Гранди рассмеялся:

— Ну, это достаточно высокопоставленная персона, чтобы Серван дважды подумал, прежде чем жаловаться отцу. А если и пожалуется, возможно, его отец тоже подумает дважды, прежде чем приказать перерезать вам глотки. Мы пришли.

Теперь они стояли перед массивной деревянной дверью справа от зала, с маленьким окошком-глазком посередине.

— Постучите три раза и ждите, — прошептал Гранди. — Увидимся позже. — И он стремительно исчез, оставив троицу новичков в недоумении.

Джомми трижды постучал, и они замерли в ожидании.

Через мгновение заслонка на глазке отодвинулась. Мельком они увидели свет и, кажется, чьи-то глаза, затем окошко захлопнулось. Дверь распахнулась, и на пороге предстал монах Ла-Тимсы. Высокий, широкоплечий, с мощной грудной клеткой, он был облачен в светло-коричневую рясу до пола. Капюшон был откинут, обнажая массивную, выбритую наголо в соответствии с уставом ордена голову.

— Да? — спросил он.

Джомми бросил взгляд на своих приятелей, и по их лицам стало ясно, что говорить предстоит ему.

— Нам сказали прийти сюда… господин, — начал он.

— «Брат», а не «господин», — поправил монах. — Входите.

Когда все трое оказались внутри, он приказал:

— Закройте дверь.

Зейн повиновался. Монах уселся за массивный стол.

— Я брат Кайнан, управляющий этого университета. Всех монахов вы будете называть «брат», а священников — «отец». Это понятно?

— Да… брат, — ответил Тад. Остальные тут же подхватили.

— Кто вы?

— Я — Джомми, а это Тад и Зейн, — он показал, кто есть кто. — Мы прибыли из…

— Я знаю, откуда вы, — прервал его монах. Его лицо с массивными надбровными дугами и глубоко посаженными глазами словно навечно застыло в недовольной гримасе. Или, возможно, он и правда хмурился, подумал Зейн. — Когда из императорского двора Кеша пришло прошение зачислить трех «перспективных юношей» посреди учебного года, я ожидал увидеть нечто иное.

Он замолчал, изучая их взглядом.

Джомми уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но брат Кайнан резко оборвал его:

— Вы говорите только тогда, когда к вам обращаются. Это ясно?

— Да, брат, — ответил Джомми. По его выражению лица было видно, что такое обращение ему не по нраву.

— Вам предстоит трудиться усерднее других, чтобы нагнать программу. Наше образование — лучшее в мире, так что считайте за честь, что вас приняли. Здесь вы будете изучать множество дисциплин: историю, искусства, истинное учение, явленное Ла-Тимсой её избранникам, а также военную стратегию и тактику. Лучшие молодые дворяне Ролдема готовятся здесь к службе во флоте, морской пехоте или при королевском дворе, ибо каждый выпускник обязан отдать десять лет службе, прежде чем вернуться к семье. Многие остаются на службе Короны до конца дней.

Тад и Зейн переглянулись в тревоге, никто не предупреждал их о службе Ролдему. Хотя устав Конклава не запрещал Пагу отправить их на годы ко двору или на войну, было бы куда спокойнее, если бы их предупредили заранее.

Брат Кайнан, словно прочитав их мысли, добавил:

— Те из вас, кто не является гражданами Ролдема, не удостаиваются чести служить, но обязаны внести значительную сумму золотом. — Он оценивающе оглядел Джомми. — Ваша внешность не соответствует положению, но это несущественно. Сейчас вы отправитесь к брату Тимоти, который избавит вас от этой одежды. Отныне вы будете носить университетскую форму каждый день вплоть до выпуска. Среди студентов нет рангов, поэтому титулы запрещены. Обращаться друг к другу вы будете только по именам, а к братьям и отцам — по званию и имени. Наши правила строги, и неповиновение не терпится. А теперь — снимите туники.

Мальчики переглянулись, затем бросили свои сумки на пол и скинули туники.

— Встаньте на колени перед столом, — приказал брат Кайнан. Они снова обменялись взглядами. — На колени! — рявкнул могучий монах, и ребята поспешно опустились.

Брат Кайнан направился в угол комнаты и вернулся с длинной тростью из темного дерева.

— Этот жезл, — провозгласил он, демонстрируя его, — орудие наказания. За любой проступок вы получите удары. Их количество зависит от тяжести нарушения.

