Бегу обратно, поднимая бойцов из снежных окопчиков и отправляя на север. Вроде успели. Когда первая пристрелочная мина засвистела в воздухе, я уже был возле орудия. Будем надеяться, что до нас не достанет, а разведчиков не накроет. Ну а пока есть возможность осмотреться. Немцы ведут стрельбу прямо с опушки, из ручных пулемётов и ротных миномётов по хуторам, готовясь перейти в атаку. Видимо после уничтожения роты, заходящей с фланга, их удар сорвался, да и воронки от стадвадцатимиллиметровых миномётных мин пятнали снег на подступах к деревушке. Один наш МГ-34 на станке поливал опушку короткими очередями, не давая немцам сосредоточиться для атаки. Но тут ожил этот недобитый чех, гася пулемёт выстрелами из пушки.

— Разрешите, товарищ командир? — вопросительно смотрит на меня наводчик.

— Давай! — Машу я рукой, уже не надеясь на успех. Расстояние километр, попасть, может и попадёт, — а вот пробьёт ли броню? Хотя борт у «тридцать восьмого» всего полтора сантиметра, должно получиться. Заняв место командира орудия, помогаю наводчику пристреляться. Хватило трёх снарядов, ещё два, и упрямый чех наконец задымил, так и не успев «перекрестить» наше орудие. Ещё несколько минут громим левый фланг наступающих фрицев, а потом приходится бросать орудие и отходить к пулемётчикам. Осколочные снаряды кончились, остались одни бронебойные, а пристрелочные мины засвистели в воздухе.

— Прекратить огонь. Снять прицел и клин затвора. Отходим. — Даю я команду расчёту. Железо-то может уцелеет, а вот людей зря терять не хочется.

— Принимай пополнение, Емельян Батькович. — Подбегаю я к Малышу, копошащемуся возле пулемёта.

— Как раз вовремя, а то у меня двоих подстрелили. И с пулемётом что-то не то.

— Да тут же прицел разбит и станок покорёжило. — Бегло осматриваю я конструкцию.

— Вот я и говорю, что без кувалды не разобраться. — Поднатужившись, выправляет он руками погнутую стойку.

— А ты вертлюг поставь и прицел зенитный. В ЗИПе должно быть. Да и стрелять тебе будет удобнее. Позицию опять же смените.

— Меняют уже. Рук на всё не хватает. Да и прикрывать надо кому-то.

— Меняйте позицию, а я на НП. Миномётчики должны уже на новой огневой обосноваться, так что прикрою. — Бегу я на наблюдательный, цепляю провода к аппарату и кручу ручку.

— Смольный на проводе. — Не изменяет себе Макар.

— К бою! По пехоте. Осколочной. Заряд четвёртый. Прицел пять девяноста. Угломер тридцать ноль. Наводить в веху. Один снаряд. — Противник теперь гораздо ближе, а вот его миномёты достать до нас не должны. Если позицию не сменят.

После пристрелки долблю заградительным уже по самой околице хуторов, не давая фрицам зацепиться за окраинные строения. «Максим» лупит с фланга, с той же целью. Вот только так нам всю войну не выиграть, если Ветровский батальон не перейдёт в контратаку, немцы прорвутся. Некоторые уже проскочили и засели в домах и пристройках, видно как стреляют из окон. Махра как засела в траншеи на южной и восточной околицах, так и сидит там. Отстреливается. Хорошо хоть назад не бежит. Оно, конечно, сидите и стреляйте, вот только стреляют в основном из винтовок, ручных пулемётов раз два и обчёлся, а станковых я не заметил. У соседей за речкой дела ещё хуже, перестрелка сместилась намного южнее. Так что и наша пехота может испугаться окружения и отойти.

Э нет. Вроде «ура» закричали. Теперь лишь бы в правильном направлении побежали. А мне надо дать фрицам отступить, так что переношу огонь на опушку, а потом прекращаю стрельбу. Но ненадолго. Как только первые фрицы добегают до перелеска, накрываю их беглым огнём.

— Стой. Отбой. Макар, меняй позицию. Как договаривались, установи макеты миномётов, пустые лотки раскидай. Сейчас тут всё с землёй ровнять будут. Медиков с ранеными отправляй в Белый Камень. Обоз разгружай и туда же. Хотя, пока спрячьтесь на юго-восточной опушке рощи, а то попадёте под раздачу на дороге. Свой НП я оставляю на месте, так что нитку связи за собой тяните. Обоснуетесь на новой позиции, пошлёшь телеграмму.

