Я снова отвернулся к Лине. Разговор был окончен. Логика была бессильна.

И тут произошло то, чего не могло предсказать ни одно моделирование.

— Кай, нет! Стой! — услышал я голос Элары, в котором впервые прозвучала тревога.

Я обернулся. Кай отпустил ее руку. Он медленно, но уверенно шел ко мне. Он шел сквозь мерцающие деревья, сквозь призраков, которые расступались перед ним, как вода перед Моисеем. Он не боялся. Он просто шел.

Он подошел и опустился на колени передо мной, прямо в цифровую грязь. Он был совсем близко. Я мог видеть каждую деталь его лица. Каждую ресничку. Идеальная работа 3D-моделлера. Моя работа.

Он смотрел мне прямо в глаза. В его взгляде не было ни страха, ни жалости, ни обвинения. Только… вера. Чистая, абсолютная, иррациональная вера.

— Мы тебя не виним, — сказал он. Голос у него был тихий, но он пробил мою броню из цинизма и вины, как будто ее и не было. — Мы тебе верим.

Он замолчал, а потом задал самый простой и самый страшный вопрос во вселенной.

— Что нам делать?

И я сломался. Во второй раз. Но если первый раз я сломался от горя, то сейчас — от стыда.

Этот мальчик. Этот простейший NPC, чей программный цикл состоял из пяти-шести действий. Существо, которое я считал просто декорацией. Он прошел через ад «Очищения». Он видел, как стирают его мир. Он потерял все, что знал. И после всего этого он нашел меня, своего сломленного, раздавленного создателя, виновника всех его бед, и не обвинил. Не потребовал ответов. Он просто… поверил в меня.

Его вера была нелогичной. Абсурдной. Она была багом в системе моего отчаяния. Kernel interrupt, который обошел все мои защитные протоколы и ударил прямо в ядро.

Я смотрел в его голубые, доверчивые глаза, и моя вина никуда не делась. Она стала только острее. Потому что теперь я чувствовал себя не просто убийцей. Я чувствовал себя недостойным. Абсолютно, тотально недостойным этой чистой, незаслуженной веры.

Я медленно отвел взгляд от Кая и снова посмотрел на призрак Лины. Она все так же протягивала мне свою булочку. Но теперь я видел ее иначе. Не как символ моей ошибки. А как напоминание. Напоминание о доброте, которую я вложил в этот мир. Напоминание о том, за что мы боролись.

Плана еще не было. Но в выжженной пустыне моей души что-то шевельнулось. Крошечная, едва заметная искра. Не надежда. Нет, до надежды было еще далеко. Это было что-то другое.

Ответственность.

Я не мог вернуть тех, кто погиб. Но я мог попытаться спасти тех, кто еще был жив. Тех, кто верил в меня.

Я медленно протянул руку и коснулся призрачной булочки в руке Лины. Мои пальцы прошли сквозь нее, не почувствовав ничего. А потом я поднял глаза на Кая.

И впервые за очень долгое время я не знал, что сказать. Но я знал, что должен. Должен найти слова. Должен найти путь. Ради него.

Осознание

Стыд был физическим ощущением. Он горел в моей груди, в моем несуществующем горле, гораздо сильнее, чем любой огонь, который я мог бы закодировать. Я смотрел в голубые, доверчивые глаза Кая, и вся моя стена из цинизма, вины и отчаяния рассыпалась в прах.

Реакция на его простую, детскую веру была шоком. Я ожидал чего угодно — обвинений, ненависти, страха. Но не этого. Не этого чистого, незамутненного доверия. Он прошел через апокалипсис, который я устроил, и единственное, о чем он меня просил, — это сказать, что делать дальше.

Я медленно перевел взгляд на Элару. Она стояла чуть поодаль, и на ее лице, впервые за все время нашего знакомства, я увидел не расчет, а растерянность. Ее логика, ее прагматизм — все то, что я пытался переделать под себя, что считал препятствием, — привели ее сюда. Она не сбежала. Она не заключила сделку с врагом. Она нашла меня, чтобы спасти. Она сделала свой собственный, нелогичный, рискованный выбор.

А потом я снова посмотрел на призрак Лины. Она все так же протягивала мне свою булочку, застывшее эхо доброты.

