В 1945 ГОДУ Трумэн не знал многого о мировых делах. Кроме службы в Европе в 1918 году и поездки в Центральную Америку в 1939 году, он никогда не покидал пределов Соединенных Штатов. Будучи сенатором, он сосредоточился на внутренних проблемах в годы депрессии и на оборонной политике во время войны. Пожалуй, наибольшую известность он получил в июне 1941 года, когда предложил свою реакцию на вторжение Германии в Советский Союз: «Если мы видим, что Германия побеждает, мы должны помочь России, а если Россия побеждает, мы должны помочь Германии и таким образом позволить им убить как можно больше людей, хотя я ни при каких обстоятельствах не хочу видеть Гитлера победителем».[249]
Этому заявлению было уделено немало внимания со стороны историков, некоторые из которых утверждают, что оно показало Трумэна, помимо всего прочего, как проницательного (или циничного) практикующего Realpolitik. Это слишком сильно смахивает на случайное замечание — такое, которое многие американцы в 1941 году находили привлекательным. На самом деле другие факты указывают на следы вильсонианского идеализма в его мышлении. В течение многих лет он носил в бумажнике копию части стихотворения Теннисона «Локсли Холл», в котором предвидел «Парламент людей, федерацию мира». Трумэн объяснял: «Когда-нибудь мы это сделаем… Думаю, именно к этому я стремился с тех пор, как впервые положил эту поэму в карман».[250]
Хотя в 1945 году Трумэну не хватало опыта в решении внешнеполитических проблем, у него были сильные чувства. Как и большинство людей, он ненавидел репрессивные диктатуры и агрессивное поведение других национальных государств. Это было ясно из его высказываний в 1941 году, и это оставалось ясным на протяжении всего его президентства. То, что Советский Союз был коммунистическим, беспокоило его; то, что он был «тоталитарным», беспокоило его ещё больше. Задолго до вступления в Овальный кабинет он не доверял Советам, потому что они подавляли инакомыслие и свободу. Его недоверие было контролируемым: Трумэн, как и большинство американцев в 1945 году, не хотел воевать с Советами. Но оно сильно влияло на его мышление. Моральные переживания по поводу свободы за рубежом пронизывали его президентство.
В 1945 году Трумэн особенно глубоко осознал ещё одну вещь: его обязанность заключалась в проведении внешней (и внутренней) политики своего предшественника. В этом был смысл; вице-президенты обычно так и поступают или думают, что поступают. Но следовать идеям Рузвельта во внешней политике было гораздо легче сказать, чем сделать, поскольку Трумэн не имел ни малейшего представления о том, что это были за идеи. По этой причине, а также из-за отсутствия опыта, он обратился за советом к высшим советникам. Влияние этих советников, которых в последующие годы часто называли «истеблишментом», стало мощным к 1946 году и имело необычайную силу, которая сохранялась и после администрации Трумэна.
Как и в любом так называемом истеблишменте, в элите были самые разные персонажи.[251] Один из её лидеров в 1945 году, военный министр Стимсон, был стареющим, но все ещё оставался силой, с которой приходилось считаться в правительстве. У Стимсона была очень длинная родословная. Он был военным министром при президенте Уильяме Говарде Тафте и государственным секретарем при Герберте Гувере. Стимсон был республиканцем, нью-йоркским корпоративным юристом и консерватором, которого Рузвельт ввел в высший государственный совет, чтобы придать внешней политике в 1940 году атмосферу двухпартийности. Именно Стимсон остался после заседания кабинета министров в апреле 1945 года и рассказал Трумэну — через семь дней после того, как тот стал президентом, — о бомбе.
