обсирались. Их отливали водой и снова били. Особенно издевался один садист. Сам маленький, очкастый, похож на хорька, но зверь лютый. Другие ещё более-менее по сравнению с ним, подумаешь, зубы выбьют, сломают там пару рёбер, нос набок свернут, отмутузят до потери сознания и всё. Подписал сознанку и вали в холодную до следующего допроса. Этот же гад нашёл где-то чучело крокодила, набил его песком и бил им по голому телу, особливо по почкам и другим жизненно-важным органам. Следов никаких, а боль адская. И плевать ему было, виноват ты или не виноват, сознался или не сознался во всех смертных грехах, херачил, сволочь, в своё удовольствие так, что у людей потом почки отнимались, неделями кровью ссали. Фамилия ещё у него такая странная была — Рогов. А звали Василий Альбертович. Так что когда будут спрашивать, лучше не врите, говорите как было на самом деле, иначе запутаетесь в показаниях и подведёте себя под монастырь…

Травил я байки бойцам, впервые побывавшим в окружении, готовя к беседе с нашим оперуполномоченным. Пока к беседе, а проверять в соответствующих органах их будут потом. Хотя какие к чёрту проверки? К своим прорвалась целая армия, да ещё и не одна, — и кто там будет устраивать многочасовые допросы десяткам тысяч людей? В особом отделе дивизии тех особистов раз, два, три и обчёлся, в армии чуть поболе. И где столько времени на все эти тыщи найти, чтобы просто задать пару вопросов? А тем более допросить, да ещё с пристрастием. Да и знаменитый приказ №227 выйдет только в конце июля. А до того момента штрафная рота или штрафбат не грозит, только тюрьма или высшая мера социальной защиты. В августе наставят заградотрядов в степи и станут расстреливать всех подряд. Поймают Серебрякова и будут его долго пинать по рёбрам, пока он не согласится стать командиром штрафбата. Нагонят к нему в батальон толпу уголовных авторитетов и заключённых по 58-й статье, дадут вместо замполита попа и пойдут они брать города штурмом. Опупеть не встать. Вот же бля гении россиянского синематографа. Это же надо до такого додуматься. Поставить разжалованного офицера командиром штрафного батальона для средних и старших командиров (офицеров). И что за мудак был автором такого «гениального» сценария? Хрен с ними, с говногениями будущего, но в настоящем я кое-кого напугал и, приехавшего к нам в лагерь старшего политрука из газеты, народ старался обходить десятой дорогой, принимая за особиста-маньяка. А нехрен расслабляться. Пускай мотают на ус. Это сейчас повезло, можно сказать дуриком отскочили, а через два месяца немцы уже хорошенько ударят, и фронт аж до Волги и до Кавказа откатится. В том числе и из-за таких вот бегунков, которые бросив всё, ломанулись за речку в первых рядах, как только остались без командиров и чуть не просрали плацдарм, хотя их командиры ломанулись в первую очередь.

Расположились мы в пионерском лагере, на который наткнулись чисто случайно. Переправившись через реку в самом широком, потому и достаточно мелком месте, просто почапали на восток. Шли, шли и дошли. Лес, поляна, снова лес, и вот он, махонький городок с хаотично расположенными времянками барачного типа, верандами и другими строениями. Обязательная эстрада или летняя сцена, со врытыми напротив скамейками, спортплощадка со всеми положенными атрибутами, футбольное поле. Были и капитальные здания из брёвен и самана, но в основном дощатые времянки, похожие на солдатские казармы с большими спальнями. Когда мы сюда добрались, то в лагере уже вовсю хозяйничали партизаны, потому что эту банду красноармейцев, командиров и политработников, отбившихся от своих частей и подразделений, по другому не назовёшь. Разбились по интересам, позанимали все лучшие дома, причём командиры сами по себе и в одном конце лагеря, а красноармейцы в другом, после чего занялись грабежом и развратом. Жрать то всем хочется, желательно каждый день и не один раз, а нечего. Вот и пошли шариться по окрестностям, в домах отдыха, да по ближайшим станциям, деревням и дачам, на охоту, рыбалку и прочий отхожий промысел. Ружбайки-то свои не все проебали, а попрошайничать с винтовкой гораздо сподручней, чем с сумой от противогаза, больше дают. Ну а насчёт разврата, кто ищет, тот всегда найдёт, ни одну, так другую, она ж для солдата припасена. И хотя пионерок в лагере не было, не сезон, но для бешеной собаки сто вёрст не крюк, а тут и десятка не наберётся, да всё лесом, тем более отпрашиваться ни у кого не надо, так что «гуляй рванина от рубля и выше».

Когда мы нашли этот пионерский лагерь, то сначала освободили необходимые нам помещения от нежданных гостей (у нас раненые, а ещё женщины у которых могут быть дети, не ночевать же им в сараях и под навесами). А когда поняли, какой бардак здесь творится, то стали наводить порядок железной рукой. Действовали по армейскому принципу, «не хочешь — заставим, не умеешь — пофиг, всё равно заставим». Во-первых, нас было больше. Во-вторых, у нас кроме винтовок с одной обоймой были пулемёты и пистолеты-пулемёты. А стало нас много ещё и потому, что к нашему отряду присоединился второй батальон 1125-го стрелкового полка 335-й стрелковой дивизии и санитарная рота этого же полка. И не важно, что это были всего лишь остатки подразделений, зато со своими командирами и обстрелянными бойцами. И хотя самым старшим как по должности, так и по званию являлся старший врач 1125-го стрелкового полка — военврач 2-го ранга Бромберг, возглавивший санитарную роту полка во время всеобщего драпа, командовал объединённым отрядом капитан Вашкевич. Объединились мы с ними во время совместной переправы через реку. Брод то он брод, но глубокий, поэтому раненых пришлось перетаскивать на носилках, подняв их на уровень плеч, повозки также полностью освобождали от груза и помогали лошадям перевозить их на другой берег. В общем, нашим подстреленным бойцам повезло, их вовремя успели спасти квалифицированные медики, оказав первую помощь прямо на левом берегу Северского Донца, а прооперировав уже в пионерлагере. Потому мы и действовали жёстко, выпнув из лагерного медпункта всех, кто там находился, а заодно освободили другие административные и хозяйственные помещения (кухню, столовую, клуб, комнату старшей пионерской вожатой…).

С утра следующего дня капитан начал наводить порядок железной рукой. Отправил четвёртую роту (около 30 человек) занять оборону напротив брода, а также разведку во всех направлениях, чтобы найти какие-нибудь тылы армии или фронта. Нужно было где-то добыть провиант и куда-то эвакуировать всех ранбольных. Пятая и шестая роты оцепили пионерлагерь по периметру, чтобы всех впускать, никого не выпускать, а высокая комиссия приступила к работе. Начали с командиров, политруков и прочего начсостава. Тех, кто не выдрючивался и не качал права, сразу назначали на должности командиров взводов. А тех кто качал, отправляли на беседу к нашему особисту — капитану Саидову, если и это не помогало, то к Васе Рогову. Позже дошла очередь до сержантского и рядового состава. Бойцов сортировали, взвешивали и распределяли по подразделениям. Артиллерийский, танковый, кавалерийский взводы и так далее. Всех пехотинцев и тыловиков сразу забирали на пополнение батальона. Так что после обеда на берег ушла пятая рота, пополненная до полного штата, хотя и вооружённая в основном шанцевым инструментом.