— Ну, я же помочь, вот лента. — Со слезами на глазах произносит она.
— Принесла, молодец. — Хвалю я её. — Вот тебе автомат, дуй за печку и снаряжай ленты. Посматривай в окна справа и за входной дверью следи. — Чмокаю я её в щёку, прерывая начинающуюся истерику.
— Ползком. — Дёргаю за валенок, ползущую на карачках напарницу. Заправляю ленту в приёмник и поправляю наводку. Остаётся только дождаться бронеавтомобиль и нажать на гашетку, так что периодически приподнимаюсь над подоконником, фиксируя изменения обстановки.
— Злой у нас командир, бессердечный. — Ворчит Сашка за печкой. — А я ведь тоже стрелять умею.
— Александра, я тебя сейчас в угол поставлю.
— А я и так в углу. — Продолжает огрызаться она.
— Будешь дерзить, выпорю, и не посмотрю, что большая.
— Вот ещё, папашка нашёлся! — возмущается она, но замолкает.
Но мне сейчас не до кого нет дела. Миномёт замолчал, двигатель броневика взревел, а поддерживаемые им атакующие немцы захохали. Приникнув к прицелу, жду, когда в точке наводки появится угловатая коробка машины. Вот он момент истины, броневик движется левым бортом ко мне и буквально вползает под очередь. Огоньки трассеров влипают в борт, рикошетирующие пули высекают искры из брони, а я всё давлю на гашетку, не отпуская её, что-то крича на одной ноте. Слева от меня тоже раздаётся пальба, а следом за ней и разрывы гранат сотрясают воздух. Вся стопатронная лента улетает за несколько секунд, а бронеавтомобиль вздрагивает как от попадания бронебойного снаряда, а потом замирает на месте. После чего в него впивается ещё один снаряд и он начинает дымить.
От такой метаморфозы встаю в полный рост и пытаюсь понять, что случилось. Рядом со мной стоит и кричит «ура» Александра. Обнимаемся на радостях, а потом я целую её в губы, от неожиданности она вздрагивает, замирает в моих объятиях, а потом неумело отвечает на мой поцелуй. Кажется кто-то уже не контролирует эмоций, поэтому первым отстраняюсь от девушки и ласково шепчу ей на ушко.
— Саша, ленту. — Она открывает глаза, потом резко заливается румянцем и приседает на корточки.
— Какую? — Чуть слышно лепечет она, роясь в вещмешке.
— Обычную. — Забираю я из её рук патронную ленту и вставляю в приёмник. После чего добиваю пытающихся отступать фрицев.
Потом быстро грузим в подошедший транспорт всё тяжёлое стреляющее железо, а также одного раненого, после чего сваливаем в лес. В тылу у нас оказывается тоже не всё в порядке. На западной опушке рокочет «дегтярь» и хлопают винтовки и карабины. Направив туда пятёрку разведчиков, вернувшихся с диверсии и, приказав им прекратить безобразие, формирую колонну обоза. Так как половина ездовых под руководством комиссара воюет, распределяю людей для управления бесхозным транспортом, и растянувшаяся колонна отправляется в путь. Все, кто не занят в боевом охранении. В тыловом охранении упряжка с орудием. Отступаем на юг в урочище Жабка, а стрельба теперь справа и слева от нас. И если справа интенсивность перестрелки постепенно снижается, то слева наоборот, только усиливается. «Максим» лупит длинными очередями, а ему отвечают сразу несколько пулемётов.
Пропустив колонну вперёд, набираю себе команду и иду налево. Нас мало, всего шесть человек, но у нас целых три ручных пулемёта, причём все трофейные. С пулемётами — я, Малыш и дядя Фёдор, помощники тащат боезапас. Александра увязалась за мной хвостом, все попытки отослать её на кухню ни к чему хорошему не привели. Сопли, слёзы и отмазка.
— Не до каши сейчас, товарищ командир. — Ответила она, проигнорировав мои указания. Ладно, пускай при мне будет, девка бедовая, без присмотра может залезть не туда и «попасть на бабки».