Влияние Стимсона распространялось далеко за пределы его собственного кабинета. Благодаря своей хорошей репутации он привлек в Военное министерство ряд бизнесменов, банкиров и юристов, которые и тогда, и позже доминировали в разработке внешней и оборонной политики. Одним из них был Роберт Ловетт, орденоносный авиатор Первой мировой войны, выпускник Йельского университета и инвестиционный банкир с Уолл-стрит из Brown Brothers, Harriman. Во время войны Стимсон назначил его помощником министра авиации. Ловетт был застенчив, сдержан и немногословен, но твёрдо верил в то, что Соединенные Штаты должны поддерживать сильную оборону в послевоенные годы. Широко уважаемый людьми своего круга, он служил заместителем государственного секретаря в 1947–48 годах, заместителем министра обороны во время Корейской войны в 1950–51 годах и министром обороны с тех пор до начала 1953 года. Как тогда, так и в последующие годы он оставался одним из главных влиятельных лиц. Один из его протеже во время Второй мировой войны, Роберт Макнамара, был слишком младшим, чтобы участвовать в совещаниях высокого уровня в то время. Но опыт, полученный им во время войны, когда он руководил материально-техническим обеспечением бомбардировочных рейдов, сильно повлиял на его представление о потенциале воздушной мощи. Вскоре Макнамара стал «крутым ребёнком» в Ford Motor Company, в 1960 году стал её президентом, а затем министром обороны при президентах Джоне Кеннеди и Линдоне Джонсоне. Другие члены «истеблишмента» имели не менее прочные связи с военными. Главным из них был генерал Джордж Маршалл, начальник штаба армии во время войны. Маршалл был отстраненным, серьёзным и необычайно формальным профессиональным военным, который редко обращался по имени даже к близким соратникам. Хотя он обладал вспыльчивым характером, ему успешно удавалось держать его под контролем, и он почти никогда не повышал голос, предпочитая внимательно слушать и добиваться консенсуса. Будучи главным архитектором военных побед во время войны, Маршалл вызывал восхищение, граничащее с преклонением, у большинства своих современников. Многие молодые офицеры, том числе Дуайт Д. Эйзенхауэр, были обязаны ему своим быстрым продвижением по службе и преференциями. Как и многие другие, Эйзенхауэр находил Маршалла уникально сдержанным и холодно-безличным в своих суждениях. Стимсон сказал Маршаллу: «На своём веку я видел много солдат, и вы, сэр, самый лучший… из всех, кого я когда-либо знал». Уинстон Черчилль считал его «величайшим римлянином из всех». Трумэн был потрясен Маршаллом, назвав его «величайшим из ныне живущих американцев». Он выбрал Маршалла специальным посланником в Китае в 1946 году, государственным секретарем в 1947 году и министром обороны после начала Корейской войны в 1950 году.[252]
Джеймс Форрестал был самым близким к Стимсону или Маршаллу человеком в военно-морском флоте. Как и многие другие представители истеблишмента, он получил образование в Лиге плюща — в его случае в Принстоне — и сделал довоенную карьеру на Уолл-стрит в качестве чрезвычайно успешного продавца облигаций. Амбициозный и целеустремленный, Форрестал был трудоголиком и одиночкой, чья интенсивность беспокоила окружающих. Его брак был разрушен, и у него не было времени на своих детей. В 1940 году он тоже поступил на государственную службу, став помощником министра ВМС. В 1944 году он стал секретарем. К 1946 году он стал влиятельным голосом во все более громком хоре, требовавшем жесткой политики в отношении русских. В 1947 году Трумэн назначил его первым министром обороны Америки, после чего напряженность, связанная с попытками обуздать межведомственное соперничество, усугубила его нестабильное поведение. В конце концов Трумэн снял его с должности в марте 1949 года. Два месяца спустя Форрестал, будучи пациентом военно-морского госпиталя в Бетесде, выпрыгнул из высокого окна и погиб.
Все эти люди легко отождествляли себя с жесткими подходами ко многим вопросам внешней политики. Так же поступали и многие другие ведущие американские дипломаты. В 1945 году мало кто занимал более жесткую позицию, чем Гарриман, которого Трумэн продержал на посту посла в Советском Союзе до марта 1946 года. Затем Гарриман служил Трумэну в качестве посла в Великобритании и министра торговли. Ещё долгое время после этого Гарриман оставался влиятельным в демократической политике, будучи губернатором Нью-Йорка в середине 1950-х годов и тёмной лошадкой в борьбе за президентскую номинацию от демократов в 1956 году. В конце 1960-х годов он снова появился в качестве переговорщика Линдона Джонсона в безуспешных поисках мира во Вьетнаме.