Внезапно он взмахнул тростью, обрушив удар сначала на Джомми, затем на Зейна и Тада. Все трое сжались от боли, но никто не вскрикнул.

— Это чтобы вы знали, чего ожидать. Есть вопросы?

— Один, брат, — сказал Джомми.

— Говори.

— Какое наказание за драку с другим студентом?

— Десять ударов.

Джомми вздохнул:

— Что ж, тогда, полагаю, вам лучше начать, брат. Я ударил парня по имени Серван прямо перед тем, как прийти сюда.

— Хорошо, — отрезал монах.

Десять сокрушительных ударов обрушились на спину Джомми, в то время как Зейн и Тад, стоя на коленях, вздрагивали при каждом ударе. Закончив, монах приказал:

— Встаньте. Оденьтесь.

Когда они повиновались, брат Кайнан заметил:

— Ты умнее, чем выглядишь, Джомми. Наказание за сокрытие проступка вдвое строже. Ты получил бы двадцать, если бы мне доложил кто-то другой.

Джомми лишь кивнул в ответ.

— Идите по коридору, последняя дверь слева, там брат Тимоти. Он позаботится о вас.

Тад и Зейн надевали рубахи, явно испытывая дискомфорт, но Джомми резко натянул свою, подхватил сумку и вышел. В коридоре Тад спросил:

— Спина не болит?

— Конечно, болит, — отрезал Джомми. — Но мой старик лупил меня сильнее, когда я был младше Гранди. И таким, как он, я не доставляю удовольствия.

— Каким таким? — поинтересовался Зейн.

— Видишь ли, дружище, есть два типа людей, раздающих наказания. Те, кто считает это необходимостью, и те, кто получает удовольствие. Брат Кайнан — из вторых. Чем больше ты показываешь боль, тем больше он радуется.

Они дошли до двери и трижды постучали. Изнутри раздался голос:

— Не стойте же там под дождем! Входите!

Зейн огляделся:

— Каким еще дождем?

Джомми рассмеялся и распахнул дверь. Внутри оказалось просторное помещение, куда больше кабинета брата Кайнана, но вместо аскетичного рабочего места их встретил настоящий склад.

Вдоль левой стены от пола до потолка тянулись стеллажи, уставленные аккуратными деревянными ящичками с нанесёнными именами и номерами. Их должны были быть сотни, поскольку ряды полок уходили вглубь помещения, образуя целый лабиринт. Два узких прохода вели между стеллажами и голой правой стеной, ещё один — между полками у входа и следующими рядами.

Единственной мебелью в комнате был маленький столик со стулом, за которым сидел монах. Этот тщедушный человечек, пожалуй, был самым миниатюрным взрослым, которого мальчишки когда-либо видели, даже средний гном показался бы рядом с ним великаном. Его голова была выбрита, как у брата Кайнана, но зато он щеголял пышной рыжей бородой с проседью. Ярко-голубые глаза сверкали, а лицо будто застыло в вечной улыбке.

— Новенькие! — воскликнул он с неподдельной радостью. — Я слышал, что к нам поступают новые мальчики! Просто восхитительно!

— Брат Кайнан велел нам прийти сюда. Ты — брат Тимоти? — спросил Тад.

— Да, именно так, это я, — монах продолжал посмеиваться. — Ну что ж, начнём. Раздевайтесь. — Он вскочил и засеменил по левому проходу, оставив мальчиков в недоумении.

— Наверное, нам дадут форму, — предположил Зейн.

— Неужели? — скептически протянул Тад.

Джомми поморщился, стягивая тунику. Когда брат Тимоти вернулся, с трудом неся стопку из трёх деревянных ящиков, которые вот-вот грозили опрокинуться, мальчики стояли уже раздетыми.

— Давай я тебе помогу, брат, — Тад поспешил взять верхний ящик.

— Хорошо, — кивнул монах. — Пусть каждый возьмёт по одному.

В ящиках оказались туники, брюки, береты и сапоги, а также бельё из льняной ткани.

— Ну чего вы уставились, как дурачки? Одевайтесь! — весело скомандовал монах. — Если что-то велико или мало, подберём.

Понадобилась всего минута, чтобы понять: выданная Джомми форма мала, а Зейну, наоборот, велика. Они поменялись, и тогда все оказалось впору. С сапогами пришлось повозиться: крошечному монаху потребовалось несколько походов вглубь хранилища, чтобы подобрать подходящую пару. Но в конце концов все трое стояли в одинаковых костюмах, какие они видели на других студентах.