В общем, попытку противника защемить нас в лесу мы отбили. Сначала, когда фрицы двигались по просёлочной дороге и пытались обойти нас, по их левому флангу из засады ударил «максим». Укрывшись на опушке лесного выступа, расстреливая колонну с пятисот метров. А когда фрицы развернули колонну в цепь и попытались заткнуть упрямый станкач, им опять же с правого фланга прилетело от трёх его зарубежных товарищей. Вот такой вот интернационал получился. После такой отповеди на хвост нам больше никто сесть не пытался, поэтому, соединившись с разведчиками и перераспределив груз, продолжаем движение уже по просёлочным дорогам. А когда добрались до реки Истра, решили двигаться по её руслу. Вот по этому руслу мы и проскочили через линию немецких заслонов, сначала просочившись в овраг, а выйдя из него уже в лесу, недалеко от деревни Буканово. Ракеты взлетали как позади, а также справа и слева от нас. Дальше уже движемся по просёлочным дорогам от деревни к деревне и останавливаемся только в населённом пункте Гриденки, перевалив через полотно железной дороги.
Размещаем в домах раненых, ездовые обиходят лошадей, боевым подразделениям даю время на отдых, собрав только их командиров для доклада. В штабной избушке кроме меня только Малыш, Доцент и Клим, комиссар ранен, сейчас он у медиков. Как прошли диверсии, я представлял, взводные доложились во время марша, осталось только уточнить детали, ну и составить общую картину. Начали с Пашки.
— Осмотрелись мы ещё засветло, наметили где лучше пройти, поглядели за часовыми, а когда стемнело, поползли. Впереди сапёры, мы за ними. Замешкались малехо, немцы там мины поставили, пришлось проход делать, но всё же успели. И когда началась артподготовка, уже по кустам сидели. Страху от летящих мин, конечно, натерпелись, но по нам не попало. Потом атака, связистов и штабных раздолбали, пленных не брали, дома, подвалы и блиндажи гранатами зачищали, обратно по своим же следам, оврагом ушли. На отходе немецкими минами прикрылись. Трофеев не брали. Вроде всё.
— Потери.
— Во время операции ранило троих, одного насмерть, ещё один пропал без вести.
— Ранен? Убит?
— Не знаю, сапёр из нового призыва.
— Плохо. Какие потери во взводе?.
— Один убит, троих ранило. Я же сказал.
— Докладывай! — Киваю я Малышу.
— Развилку мы в лесу заминировали, фугас хорошо сработал. Второй ставить не стали, место открытое, да ещё какие-то постройки возле самой дороги. Проверили, оказалось пилорама, артельщики там доски пилили, пока власть не переменилась. Вот на этой пилораме мы орудие и замаскировали, прямо по дороге подъехали. Пулемёт ещё установили, на станке. Дождались и пропустили головные машины. Ну, а когда впереди бахнуло, тут немцу хвост мы и подпалили, дальше наводчик уже сам справлялся, я за пулемёт встал, по центру колонны прошёлся. Вот, а когда в передних машинах стали взрываться загруженные туда снаряды, шоферня фрицевская совсем разбежалась. Разведчики зачистку начали, следом сапёры машины поджигали, ну а когда наткнулись на уцелевшие грузовики с добром, прибарахлились чутка, остальное сожгли.
— Что взяли?
— Мины к немецким миномётам, патроны и продуктов чутка.
— Чутка, это сколько?
— Сколько смогли унести, хлопцы по сидорам распихали, а грузовик мы в лесу спрятали.
— Час от часу не легче. Какой грузовик?
— С остальными продуктами, всё же в сидора не влезло, только тушёнку забрали.
— Вот только тушёнки нам сейчас и не хватает. Что-то ещё? — видя, что Малыш мнётся, побуждаю его высказаться.
— Передок на марше отстал…
— Ну, не тяни.
— Там Егоров и один ездовый.
— Как так получилось? Куда замыкание смотрело?
— Я и был в замыкании, как раз перед самым переходом линии фронта они и отстали. Сказали, что поломка незначительная, быстро починят и догонят.
— Догнали?
— Нет пока, жду.
— Вы чем порадуете, Константин Францевич? — устало опускаюсь я на скамью.
— В моём взводе двое погибло, один ранен, один пропал без вести.
— Как, ещё один?
— Нет, это тот же самый. Дьяченко его фамилия.
— Получается, у нас трое погибших, семеро раненых и трое пропали без вести. Прискорбно. — Подвожу я итог совещанию.
— Как будем немецкий контрудар останавливать?
— На это Красная Армия есть. Вот пускай и останавливает. — Высказывает общую мысль Пашка.