— Это магия, — сказал я и усмехнулся. — Но если честно — техническая база. Машина не простая. Она у нас с инжектором, а не с карбом. Плюс еще, там микропроцессорное управление и впрыском, и фазами газораспределения. Мы с другом собирали блок управления на микропроцессорах. Плюс фильтр воздушный нестандартный — с генерацией озона.

— Озона? — переспросил Виталя. — Ты шутишь?

— Не шучу. Озон усиливает окисление бензина в камере сгорания. За счёт этого — полнее сгорание, резче отклик, чище выхлоп, выше КПД. Мощность прибавляется процентов на десять, особенно в верхах.

— Я думал, такие штуки — для авиадвигателей, — удивлённо сказал Лёха, отхлебнув пива. — Или для «немцев».

— Да не, — сказал я. — Просто надо уметь. У нас в Минске есть ребята, что даже на трактор умудряются поставить электронную дроссельную заслонку. Главное — мозги и руки. Ну и чтобы генератор тянул нагрузку.

Антон крутил в руках пластиковую крышку от бутылки:

— Ну ты даёшь… Я, если честно, думал, ты нам просто назло не даёшь уйти. Какой-нибудь упёртый белорус.

— Упёртый — да, но не из вредности. Просто люблю, когда техника идёт правильно. Это как музыка. Не должен мотор хрипеть и страдать. Он должен петь.

Инна заглянула в комнату, уже в халате:

— Ребята, вы бы не шумели — тут люди спать пытаются. Завтра рано вставать.

— Поняли, уходим, — встал Виталя. — Но теперь, брат, уважаю. Не всякий гонщик столько сделает ради серийной «Нивы».

— Это уже не совсем «Нива», — усмехнулся я. — Это инструмент. А инструмент должен быть как скальпель — острым.

Они ушли, а я, выключив свет, задумался. Где-то в темноте Краснодарской ночи, может быть, снова появилась та самая «Волга».

Дорога в горах южнее Цандрыпш начинал сужаться, и я сбавил скорость, бросив короткий взгляд в зеркало заднего вида. Узкая лента асфальта вилась среди леса, как выцветший шнурок, местами исчезая за поворотами. И вот — знакомая морда. Та самая чёрная «Волга». Как призрак. Появилась снова. Она уверенно держалась сзади, будто тень.

— Инна, ты видишь эту машину позади нас? — Я кивнул в сторону зеркала, не отрывая рук от руля.

Инна подняла голову от карты и щурясь посмотрела в боковое зеркало.

— Чёрт… Это ведь та же, что шла за нами после парома, и от которой мы ушли по проселку? И снова она… — Голос её стал сухим, собранным.

— Именно. Сначала я думал — совпадение. Но теперь уже не смешно. Они явно не едут на море как мы.

Чёрный силуэт классической 24-й «Волги» с матовыми колпаками держался в полукилометре позади, не сокращая и не увеличивая расстояние.

Инна отложила карту, расстегнула сумку и нащупала кобуру сигнального пистолета. На всякий случай, я еще в Минске переснарядил несколько патронов крупной дробью.

— Значит, теперь они решили не светиться, а ждать момента. И ты думаешь, он наступит на этом перевале?

— Скорее всего. Тут много глухих поворотов. Обогнать, подрезать — дело пары секунд. Видишь вон тот крутой вираж? За ним я сверну направо. Есть просёлок — я его летом заметил. Вроде старая лесовозная тропа. Держись крепче.

— Может, стоит тормознуть и побеседовать? Или устроим им тест-драйв?

— Сейчас они сами устроят. — Я уловил движение в зеркале. Волга ускорялась. — Держись.

Секунды спустя черный седан резко пошёл на обгон, не мигая и не сигналя. Его кузов опасно приблизился к левому борту нашей «Нивы». Я резко дёрнул руль вправо, съезжая на обочину. Камни хрустнули под колёсами, пыль взметнулась.

— Они хотят нас вытеснить! — Инна вцепилась в поручень над дверью, но голос её был без истерики, сдержанный и холодный.

— Ну, раз хотят — получат. — Я нажал кнопку, отключающую ограничитель подачи воздуха, и рывком включил ручное управление дросселем.

«Нива» зарычала, словно разозлилась, и, не сбавляя, ушла в сторону — на просёлочную дорогу, по которой когда-то, наверное, гоняли лесовозы. В зеркало я заметил, что «Волга» на мгновение замешкалась, но потом, ее водитель вывернул влево, и свернул за нами.

