После того как в середине 1965 года Джонсон взял на себя обязательство значительно усилить эскалацию, меньшинство американских активистов фактически отреклось от правительства. Хейден, пацифист Стаутон Линд и коммунист Герберт Аптекер отправились в Ханой в конце года и вернулись, чтобы отпраздновать «рисовую демократию» северовьетнамского государства. Ханой, по их словам, не потворствовал боевым действиям на Юге. Путешественники проигнорировали хорошо задокументированные свидетельства, доступные с конца 1950-х годов, о том, что Северный Вьетнам убил тысячи несговорчивых крестьян и заключил тысячи других в лагеря принудительного труда. Возмущенные войной, радикалы были легковерными посетителями.[1557]
Другие воинственные противники войны разделяли ярость, одолевавшую Хейдена и его соратников. Требуя немедленного вывода американских войск, они в 1966 году вышли на митинги, размахивая флагами FNL и надевая пуговицы с надписью VICTORY TO THE NATIONAL LIBERATION FRONT. Они скандировали: «Хо, Хо, Хо Ши Мин / ФНО победит». Они считали своими героями не только Хо Ши Мина, но и Мао Цзэдуна, и Че Гевару, марксистского стратега-партизана, который помог Кастро устроить революцию на Кубе. Некоторые из них были настолько психологически отчуждены, что чувствовали себя практически бездомными в Соединенных Штатах. Они называли себя «NLF за линией LBJ».[1558]
Красочные и цитируемые, студенты-радикалы получили широкое освещение в СМИ. Провоенные американцы быстро обвинили их в препятствовании военным действиям. Однако это было неточно в важных аспектах. Ничто из того, что говорили или делали студенты в то время, не ослабляло решимости Джонсона пойти на эскалацию войны. Более того, антивоенные активисты были сильны лишь в нескольких студенческих городках США. Чем более элитным был колледж или университет, тем больше вероятность того, что в нём найдутся явные противники войны во Вьетнаме. Такими местами были университеты штатов Мичиган, Висконсин и Калифорния-Беркли. Престижные частные вузы, такие как Гарвард и Колумбия, также оказались относительно восприимчивы к радикальному инакомыслию. Однако большинство кампусов оставались тихими до конца 1960-х годов: по одной из тщательных оценок, только 2–3 процента студентов колледжей называли себя активистами в период с 1965 по 1968 год, и только 20 процентов когда-либо участвовали в антивоенных демонстрациях.[1559] Было бы крайне неточно объединять самые разные высшие учебные заведения Соединенных Штатов и обвинять их, особенно в 1965–66 годах, в содействии антивоенной деятельности.
Классовые различия во мнениях о войне ещё больше разделили молодёжь (и других людей) в Америке. Это было непросто, поскольку «отношение» к войне не было ни одномерным, ни постоянным в течение времени. Многие люди, которые говорили опрашивающим, что они против войны, имели в виду, что они не согласны с тем, как администрация ведет её; некоторые хотели большей эскалации, а не меньшей. Однако опросы, пытавшиеся выяснить классовое отношение, не подтвердили утверждение о том, что бедные и рабочие классы являются самыми ярыми сторонниками войны. Напротив, они показали, что на самом деле наибольшую поддержку боевым действиям оказывали молодые (люди в возрасте от 20 до 29 лет) и образованные люди. Со временем она стала особенно слабой среди пожилых людей, чернокожих, женщин и малообразованных. Поэтому неточно утверждать, что бедные и представители рабочего класса — по большей части не студенты — были самыми ярыми сторонниками эскалации или что американцы из среднего и высшего класса, включая студентов университетов, были самыми активными сторонниками сдержанности. К ужасу антивоенных профессоров, высокий уровень образования не сразу перешел в оппозицию к боевым действиям во Вьетнаме.[1560]
