Ну а после телячьих нежностей, когда она ловко спрыгнула прямо в мои объятия, пришлось сдержать слово, переодеться в спортивную форму и показать класс. Раздеваться до каликов я не стал, только снял портупею с ремнём, гимнастёрку и вытащил из кармана гранату. Да это просто праздник какой-то, крутиться на перекладине, когда у тебя ничего не болит, нет лишнего жира на брюхе, а ты молодой и сильный. Так что подъём с переворотом несколько раз для разминки, склёпка и выход силой, как на одну, так и сразу на обе руки и так по кругу. В общем, раззудись плечо. Солнышко я крутить не стал, всё-таки ещё не достаточно размялся, зато выполнил эффектный соскок и приземлился на обе ноги под аплодисменты радостной зрительницы.

— Ой, а это что? — видимо желая подать мне гимнастёрку, наклонилась над моей одеждой Иванна и подняла «лимонку».

— Боевая граната Ф-1. — Не стал я секретничать на ровном месте.

— А что у неё нужно откручивать, чтобы она взорвалась? — интересуется любопытная комсомолка.

— Вот тут как раз откручивать ничего не надо. Просто зажимаешь рычаг, разгибаешь усики и дёргаешь за кольцо. После чего бросай.

— А в руке она не взорвётся?

— Эта нет. Она же ручная. Давай сюда. — Протягиваю я руку, чтобы забрать гранату, пока любопытная не выдернула чеку, так как она начала разгибать усики.

— Угадай где? — решила позаигрывать со мной девушка, спрятав лимонку за спину.

— В этой. — Трогаю я её за правую руку.

— Вот и не угадал. — Поднимает она пустую ладонь.

— Тогда в этой. — Хватаю я шалунью за левый локоток.

— А тю-тю. — Крутит она перед собой уже обе руки. — О-ой! А кто это там? Уставилась мне за спину «юная пионерка», вытаращив свои ясные очи от неожиданности.

Разворачиваюсь кругом, но понимаю, что поздно, так как из кустов, растущих метрах в десяти от турника выходят трое, и направляются к нам. У идущего впереди сержанта наган, направленный на меня. У второго красноармейца такой же ствол. А третий просто держит руки в карманах. Дёргаться бесполезно, от пули не убежишь, а свой пистолет я даже не успею достать.

— Не помешаем? — осведомляется сержант, остановившись в пяти метрах от нас. — Правильно делаешь, мусорок, что не дёргаешься. Пакли только в гору задери, а то кошёлка твоя вон с понятием, а ты и не догадался. А теперь пять шагов назад. — Подходят они к моим вещам, по мере того, как мы отходим от них и останавливаемся возле ямы с песком для прыжков в длину.

— Глянь, Хитрый, чего там? — Кивает он безоружному подельнику, продолжая держать меня на мушке. Цветков также направил свой ствол в нашу сторону. Стоят суки грамотно, держа меня под перекрёстным огнём.

— Есть ствол. И маслят до кучи. А вот и ксива, только карточку переклеить. — Роется в карманах моей гимнастёрки Хитрый, оттащив вещи в сторону.

— А я чего говорил. Будет нам и волына, и ксивы нормальные, не зря мы сюда забрели. Сделаешь нам ксивы, легавый? Лялька твоя нарисует, а ты подмахнёшь и печать поставишь. — Спрашивает сержант Пашкевич. — Что-то на допросе я у него таких интонаций не заметил, сидел тише воды и прилежно отвечал на все вопросы.

— А взамен что? — нарочито сглотнув ком в горле, вступаю я в переговоры с диверсантами. Вряд ли это обычные уголовники, наверняка какую-то подготовку прошли, а вот теперь их заслали. Только с какой целью?

— Жизнь. И ляльку тебе оставим, только попользуемся слегка. Ну да от неё не убудет. Только на пользу пойдёт. — Глумится сержант

— А ты часом рамсы не попутал, баклан перелётный? Вы на кого, сявки, батон крошите? Ты в курсе мазурик пархатый, что уже вышку себе подписал. А ну пушки бросили и мордой в землю! — Наезжаю я на жуликов, желая вывести из себя, вдруг кто решит подойти ближе и дать мне в морду, а там посмотрим, на чьей стороне фортуна. Не впечатлил.

— Складно поёшь, мусорок. Только горбатого будешь перед своей лялькой лепить. Так что ботало своё прикуси и слушай, что тебе говорят. Иначе маруху твою на ремни порежем. И тебя за одно. Хотя чего ждать, прямо сейчас и начнём. Иди-ка сюда, синеокая, чего спряталась, дядя добрый, он не укусит. — Делает он приглашающий жест Иванне, стоящей у меня за спиной.