И в этот момент, в этой точке пересечения прошлого, настоящего и будущего — призрака, которого я не смог защитить, и живых, которых я подвел, — в моей голове что-то щелкнуло.

Дилемма, которая мучила меня, была ложной. Остаться в плену вины или принять ответственность? Это был не выбор. Это были две стороны одной медали. Я не мог избавиться от вины. Она была частью меня. Она была той ценой, которую я заплатил за свою гордыню. Но я мог принять ответственность. Не за прошлое. А за будущее.

Осознание было не вспышкой. Оно было медленным, болезненным рассветом. Я всю жизнь был одержим контролем. Я создавал миры, чтобы контролировать в них каждую переменную. Я «пробуждал» NPC, чтобы контролировать их, направлять, вести за собой, как марионетка ведет кукол. Я верил, что только мой гений, мой тотальный контроль может их спасти.

Каким же я был идиотом.

Я смотрел на Элару, на ее острый, независимый ум. На Бастиана, на его несгибаемую честь, которая заставила его пойти против меня ради своих людей. На Кая, на его иррациональную, но несокрушимую веру.

Это не были баги, которые нужно было исправить. Это были их сильные стороны. Их личности. То, что делало их живыми. А я, в своей слепоте, пытался все это подавить, унифицировать, подчинить своей воле. Я пытался не освободить их, а просто перепрограммировать. Сделать их лучшими, более эффективными версиями самих себя, но все еще — моими творениями.

Истинный создатель не управляет. Он отпускает. Он дает инструменты, дает знание, дает право выбора. А потом отходит в сторону и смотрит, что из этого получится. Он доверяет своему творению.

Мое желание контроля привело нас к катастрофе. Значит, единственный шанс, единственная надежда была в том, чтобы наконец-то, по-настоящему, дать им свободу. Не только от системы. Но и от себя.

Я медленно, с трудом, как будто мои суставы заржавели от долгого бездействия, поднялся на ноги. Я посмотрел на Элару. На Кая. Я впервые видел их не как npc_merchant_guild_head_001 и npc_boy_01. Я видел их как личностей. Как моих союзников. Как моих друзей.

Стыд никуда не делся. Но теперь рядом с ним появилось что-то еще. Спокойная, холодная, тяжелая, как наковальня, решимость.

— Ты права, Элара, — сказал я. Мой голос был ровным, без тени истерики или отчаяния. — Сидеть здесь — непродуктивно.

Я повернулся к Каю и опустился перед ним на одно колено, чтобы наши глаза были на одном уровне.

— Спасибо, — сказал я. Просто и искренне.

Я не знал, понял ли он, за что я его благодарю. Но он улыбнулся. Робкой, но настоящей улыбкой.

А потом я встал и посмотрел на призрачный лес вокруг. На эхо моих ошибок. Они больше не были моим проклятием. Они стали моим уроком.

— Нам нужен новый план, — сказал я, обращаясь уже к ним обоим. — Не мой план. Наш.

Я больше не был богом этого мира. И это было лучшее, что могло со мной случиться. Я снова стал программистом. И у меня была самая сложная, самая интересная задача в моей жизни: не переписать код, а помочь ему обрести свободу.

Новый план

Ясность была похожа на холодную воду после долгой, лихорадочной болезни. Она не принесла радости или облегчения. Она принесла покой. Тяжелый, как надгробная плита, но покой. Я стоял посреди мерцающей, глючной пещеры, окруженный теми немногими, кто выжил после устроенного мной апокалипсиса, и впервые за долгое время не чувствовал ни паники, ни всепоглощающей вины. Только ответственность.

Элара, Кай и трое уцелевших беженцев — сапожник, торговка специями и бывший городской стражник — смотрели на меня. Они ждали. И в их взглядах я видел не только надежду, но и страх. Они доверились мне, но они помнили, к чему привело мое прошлое «гениальное» руководство.

— Мы проиграли, — начал я. Мой голос был ровным, без тени эмоций. Он эхом разнесся по нестабильной пещере. — Все, что мы пытались сделать, — провалилось. Наша оборона была прорвана. Наша подпольная сеть уничтожена. Наш лучший воин в плену. А «Очищение» продолжается. Прятаться здесь, в этих глючных зонах, — это лишь отсрочка. Рано или поздно они найдут способ «отформатировать» и эти сектора.