Большинство студентов университетов, выражавших симпатию к антивоенной деятельности в середине 1960-х годов, к тому же вряд ли были радикальны в своих общих взглядах. Лишь небольшой процент из них вступил в SDS или другие подобные группы. Гораздо более многочисленная группа сторонников антивоенных действий на периферии критиковала аморальный курс правительства, иногда с подстрекательской риторикой, но надеялась, что учебные собрания и ненасильственные демонстрации помогут Вашингтону прозреть. Хотя они боялись и избегали призыва, они не спешили активно сопротивляться ему — это произошло позже, в основном после 1966 года. Хотя они требовали от Соединенных Штатов прекратить бомбардировки, они не были склонны требовать полного ухода американцев и надеялись на некую форму разделения власти между Южным Вьетнамом и НЛФ. Учитывая кровавую историю Вьетнама, эта надежда была не слишком надежной. Тем не менее, многие сторонники антивоенных действий уцепились за неё и ещё долго после 1965 года продолжали верить в возможность того, что разумные люди смогут найти разумное решение.[1561] Несмотря на все эти оговорки, нет никаких сомнений в том, что радикальная антивоенная активность в Соединенных Штатах в середине 1960-х годов нигде не была столь заметна, как в некоторых из самых элитных студенческих городков. В них, как правило, учились самые привилегированные, академически ориентированные и высокомотивированные молодые люди в американской жизни. Почему этот авангард студентов пришёл на сайт и выступил против войны, остается спорным. Возможно, здесь сыграло роль чувство вины, наиболее сильное у многих представителей привилегированных слоев населения. Этому способствовали и определенные традиции кампуса, например, сила существовавших ранее движений за мир и других либеральных идей. Еврейские студенты, многие из которых происходили из либеральных или радикальных семей, были относительно широко представлены в этих кампусах и в руководстве некоторых кампусных протестов. Наконец, многие из наиболее привилегированных студентов возлагали большие надежды как на своё будущее, которому угрожал призыв, так и на будущее нации, которой, казалось, суждено было опозориться, если боевые действия продолжатся.[1562]
Поэтому провоенные американцы в 1965 и 1966 годах были правы, выделяя студентов университетов, будь то радикальные лидеры, состоявшие в SDS, последователи, выходившие на демонстрации, или молодые люди, боявшиеся призыва, в качестве наиболее решительных лидеров протеста против конфликта во Вьетнаме. А поскольку число студентов в таких учебных заведениях, как Беркли, стало огромным — в середине 1960-х годов в нём обучалось 27 000 человек, — противникам войны не нужно было набирать очень большой процент студентов в таких кампусах, чтобы собрать большую толпу. Действительно, в первые годы войны студенты университетов (и такие организации, как SNCC) казались единственной существенной оппозицией боевым действиям, потому что конфликт тогда оставался более популярным, чем люди позже хотели вспоминать. Многие важные институты — профсоюзы, корпорации, Конгресс, СМИ, многие (не все) церкви — либо поддерживали эскалацию, либо шли ей навстречу на протяжении 1965 и 1966 годов. Их позиция отражала сохраняющуюся силу антикоммунистического мнения в Соединенных Штатах, а также готовность большинства людей верить в то, что говорили им их лидеры. Американцы ещё не стали очень циничными в отношении своих государственных чиновников. В 1965 и начале 1966 года «разрыв доверия» увеличивался, но он ещё не превратился в пропасть.
В 1967 ГОДУ пропасть становилась все более глубокой. К тому времени Джонсон уже два года вел эскалацию конфликта. Военные расходы росли — с 49,6 миллиарда долларов в 1965 году до 80,5 миллиарда долларов в 1968 финансовом году — и создавали все больший дефицит.[1563] Призывы в армию достигли своего пика. Около 450 000 американских солдат находились во Вьетнаме. Самое главное, что с 1965 года тревожно возросло число жертв. Ничто, кроме цифр потерь, которые ЛБДж не мог скрыть, не способствовало росту обеспокоенности населения войной во Вьетнаме. Она ещё не охватила Конгресс и другие американские институты. Но она распространялась за пределы студенческих левых. Сообщения о потерях — и ощущение бесполезности боевых действий — сделали то же самое во время войны в Корее. К концу 1967 года прилив сил казался государственным капитанам в Вашингтоне угрожающим.