— Они не отстают, — Инна повернулась. — Держат дистанцию, но идут уверенно.

— Пускай. — Я вжал педаль газа, ощущая, как мотор вытягивает, натужно, но стабильно. — У нас не серийная «Нива». Сейчас покажем, чего стоит ручная настройка.

Лес сжимался со всех сторон. Задние амортизаторы жалобно постанывали, но машина шла, словно привыкла к хаосу. «Волга» же казалась чужеродной — слишком тяжёлая, слишком городская для этой дороги. Она то пропадала в пыльном хвосте, то вновь возникала на поворотах.

— Костя, смотри! — Инна ткнула пальцем вперёд. — Там развилка. Если пойдём направо — будет спуск к речке. Слева — в гору.

— Спуск нам выгодней. Если они рискнут, застрянут. — Я вывернул руль вправо и дал газу.

Машину качнуло, на секунду казалось, что мы сорвёмся, но колёса вцепились в грунт, и «Нива» рванула вниз по старой трелёвке. Камни, ветки, ямы — всё это сливалось в одно сплошное испытание подвески.

И вот — тишина. Я взглянул в зеркало. «Волги» не было.

— Инна, ты её видишь? — Я замедлил ход, прислушиваясь к мотору.

— Нет. Исчезла. — Она выглянула в боковое окно, настороженно осматривая лес.

Я заглушил двигатель, вышел и присел у двери, вглядываясь в просёлок. Ветер шевелил верхушки деревьев, внизу журчала речка, пахло мхом и влажной корой. Следов за нами не было видно. Ни пыли, ни звука мотора.

Инна вышла, подошла ближе.

Я вернулся к машине, завёлся и мы поехали дальше, молча, среди звенящей тишины осеннего леса. Ощущение, что за нами всё ещё следят, не отпускало. Но больше ни одного звука, ни одной машины. Только мы и дорога, уходящая вглубь предгорий. Через километр я остановился и заглушил двигатель.

— Это ненормально. Либо они свернули, либо… — Она не договорила.

Я кивнул. — Либо они не совсем «они». Поехали дальше. Медленно, но не останавливаясь.

Мы тронулись снова. Я не торопился, глядя по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху. До трассы было ещё километров десять, но сердце стучало как задняя подвеска моей машины полчаса назад.

Что это было — проверка? Демонстрация? Или предупреждение? Я не знал. Но теперь было ясно: они здесь не случайно. И похоже, что кто-то, начал свою игру.

Когда мы снова выехали к трассе, солнце уже начало опускаться к горизонту, рассыпая по горам тёплое золотисто-оранжевое сияние. Инна молчала, только пальцы на дверной ручке дрожали слегка. Я чувствовал, как в ней борются усталость, напряжение и всё ещё не угасший адреналин от погони.

— Ну и денёк, — наконец выдохнул я, глядя в зеркало. — Похоже, оторвались.

— Ты сам это видел? — Инна обернулась ко мне. — Её как будто поглотила стена. Я видела, как она шла за нами, потом один поворот — и пусто. Ни скрежета, ни звука, ничего.

— Это не первое странное исчезновение на моей памяти, — пробормотал я, — но всё равно мурашки по коже.

Дальше ехали молча. Сердце всё ещё держало след прежнего напряжения, но с каждой минутой становилось спокойнее. К тому времени, как мы проехали Алахадзы, ветер сменился на ровный и ласковый, дышалось легко — море было близко. Инна включила магнитолу, и в салоне зазвучала старая, но удивительно уместная вещь — «Осенний вальс» в оркестровке. Я краем глаза заметил, как она улыбается, впервые за весь день.

Когда свернули с главной трассы на узкую дорожку, ведущую в Пицунду, солнце уже начинало падать за горизонт. Морской воздух ударил в лицо едва мы приоткрыли окна: терпкий, сосново-солёный, обалденный. Вдоль дороги росла реликтовая сосновая роща, деревья стояли прямо как шеренга гвардейцев, и лениво шуршала листвой под лёгким ветром.

— Вот она, — сказал я, притормозив у указателя. — Пицунда. Маленькая, но гордая страна солнца и сосен.

— Красиво. Даже слишком, — задумчиво протянула Инна. — Как будто природа тут застывает во времени.

Мы остановились у прибрежной линии, где выстроились семь высоких пансионатов. Я провёл пальцем по списку на указателе: «Маяк», «Амзара», «Амра», «Колхида», «Золотое руно», «Бзыбь» и «Апсны».