— Остальное бросай! — прокричал Гаврила. На лошади остался еще один вьюк. Размера он был не большого, но Избор так же обстоятельно открыл его, что бы выяснить, с чем же ему предстоит расстаться. В этом мешке оказались совсем уж никчемушные вещи. Он даже посмотрел, не ошиблись ли его пальцы, когда нащупали выщербленную временем деревянную посудину. Избор не поленился поднести ее к глазам и удивился стариковской жадности, что честно охраняла такую ветхость. Плошка оказалась не только старой. Она была древней и сухой, словно кости пращуров. Где ее им дали, и какой жадиной долен был оказаться тот, кто берег ее до сих пор, но не пожалел ее для странников он даже не задумался, а просто отбросил ее назад и тут же стал нашаривать что-нибудь еще.

Увидев как освободившаяся от груза лошадь прибавила в беге, преследователи заорали, но их крики утонули в грохоте. Земля задрожала, и Избор оглянувшись, увидел, как земля у него за спиной вспухает и расходится узкими трещинами. Пока он высматривал всадников позади себя, одна из них скользнула рядом, ушла вперед и проскочила между ног сотниковского коня. Конь, ощутив под брюхом пустоту, заржал. Несколько мгновений они двигались наперегонки — трещина и конь. Одна половина скакала по одну сторону трещины, а другая — по другую. Так продолжалось несколько секунд, но в какой-то момент конь, почуяв, что уступает трещине в скорости, дико заржал и скакнул в сторону.

А земля позади них продолжала дрожать и лопаться, рождая из себя что-то невообразимо большое. На глазах Избора из разверзшийся земли выперло небольшой холм с заостренной верхушкой. Не отрывая глаз от ужаса, что творился позади него, воевода непрерывно шпорил коня, стараясь уйти подальше, а холм все рос и рос, словно из земли поднимался огромный воин в остроголовом шлеме.

Сотника догнал и ударил в спину порыв горячего ветра. Он пах гарью, перемолотым в пыль камнем и чем-то еще, чем пахли самые темные глубины земли.

— А-а-а-а! — тонко заорал хазарин, спиной ощущая, что позади него бушует сила — не чета Гаврилову кулаку..

— Вперед! — заорал Масленников, упиваясь ощущением ужаса. Ветер, что с неистовой силой бил в лицо и уносил запах пота, заставляя его оставаться человеком. Он в своей жизни повидал всякое, но ощущение того, что в десятке шагов за спиной рождается гора, испугало бы кого угодно. Оглянувшись, богатырь увидел, как земля там вздымается вверх острым краем, загораживая окоем. Она разделила преследователей и преследуемых словно ножом, что из-под земли высунулся нож и попытался для чего-то отрезать от Руси часть ее земли.

Клич Гаврилы остался без ответа. Никого понукать не приходилось. Лошади — и те понимали, что промедление смерти подобно. Избор нагнал хазарина. Тот обернулся на ржание лошадей. Явно хотел сказать что-то бодрое, но Избор едва обернулся, увидел, как хазарские глаза начали вылезать из орбит. Грохот позади них стал злым и громким, и мимо прокатилась каменная глыба величиной с городские ворота. На их глазах резвый камень, презрев сотника и воеводу, покатился следом за вырвавшимся вперед Гаврилой. У глыбы сил оказалось побольше, чем у Гаврилова коня. Быстро и напористо она догоняла богатыря даже не глядевшего назад.

— Гаврила! — завизжал Исин. — Гаврила!

Крик, пронзив воздух, догнал Гаврилу. Масленников обернулся. Глыба, переваливавшаяся с боку на бок, догоняла его, но богатырь не свернул в сторону. Он вскинул руку и ударил по кулаку. Глыба, уже вставшая позади него на дыбы, словно взбешенный медведь испуганно вильнула вбок и скатилась в трещину.

Они остановились только тогда, когда землю перестало трясти. Уставшие не меньше лошадей богатыри развернулись и смотрели, как позади них застывает в природной неподвижности скалистая гряда. Горы в ней были как на подбор — молодые, острые как волчьи клыки или копейные наконечники.

— Что это было? — спросил Гаврила.

— Что было, то и осталось — ответил хазарин, облизывая сухие губы. — Кто хочет — пусть рукой пощупает.

