На раздаче всё те же девчонки, что вчера. Одна подмигнула, другая насыпала поварёшку от души.

— Ну что, боец, сегодня без подливки, зато с победой? — хихикнула кто-то из-за спины.

Я кивнул, забираясь за стол в углу.

— Взял плоть под контроль, — пробормотал я в пустоту, улыбаясь.

«Друг» молчал. Видимо, давал мне возможность просто побыть человеком.

Сбросив пижаму на стул, лег, откинулся, уставившись в потолок.

— Ну вот и утро, — сказал я себе.

Госпитальная тишина ласкала слух. Где-то медленно катили каталку. Сестра смеялась в коридоре. Из окна — птицы, свежесть, жизнь.

Мир, в котором я сначала был чужой. Но теперь — уже не совсем.

Глаза закрылись.

Сон пришёл быстро. Крепкий.

Я ел. Много и вкусно. Я тягал железо. Серьёзно и с наслаждением. Я мылся в душе так долго, что горячая вода почти закончилась.

У меня был ключ от каптерки — от моего нового маленького мира. Сейчас моя плоть снова требовала хлеба, а не зрелищ. Мысли текли медленно. Тело дышало уверенно. «Друг» молчал, видимо, наслаждаясь редким покоем.

В понедельник, после обеда, я только вышел из столовой, где мне снова положили борща погуще, когда санитар по фамилии Панкратьев догнал меня на лестнице.

— Борисенок, к начальнику госпиталя. Срочно. Он уже ждёт.

— За что опять? — буркнул я, хотя внутренне напрягся. Вроде не косячил. Даже наоборот.

Полковник медицинской службы Дубинский был типичным представителем породы «боевых врачей»: крепкий, немного седой, вечно мятая белая форма и взгляд, который просвечивает тебя до пуповины.

Он смотрел в бумаги, когда я вошёл, потом поднял глаза и сразу сказал:

— Садись ефрейтор. Я коротко.

Я сел. В кабинете пахло кофе и йодом.

— Ты, Борисенок, парень не из простых. И я уже знаю, что за два дня ты успел оживить электронож, и даже воскресить аппарат УЗИ. Плюс по госпитальной части — порядок, дисциплина, спорт, даже девочки на кухне жалуются, что ты слишком вежлив.

— Простите?

— Это шутка, расслабься. — Он усмехнулся. — Слушай, у тебя дембель через месяц?

— Да, товарищ полковник. Первые числа октября.

— Я свяжусь с полком, задержки не будет, уйдешь день в день — 29 сентября. Так вот. Я предлагаю: оставайся после демобилизации. Гражданским. Какая у тебя гражданская специальность?

— Год до армии электромонтер связи, и «мастер-радиолюбитель»…

— Пойдешь пока радиотехником по аппаратуре. Документы мы пробьём, жильё — койко-место в общежитии при госпитале, с питанием — решим. Зарплата — скромная, но стабильная и бесплатное питание в офицерской столовой. Ты госпиталю нужен.

Он подвинул ко мне лист бумаги. Там уже было всё: расписано, что куда подавать, когда и кто подпишет. Он готовился. Не просто с бухты-барахты.

Я помолчал. Вот так, за секунду, появляется развилка в жизни. С одной стороны — свобода, дембель, путь в никуда. С другой — место, где ты уже что-то значишь.

— Я подумаю, — тихо сказал я.

— Думай, — кивнул Дубинский. — Только прошу, не слишком долго. У меня такие, как ты, не каждый день с неба падают.

Он протянул мне руку. Я пожал — крепко, по-мужски. И вышел из кабинета с головой, полной мыслей.

Понедельник уже свернул на вечер. Солнце навострилось за горизонт, но сентябрьский воздух ещё держал дневное тепло. Я сидел на скамейке у входа в административный корпус и ждал. Минут через десять двери открылись, и появилась Инна Ивановна. Белый халат скинула на руку, волосы заколоты шпилькой, на плече — сумка. Она увидела меня и, не удивившись, направилась прямо ко мне.

— Ты что тут? Неужели караулил? — прищурилась она, улыбаясь.

— А что, не имею права проводить красивую девушку после трудового дня до остановки?

— Имеешь, — хмыкнула. — Особенно если эта девушка тебе доступ в душ дала… и аппарат УЗИ.

