— Они нашлись.

Тьерн медленно опустился в кресло. Ощущение легкости нахлынуло и осталось. Беспокойство, что грызло его изнутри пропало, плечи развернулись, словно с них скатилась огромная тяжесть. Он даже машинально обернулся, не услышав за спиной грохота падения невидимого камня.

— Где? Как? — спросил Белый Ежик. Маг поднял глаза на него и к радости, что теперь жила в нем присоединилось удивление. Морду вождя усыпали голубиные перья. Все что осталось от крылатого вестника, он держал в кулаке, а другой рукой, не спрашивая, наливал вино в кубок мага.

Голубь был не простой, почтовый. Таких у Тьерна было всего шесть штук — подарок императрицы. Одного пол года назад унес коршун, сейчас Белый Ежик закусил другим и, значит, их осталось только четыре. Досада кольнула, но тут же растворилась в ощущении близкой удачи. Стараясь не замечать голубиных перьев на морде вождя ответил:

— Покупая лошадей, они расплатились моими деньгами.

Маг улыбнулся. Это была удача. Единственная за последние несколько дней, зато какая!

— Нам везет! — честно признался он. Потом, словно кто-то тянул его за язык, добавил — Быть щедрым, оказывается полезно….

Белый Ежик ухмыльнулся, сунул в рот остатки голубя и прочавкал:

— Прекращай свой дождь… Обрыдло уж.

Пальцами он расправил шерсть на морде, сбросил перья, языком слизнул кровь.

— Готовь своих, — приказал маг. Теперь, когда он знал место, все остальное было просто. — Пусть окружат город. Каждую дорогу. Каждую тропинку…. И предупреди тех, кто там поблизости.

— Где они?

— Под Зрячевым.

Тьерн нагнулся и вытащил из-под стола свиток. Перед тем, как отбыть на Русь он почти неделю провел в Императорской библиотеке, собирая сведения о далеких княжествах, раскинувшихся на землях Гипербореи. Хронисты даже нарисовали ему карту. На куске пергамента он выложили все, что знали в Империи о полуночных странах. Сельдеринг уже успел убедиться, что знали о них в Вечном городе меньше, чем ему хотелось бы.

Может быть именно по этому писцы скудность сведений о Руси возместили самыми разными рисунками — там и сям по углам карты извивались зубастые змеи, разевали пасти драконы, копытили землю страшные единороги.

Маг начал водить пальцем по завитушкам рек, отыскивая нужный город. Белый Ежик навис над плечом.

— Ну?

— Вот тут, где река!

Река рядом с городом изгибалась петлей, но это ничего не значило. Вполне возможно, что у писца просто дрогнула рука. Белый Ежик склонился ниже. На секунду он отвлекся, разглядывая картинки, потом посмотрел, куда указывает палец Тьерна. Песиголовец усмехнулся.

— Нет. Они не здесь.

Тьерн удивленно посмотрел на него, а тот объяснил.

— Тут.

Волосатый палец ткнулся в единорога.

Как раз посреди необъятных ляжек.

Песиголовец махнул рукой и выбежал под дождь.

Оставшись один Тьерн подумал, что ему представилась еще одна возможность достичь желаемого. В эту секунду у него было все, что можно было пожелать — силы, знание и возможность овладеть талисманом. Он знал, где находятся враги, сколько их и куда они направляются, но уже наученный жизнью он решил подстраховаться. Это был тот случай, когда ни один член совета не сказал бы, что он сделал что-то лишнее. В этом деле сделать больше чем нужно означало сделать необходимое.

Он снял колпак и посмотрел на барона. Прижатый страхом, тот не заметил паузы в разговоре.

— Это были лучшие … — начал, было барон, но не договорил. Он понял, что его оправдания ничего не изменят, и что если решение уже есть, то не его слова могут отменить его. Но теперь с ним говорил совсем другой человек.

— Лучшие? — Тьерн шевельнул бровью. — Ах, лучшие! Тогда конечно… В какой-то степени это вас извиняет. На пиру Богов муравей, принесший ножку кузнечика такой же почетный гость, что и лев, принесший лань… Ну да ладно. Это дело прошлое… Хочу спросить о другом. В прошлый раз вы говорили о каких-то козырях, что всегда держите в рукаве. В этот раз они у вас так же есть?

