Будучи республиканцами, американцы разделяли, по крайней мере, часть энтузиазма Раша в отношении реформ, и их лидеры задействовали все виды средств массовой информации, чтобы изменить мнения, предрассудки и привычки людей. Из всех этих средств массовой информации устное и письменное слово было самым важным. Любой повод требовал длинной речи, и республиканское ораторское искусство теперь прославлялось как специфически американская форма общения. Группы спонсировали публичные лекции на всевозможные темы и заложили основу для последующего лицейского движения. Но именно печатные издания, с их республиканской способностью охватить наибольшее количество людей, стали цениться больше всего. Частные беседы и обмен литературными рукописями среди знатных людей могли бы подойти для монархии, но республика требовала, чтобы вежливость и образованность стали более публичными.[1195]
Став гражданами республики, многие американцы, особенно среднего достатка, все больше заботились о приобретении джентльменства. Людям требовалось больше советов и руководств по этикету на любой случай и предмет — от того, как писать письма друзьям, до того, как контролировать и очищать своё тело. Люди, даже дворяне, которые за всю свою жизнь ни разу не были мокрыми, теперь время от времени принимали ванну. В 1790-х годах в некоторых американских городах были построены общественные бани, поскольку люди стали откликаться на призывы к большей чистоте, содержащиеся в десятках руководств по поведению.[1196]
Всевозможные попытки стать более вежливыми, характерные для колониального общества XVIII века, приобрели ещё большую актуальность в условиях новой республики. За весь восемнадцатый век американцы опубликовали 218 орфографических книг, призванных улучшить написание английского языка, причём две трети из них пришлись на последние семнадцать лет века, между 1783 и 1800 годами.[1197] К началу XIX века всеобъемлющий орфографический справочник Ноя Вебстера, впервые опубликованный в 1783 году, был продан тиражом в три миллиона экземпляров.[1198] Хотя письмо и правописание были важны, они не были так важны, как чтение. Немногочисленные частные библиотеки, существовавшие в крупных городах в колониальный период, теперь дополнились библиотеками, поддерживаемыми государством, которое, в свою очередь, спонсировало все большее количество клубов чтения, лекций и дискуссионных обществ.[1199]
Большинство американцев теперь считали, что все, что способствует распространению знаний, полезно для их республики, ведь информированные граждане — источник республиканской свободы и безопасности.[1200] Хотя американцы не могли прийти к единому мнению о том, о чём должны быть информированы граждане, они с поразительной быстротой создавали новые организации для сбора и передачи знаний. Начиная с реорганизации Американского философского общества в 1780 году, американцы стали создавать множество новых академий и научных обществ. Джон Адамс помог основать Американскую академию искусств и наук в Массачусетсе. В 1799 году была создана Академия Коннектикута, а вскоре подобные учреждения стали появляться и в других штатах.
В 1791 году конгрегационный священник и историк Джереми Белкнап, обеспокоенный отсутствием в Соединенных Штатах хранилища исторических документов, основал Массачусетское историческое общество. Общество было призвано сохранять материалы, которые могли бы «обозначить гений, обрисовать нравы и проследить прогресс общества в Соединенных Штатах».[1201] Оно стало образцом для Нью-Йоркского исторического общества (1804), Американского антикварного общества (1812) и десятков других исторических обществ, созданных в других штатах в начале XIX века.
Повсеместно на учреждения и организации возлагалась ответственность за передачу добродетели и знаний гражданам. Масонство, например, стало рассматривать себя в первую очередь как воспитательный инструмент для продвижения морали. «Каждый персонаж, фигура и эмблема, изображенные в ложе, — говорилось в масонском справочнике, — имеют моральную тенденцию и прививают добродетель». Но масонство не довольствовалось воспитанием только своих членов; оно стремилось охватить и повлиять на все общество. Братья-масоны принимали участие во множестве общественных церемоний и посвящений — помазании мостов, каналов, университетов, памятников и зданий. В 1793 году сам президент Вашингтон, надев масонский фартук и пояс, заложил краеугольный камень нового Капитолия Соединенных Штатов в планируемом Федерал-Сити. Масоны, многие из которых были ремесленниками, архитекторами и художниками, размещали эмблемы, знаки и символы братства на самых разных предметах, включая керамику, кувшины, носовые платки, фляги для спиртного и обои — с дидактической надеждой научить добродетели через простой и выразительный визуальный язык масонства.[1202]
Печатная продукция наводнила новую республику. Три четверти всех книг и памфлетов, опубликованных в Америке с 1637 по 1800 год, появились в последние тридцать пять лет восемнадцатого века. В колониальный период выходило мало периодических изданий, да и те были хрупкими и нестабильными, расцветали на мгновение и умирали, как экзотические растения. В 1785 году существовал только один американский журнал, и он боролся за выживание.[1203]
Внезапно все изменилось. В период с 1786 по 1795 год было основано двадцать восемь научных и джентльменских журналов — на шесть больше за эти несколько лет, чем за весь колониальный период. Эти журналы содержали богатый набор тем, включая поэзию, описания новых окаменелостей и инструкции по изгнанию вредных испарений из колодцев; и впервые некоторые из них были ориентированы на читательниц.
Хотя Конфедерация не сделала многого для ускорения распространения информации по стране, вновь активизировавшееся федеральное правительство жаждало изменить ситуацию. В 1788 году было всего шестьдесят девять почтовых отделений и менее двух тысяч миль почтовых дорог, чтобы обслуживать четыре миллиона человек на половине континента. Учреждение Конгрессом национального почтового ведомства в 1792 году позволило создать новые маршруты и привело к росту числа почтовых отделений по всей стране. К 1800 году число почтовых отделений выросло до 903, а к 1815 году их было уже более трех тысяч. Каждый маленький американский городок или деревушка хотел иметь такое отделение. Поскольку почтовое отделение было «душой торговли», группа жителей Южной Каролины в 1793 году, естественно, подала петицию о его создании. Без «такого прямого, регулярного и немедленного сообщения посредством почты», говорили петиционеры, мы «остаемся в неведении» и «не знаем ничего, что нас касается, ни как люди, ни как плантаторы». Некоторым наблюдателям почтовая система казалась самой полезной и быстро улучшающейся чертой американской жизни. «Почта стала каналом денежных переводов для коммерческих интересов страны, — говорил генеральный почтмейстер Джефферсона Гидеон Грейнджер, — и в некоторой степени для правительства». Почтовая система помогала повсеместно уничтожить время и расстояния.[1204]
Американцы вскоре сделают свою почтовую систему более масштабной, чем почтовые системы Великобритании и Франции. К 1816 году почтовая система насчитывала более тридцати трехсот отделений, в которых работало почти 70 процентов всех федеральных гражданских служащих. Объем почтовых отправлений рос так же быстро. В 1790 году почтовая система перевезла всего триста тысяч писем, по одному на каждые пятнадцать человек в стране. К 1815 году она передавала почти семь с половиной миллионов писем в течение года, то есть примерно по одному на каждого человека. Почта, как утверждал Бенджамин Раш в 1787 году, была «единственным средством» «доставки света и тепла каждому человеку в федеральном содружестве». И, в отличие от ситуации в Великобритании и других европейских странах, почта передавалась без государственного надзора и контроля.[1205]