Командовать пока некем, так что иду к пулеметчикам, тем более они рядом. Пашку тоже надо вытаскивать, но там пока тихо, так что пускай в козырях будет. Немцы убрались восвояси, и пока никуда не лезут. Обед у них что ли? Ну пускай жрут. На полный желудок им бегать тяжелей будет. А пуля в брюхо может такой заворот кишок завернуть, что потом до самого конца никто не раскрутит.

— Ну как, получилось? — Спрашиваю Емелю, который стоит и примеряется к пулемёту на вертлюге.

— Вот когда пристреляюсь, тогда и видно будет. А стойку я отрихтовал. Кузню найдём, починим. А пока так сойдёт.

— Раз сойдёт, тогда меняйте позицию. Отскочите в рощу, там обоснуетесь.

— Нет. — Возражает Малыш. — Я здесь пока останусь. Отсюда я ещё не стрелял. А позиция удобная. Пушку тоже негоже бросать. Да и отход прикрывать надо. Так что забирай всех и отходите.

Всех я забирать не стал. Белогвардеец с помощником потащили «максим» на северную опушку рощи. Второй расчёт я отправил на западную, а двоих артиллеристов оставил на месте, надо же кому-то подносить патроны и набивать ленты. Один кекс Емеля уже зарядил и стоял, уставившись в низкое небо, с которого слышался гул моторов. Потом гул перешёл в рёв, а из тучи вывалилась тройка «лаптёжников», которые встали в круг прямо над полем боя, ожидая наводки с земли. Ракеты полетели в сторону нашего перелеска, и ведущий, сделав круг и немного порыскав на курсе, перешёл в пике. Казалось, что пикирует он прямо на нас, но серия бомб рванула уже за спиной. Повалив несколько деревьев и обдав нас взрывной волной.

— Емеля, нажми на клавиши, продай талант! — Хлопаю я по плечу Малыша. Выводя из ступора как его, так и себя.

— Отстань, — огрызается он. Ловя в прицел второй пикировщик, слившись с пулемётом и, выпуская по «Штуке» всю ленту одной очередью. Я не знаю, куда попали бронебойные пули, только Юнкерс так и не вышел из пике. Точнее вышел, автомат его вывел из пикирования, вот только пьяный автопилот дальше не справился с управлением и, сделав мёртвую петлю, самолёт рухнул прямо на поле боя. Больше нам повторить успех не удалось, третий Юнкерс отбомбился по цели, а потом они продолжили штурмовку вдвоём, сначала кидая бомбы, а потом поливая лес из пулемётов, заходя с разных направлений. Приходится бегать и прятаться за деревьями, так как терновый куст уже не спасает.

Нам повезло, что «Штуки» в основном отбомбились по ложным огневым позициям миномётов. Пушку они тоже разглядели с воздуха, поэтому второй заход был на неё. Попали или нет, не знаю, но две бомбы там шандарахнуло. И на этом наше везение закончилось окончательно. Хотя дело не в везении, просто немцы решили «зачистить зелёнку» на своём фланге. Хотя зелено тут только летом, осенью листья опадают. Иду на НП, проверяю связь. Телефон не работает, обрыв на линии. Ну, кто бы сомневался? По проводу послать некого, у пулемёта остался только Малыш, остальные потерялись. Можно самому, но уже поздно. Сразу после бомбёжки из Малого Ивановского началась движуха, и не на юг, вдоль шоссе, а на восток. Сначала пехота, а потом танки. Причём пехота движется довольно ходко, как по просёлочной дороге, так и вдоль неё, тремя колоннами. С полутора километров особенности формы разглядеть не могу, но подозреваю, что это «фуфлыжники», так как чешут они на лыжах, а одеты не в шинели, а в короткие ватные куртки (фуфайки).

В километре от опушки, где засела Пашкина команда, неправильные фрицы развернулись в цепь и побежали в атаку, периодически постреливая в сторону леса из карабинов и ручных пулемётов. Оба танка в ста метрах за ними, в готовности поддержать огнём. Ещё пятьсот метров, и я уже цель не увижу, скроется за выступом леса. С надеждой тянусь к аппарату, вызываю «ромашку» а потом «Смольный» — тишина в трубке.

— Ну, что замер, командир? К орудию надо. — Подходит ко мне Малыш, как революционный матрос перепоясанный лентами и с пулемётом на плече. Глаза у него блестят как у адреналинового наркомана, а сам он улыбается, как немного поехавший крышей.