— Насчет УЗИ… В этом деле больше моей заслуги положим. Ты просто нагло и цинично воспользовалась моим практически беспомощным состоянием… — В моих глазах был неприкрытый стеб над нами обоими.

Я встал, шагнул к ней и мы пошли вдоль аллейки, где пахло хвоей и аптекой.

— Слушай, Инна… меня сегодня начальник госпиталя вызывал.

— Накосячил?

— Наоборот. Предложил остаться работать в госпитале после дембеля. Гражданским. Радиотехником по аппаратуре.

Инна резко повернулась ко мне, в глазах — и удивление, и насмешка.

— Ха! А чего не сразу в замначальника по кибернетике?

— Так и сказал почти! С койкой в общаге и пайком.

— Эээ… Пайком? — Она вздохнула. — Умеет он заманивать.

Я пожал плечами:

— Я думал, сначала домой. Может, на гражданке что найду. А тут вдруг — оставайся, мол ты местный гений с паяльником.

Инна на секунду помолчала. Потом серьёзно сказала:

— А ты подумай. Это не просто койко-место. Это — стабильность. Медсанчасть — не завод, тут всегда работа будет. Да и врачи тут нормальные. И ты уже в теме.

Я посмотрел на неё в полутьме. Линия шеи, лёгкий румянец от усталости, а глаза горят.

— А ты? Ты-то что думаешь?

Она сделала пару шагов вперёд, потом обернулась:

— Если честно — я бы осталась. Но это твой путь. Не мой.

— Твой какой?

— Пока дома. Пока мама лежит. А потом… — она вздохнула, — потом, может, и вернусь в институт. Или — в новую жизнь.

— А вдруг эта новая жизнь уже началась? — сказал я и вдруг сам удивился, как это прозвучало.

Инна не ответила сразу. Только посмотрела пристально. Долго. И тепло.

— Смотри, чтоб не испортил её первым же шагом, Борисенок.

— Постараюсь. Только ты меня не теряй. Даже если уйду. Договорились?

— Договорились.

Мы дошли до ворот. Автобус уже подъехал, фары мягко светили сквозь туман.

Она шагнула на подножку и вдруг, не оборачиваясь:

— А если останешься — купи мне когда-нибудь новые прокладки для УЗИ. А то наши совсем…

— В лепёшку?

— Во! — и, наконец, обернулась. — Умный ты, чёртяка с Хрустального Футляра.

Автобус уехал. А я остался на темнеющей дороге. С предложением в голове. С девушкой — в сердце. И с ощущением, что всё это — всерьёз.

Наступило утро вторника. Мой организм после сытного завтрака, имел бодрое настроение.

Плоть, как говорится, снова была под контролем. А раз всё так серьёзно закручивается, решил — надо смотреть жильё, чтоб потом не было мучительно поздно за вчерашние иллюзии.

Нашел зам по тылу, и он только усмехнулся:

— Ну, комендант знает. Пусть покажет, что есть.

Комендант оказалась сухонькой женщиной с глазами без единого сна, зато с множеством расписаний, графиков и ключей. Указала мне путь жестом:

— Иди сам, смотри. Только без фокусов. Это же не курорт.

И я пошёл.

Общежитие госпиталя — девятиэтажная «свечка» с вечно пахнущими линолеумом коридорами.

Шёл, как по музею человеческих жизней: из-за дверей доносились запахи тушёнки, звуки «Кабачка 13 стульев», перешёптывания и возня.

Первые пять или шесть этажей — «плотная застройка».

Комнаты забиты под завязку. Где-то по четверо, где-то даже шестерых насчитал. Около некоторых комнат, в коридоре стояли чайники на табуретках — видно, места уже не хватало и для техники.

Дальше было — полегче.

Здесь обитали «старослужащие» гражданские. В основном, как я понял семейные. Часто встречались коляски, трехколесные велосипеды, санки на гвоздях в стене. Приглядно, но всё равно — не то.

И вот лестничный марш ведет с последнего этажа выше.

Я поднимался с небольшой надеждой и лёгкой грустью, а когда шагнул в холл — … залип.

Огромное пространство двойной высоты. Потолок метрах в шести. Стены покрашены в типичный «серо-зелёный утешительный», но окна во всю стену давали отличный свет. И лоджия на всю длину…

Вдоль одной стены стоял шкаф без дверей, дальше — пара списанных тумбочек, в углу — гордый ржавый холодильник, который выглядел как кот с астмой.