Кумач Красные зори, красный восход, красные речи у Красных ворот, и красный, на площади Красной, народ. У нас пирогами изба красна, у нас над лугами горит весна. И красный кумач на клиньях рубах, и сходим с ума о красных губах. И в красном лесу бродит красный зверь. И в эту красу прошумела смерть. Нас толпами сбили, согнали в ряды, мы красные в небо врубили следы. За дулами дула, за рядом ряд, и полымем сдуло царей и царят. Не прежнею спесью наш разум строг, но новые песни все с красных строк. Гляди ж, дозирая, веков Калита: вся площадь до края огнем налита! Краснейте же, зори, закат и восход, краснейте же, души, у Красных ворот! Красуйся над миром, мой красный народ! 1921 София Парнок
(1885–1933) «Я не люблю церквей, где зодчий…» Я не люблю церквей, где зодчий Слышнее Бога говорит, Где гений в споре с волей Отчей В ней не затерян, с ней не слит. Где человечий дух тщеславный Как бы возносится над ней, Мне византийский купол плавный Колючей готики родней. Собор Миланский! Мне чужая Краса! – Дивлюсь ему и я, – Он, точно небу угрожая, Свои вздымает острия. Но оттого ли, что так мирно Сияет небо, он – как крик? Под небом, мудростью надмирной, Он суетливо так велик. Вы, башни! В высоте орлиной Мятежным духом взнесены, Как мысли вы, когда единой Они не объединены! И вот другой собор… Был смуглый Закат и желтоват и ал, Когда впервые очерк круглый Мне куполов твоих предстал. Как упоительно неярко На плавном небе, плавный, ты Блеснул мне, благостный Сан-Марко, Подъемля тонкие кресты! Ложился, как налет загара, На мрамор твой – закатный свет… Мне думалось: какою чарой Одушевлен ты и согрет? Что есть в тебе, что инокиней Готова я пред Богом пасть? – Господней воли плавность линий Святую знаменует власть. Пять куполов твоих – как волны… Их плавной силой поднята, Душа моя, как кубок полный, До края Богом налита. 1914 «Ведь ты не добрая, не злая…» Ведь ты не добрая, не злая, Ведь ты, как сухостой, суха, – Зачем несу тебе, не знаю, Я семизвездие стиха. Мою Медведицу Большую Кому я в руки отдаю! Ни одесную, ни ошую Не быть тебе вовек в раю. Не холодна ты, а прохладна, Не горяча ты, а тепла. Зачем же ты волной громадной В воображеньи протекла!.. Но не пойми меня превратно: Ни проклиная, ни скорбя, Я не беру даров обратно, – Что ж делать! Я люблю тебя! «Если узнаешь, что ты другом упрямым…» Если узнаешь, что ты другом упрямым отринут, если узнаешь, что лук Эроса не был тугим, что нецелованный рот не твоим лобзаньем раздвинут, и, несговорчив с тобой, алый уступчив с другим. Если в пустыню сады преобразила утрата, – пальцем рассеянным все ж лирные струны задень: в горести вспомни, поэт, ты слова латинского брата: «Все же промчится скорей песней обманутый день». «Я, как слепая, ощупью иду…» Я, как слепая, ощупью иду На голос твой, на теплоту, на запах… Не заблужусь в Плутоновом саду: Где ты вошла – восток, где скрылась – запад. Ну что ж, веди меня, веди, веди Хотя б сквозь все круговороты ада, На этот смерч, встающий впереди, – Другого мне Вергилия не надо! 1932 Амурет[4] Игорю Северянину Танцуй торжественней, – пророк, Воспой Кудесному экцессы, Воспламеняющим экспрессом Экзальтированных сорок. Проснется Мир на лире мира, Венок оденет Ниобей, Друг, молодой луной вампира, Себя собою не убей. Волнуй толпу, зови к волне, Качай качель, качель экстазы, – Сверкнут рубины и топазы, Как привиденья в лунном льне. Мечта звенит опушкой леса, Околокольченным Венцом. Душа испанской догарессы В тебе буянится ключом! Август 1911 г. Сергиево вернутьсяНеологизм К. Омиянова, образованный от слова «амур» от созвучного со словом «амулет» – ред. |