Отчётливо слышу, как колотится сердце девушки, когда она сильно прижимается своей грудью к моей спине. Но сделать ничего не могу. Кричать бесполезно, тут же завалят и убегут. Посты у нас только по внешнему периметру, и патруль ходит вокруг лагеря, охраняя от нападения снаружи, а не изнутри. На территории только один самый убитый барак для задержанных, под присмотром двух дневальных с наганами, которые меняются через каждые три часа. И это нихрена не БУР, а обычная летняя времянка с режимом как на «губе». Только у нас не бьют и не отбирают еду, хлоркой тоже не травят, но на работы выводят.

— Приглядите за этим, а я девкой займусь. — Приказывает Пашкевич своим подельникам. — Ладная лялька, гладенькая, не то что марухи на хазах. Я её ещё утром приметил. Жалко будет такую расписывать, не распечатав, — приговаривает он.

— Не понял! А чего ты там замерла? Да ещё руки опустила. Ну-ка, бегом сюда и показывай, что ты там прячешь!

— А у меня дядечки вот что есть. — Выходит из-за меня Иванна и протягивает вперёд сложенные пригоршней ладони, на которых лежит рубчатый корпус лимонки.

Вижу как медленно и плавно отлетает спусковой рычаг, и слышу как начинает шипеть замедлитель. Диверсы как по команде так же медленно падают на землю, а потом режим замедленной съёмки заканчивается, я выхватываю гранату из ладоней подруги и со словами — Брось каку! — отшвыриваю её в сторону, и роняю Иванну в прыжковую яму, накрыв сверху собой…

Конец первой части.

Генерал-майор танковых войск Пушкин Ефим Григорьевич — командир 23-го танкового корпуса.

С утра 18 мая мой танковый корпус находился на исходных позициях на участке 266-й стрелковой дивизии и готовился продолжить наступление, которое успешно начал вчера. Танковые бригады корпуса переправились через реку Берестовая и, захватив несколько населённых пунктов, к вечеру вышли к селу Караванное. Бригады уже готовы были ринуться в стремительную атаку, когда из штаба 6-й армии неожиданно поступил новый приказ. Прекратить наступление и перебросить корпус на другое направление. Командиры штаба нашего корпуса еле успели передать приказ об отмене атаки. Бригадам предстояло снова переправиться через реку Берестовая и совершить стокилометровый марш в обратном юго-восточном направлении.

Так как 23-ю мотострелковую бригаду ещё не вводили в бой, её и отправили в качестве передового отряда. Сразу следом за ней 130-ю танковую бригаду. 57-я и 131-я должны были подтянуться по мере переправы через реку. Я двигался вместе со штабом мотострелков, остальные командиры управления корпуса находились в танковых бригадах и контролировали дисциплину марша. Нам повезло. Примерно за неделю до начала наступления на пополнение корпуса прислали английские пехотные танки «Валентайн». Машины хоть и лёгкие, но с бронёй 60 миллиметров, противотанковой пушкой типа нашей сорокапятки и дизельным двигателем. Но главное, это не броня и пушка, а танковая радиостанция. На наши танки их перестали устанавливать в конце сорок первого, а в новом году даже не начинали. Каждой бригаде досталось по десять танков, ими и укомплектовали роты тяжёлых танков, за отсутствием КВ-1. Но укомплектовали только на бумаге. В действительности танки распределили по двум другим ротам средних и малых танков для управления ими. Так что как комбриги так и комбаты могли теперь командовать и управлять своими подразделениями не только посыльными, флажками и личным примером, но и голосом, находясь даже на расстоянии нескольких километров.

Никаких сведений о противнике кроме того, что он перешёл в наступление и прорвал оборону Южного фронта, захватив Барвенково, мы не получили. Поэтому, добравшись до реки Берека, пришлось действовать осторожно и выслать разведку в направлении Барвенково а так же Большой Андреевки. Командиру 23-й мотострелковой бригады я приказал переправиться через реку и занять рубеж обороны, оборудовав батальонные узлы сопротивления в населённых пунктах Грушеваха и Великая Камышеваха. Третий мотострелковый батальон, усиленный спецподразделениями бригады, должен был занять оборону от Великой Камышевахи до посёлка Заводской, расположенного на южном берегу Северского Донца. Шесть километров многовато для одного батальона, но с фронта его прикрывал глубокий овраг и речка Великая Камышеваха. Да и одной пассивной обороной я ограничиваться не собирался, а планировал перекрыть обе дороги, идущие с востока, вдоль южного берега Северского Донца, выдвинув в том направлении 130-ю танковую бригаду. Канонада от разрывов бомб и снарядов слышалась как на юге, так и на востоке от нас. Поэтому, где искать противника, можно было догадаться, не получая указаний от главнокомандования.