— По-другому спрошу, — спросил тогда Гаврила. — Это мы их или они нас?

— Чудной ты, — всплеснул руками хазарин. — Ты жив?

— Живой…

— Вот. Живой. А их и не видно… Значит наша взяла. Значит это мы их.

Хазарин не мог удержаться. Слова из него сыпались, словно горох из рваного мешка, а со словами выходил страх.

— Если они нас убить хотели, то не получилось у них, значит мы победили.

— А если…

— А если они эту гору сделали, что бы от нас спрятаться, то тем более. Раз струсили, значит проиграли.

Избор слушая их, помалкивал. Он все еще зачарованно смотрел на гору. Там еще клубился дым, что-то осыпалось с самого верха и, поднимая тучи пыли, катилось вниз по склонам. Удивляясь его молчанию, Гаврила полюбопытствовал.

— А ты что скажешь?

Воевода наклонил голову сперва вправо, потом влево. Долго молчал и Гаврила, что он-то наверняка знает, что там произошло.

— Ну?

— По-моему это я сделал… — наконец сказал Избор. В голосе его не было уверенности, и Исин переспросил.

— Ты?

— Не ты же…

Исина это слегка обидело.

— Что же ты, выходит, волхвом стал?

Избор покачал головой. Так высоко он не метил.

— Куда мне… Не во мне дело — в стариковских пожитках.

Гора успокоилась и теперь только кляксы дыма, что выбивался из каких-то щелей, напоминали о том, что еще несколько минут назад на месте этой горы тянулась ровная степь.

— Я стариковскую солонку из мешка выбросил. Сразу после этого и…

Он кивнул на гору. Масленников перестал измерять взглядом высоту горы и посмотрел на смирную лошадку с вьюком на спине. Богатырь сразу поверил Избору.

— Да-а-а-а, — задумчиво сказал Гаврила, — а что было бы, если бы ты весь мешок одним махом высыпал?

Избор побледнел, а Исин бодро ответил.

— Может, ничего бы и не было…

Гаврила снисходительно оглядел хазарина. Почувствовав себя княжеским зятем тот явно начал задаваться.

— От тебя, может быть, ничего бы и не было бы…

Чуть подумав, и посмотрев на вершину горы, ради справедливости добавил.

— От меня с Избором тоже…

— Ну… — не согласился хазарин. — Если бы все сразу бросить, то сейчас весь мешок оказался бы на верхушке горы. А что там произошло бы, нас уже не касалось бы. А уж если б он на ту сторону скатился, так и вообще…

Избор не соглашаясь, качнул головой.

— При нашем-то везении он не на ту сторону бы скатился, а на эту…

С почтительной осторожностью он подошел к лошади и снял вьюк.

— Слава Богам, все обошлось… Осталось придумать, что с этим узлом делать и можно дальше двигаться…

— Как что? — удивился Исин. — Себе оставим. Если уж лошадей не отдали, что уж такую-то дрянь отдавать?

— Дрянь? — удивился Избор. — Да если там все такое же, как и эта солонка, то этому цены нет!

Исин ухватился за эту мысль.

— Тем более! Будем считать, что мы клад нашли…

Опасаясь, что они неправильно оценят ситуацию, Исин напомнил:

— Мы же не отбирали. Они сами бросили. Все по честному получилось…

— А еще княжий зять… — грустно сказал воевода, глядя на Масленникова. — Как он такое говорит? Даже князя жалко стало.

— Да… — подтвердил Гаврила. — Стариков обобрать каждый норовит… А они бедные, теперь пешком ходят, и колдовать им нечем…

Исин вдруг понял, что никто из друзей и не собирался искать стариков и возвращать им пожитки. Не до того было. Талисман ждали в Киеве, и тратить время на поиски недругов никто не собирался. Другое волновало богатырей — как жить рядом с такой опасностью, как рядом с ней держать талисман.

— Ничего. Слабого обобрать — самое княжеское дело — отозвался хазарин. — Сам говорил, что они у моего тестя трех человек в лягушек превратили. Пусть теперь и расплачиваются…

Гаврила и Избор промолчали. Теперь, когда все стало ясно, они смотрели не на гору и не на хазарина, а на мешок.