Барон несколько мгновений колебался, но решил не рисковать.

— Да, конечно… Только это люди совсем другого плана. Они…

— Ничего. Выпускайте их. Не думаю, что до них дойдет дело, но на всякий случай пусть будут на подхвате….

— Они уже в дороге — облегченно выдохнул барон, возвращаясь к жизни.

Шар погас и Тьерн остался один. Теперь все было иначе и даже в выражении свиной морды проступила почтительность. Сельдеринг улыбаясь, смотрел на жаровню, на струи горячего воздуха, что поднимались над ней, а потом расстегнул на груди халат и стал рассматривать копию талисмана. Теперь все должно было пойти по-другому. Теперь у него было все, что бы показать Белояну как больно могут кусаться комары.

Туман оседал на железе конской упряжи, на стальных бляшках доспехов. Доскакав до начала леса, они остановились. Перед стеной стволов Избор стоял долго. Толь он раздумывал не вернуться ли назад, в город, то ли взвешивал возможную опасность от ночной скачки, но Исин проследил путь одной капли от локтя до ладони, пока он оглядывался по сторонам.

— Куда теперь? — нарушил молчание Гаврила. Его конь фыркнул, выпустив из себя облачко пара.

— Вперед!

Ночной лес — не самое подходяще место для бешеной скачки, но Избор не мог ждать. Он вспоминал ехидную рожу конского барышника, и каждый раз при этом возникало ощущение какой-то беды, словно грозовая туча, маячившая на виднокрае, и это ощущение требовало от него немедленных, пусть даже и бесполезных действий.

Не он гнал коня, не он выбирал дорогу, но злость его рвала повод — ощущение опасности, чего-то недоброго, что дышало в спину.

Исин не думал ни о чем, что тревожило Избора. Для него в этой ночной скачке было свое очарование. В грохоте копыт они неслись сквозь темноту, и лунный свет преследовал их с неудержимым напором пробиваясь сквозь кроны деревьев. Птицы, вспугнутые перестуком копыт, срывались с гнезд и казались ему сучьями и кусками коры, сбитыми лунными лучами с верхушек деревьев.

Туман, наполнявший ночной лес поднимался перед ними, словно кто-то невидимый распахивал перед ними занавеси тончайшей паволоки. Сам туман был невесом и безвреден, но за ним стояло что-то, от чего и он вскоре ощутил неясную угрозу. Лес вокруг дышал напряженностью, скрывая в себе все ведомое и неведомое. Там за туманом и деревьями жило что-то, что холодило сердце простого человека. Там чудились широко раскинутые паучьи сети, шуршание острожных разбойничьих шагов, а скрип деревьев казался звуком натягиваемой тетивы, звон недалекой речки — грохотом копыт настигающей погони.

Они скакали всю ночь и только под утро свернули с дороги. Утро грозило встречей с людьми, а Избор не хотел никаких встреч. Помощи они ниоткуда не ждали, а вот без лишних неприятностей они вполне могли бы обойтись.

Размышляя над этим, Избор смотрел на тропу, что виднелась меж конских ушей.

За спиной тихо переговаривались Исин и Гаврила. Хазарин расспрашивал Масленникова каково там в Киеве.

Гаврила обстоятельно отвечал. С его слов жизнь в Киеве была непрерывной чередой пиров прерывающихся только на то время, когда князь Владимир раздавал подарки своей дружине. Хазарин слушал и недоверчиво качал головой — уж очень все это не походило ни на Булгар, ни на Пинск. Он был человеком разумным и верил только в то, что укладывалось в его жизненный опыт. То, что он до сих пор оставался живым и даже стал сотником, только утверждало его в правильности такой линии поведения.

Следуя своему пути, они вышли на дорогу. Серая лесная земля, которую уже не одно десятилетие топтали человеческие ноги, мятой лентой текла перед ними. Тропинка втекала в нее и тут же выкатывалась с другой стороны.

Избор остановился.

Дорога наверняка вела к людям, но среди них могли оказаться и пособники остроголовых.

— Чего у нас еще не было? — подумал Избор, вспоминая неприятности последних дней. — Горели, тонули, с песиголовцами дрались, чуть в дожде не захлебнулись…