В начале заседания Хью Уайт, виг из Нью-Йорка, начал дебаты с нападок на экспансионистские планы администрации, предположив, что скрытой целью было расширение зоны рабства, и бросив вызов демократам-северянам внести в законопроект поправки, исключающие рабство на любой вновь приобретенной территории. Далее выступил Роберт К. Уинтроп из Массачусетса, одно из главных орудий батареи вигов, который предсказуемо выступил против. Два других оратора защищали Полка, а затем Дэвид Уилмот, ещё не закончивший свой первый срок от округа Брэдфорд в Пенсильвании, присоединился к шуму тех, кто добивался слова.[31]

В условиях столь жесткого ограничения дебатов председатель Комитета полного состава, должно быть, раздумывал, признать ли Уилмота или какого-то другого претендента. Если да, то он мог вспомнить, что пенсильванец был исключительно верным администратором. Уилмот голосовал за меры по аннексии Техаса, решение о которой было принято ещё предыдущим Конгрессом; он поддержал компромисс по Орегону с его постыдным отступлением от требований провести границу по 54°40′; и, что самое важное, он поддержал снижение тарифов администрации, когда все остальные демократы от Пенсильвании перешли партийную черту и голосовали против него.[32] Председательствующий представил мистера Уилмота.

За отведенные десять минут Уилмот занял достойное место в истории. В первой же фразе он неожиданно осудил Полка за то, что тот не действовал более открыто. Что касается экспансии, то Уилмот одобрял её, а если она касалась такого региона, как Техас, в котором уже существовало рабство, то он не протестовал против этого. Но если будет приобретена свободная территория, «не дай Бог, чтобы мы стали средством насаждения на ней этого института».

До сих пор Уилмот лишь громко выражал недовольство администрацией, а небольшой такой протест всегда мог быть принят завсегдатаями партии, если конгрессмену нужно было укрепить свои позиции в родном округе в год выборов. Но теперь Уилмот перешел от обсуждения к действиям. Ссылаясь на язык Северо-Западного ордонанса, он предложил поправку к ассигнованиям: «что в качестве явного и фундаментального условия приобретения любой территории у Мексиканской Республики… ни рабство, ни недобровольное подневольное состояние никогда не должны существовать ни в одной части указанной территории, кроме как за преступление, за которое сторона должна быть сначала должным образом осуждена». Это было Провизо Уилмота.[33]

Весть о том, что Уилмот поднял штандарт восстания, быстро распространилась, и члены администрации поспешили в кулуары Палаты представителей. Вскоре в зале присутствовало не менее трех членов кабинета. Но, несмотря на растущее волнение, дебаты все же были строго ограничены, и менее чем через два часа палата проголосовала. Во время голосования Уильям У. Вик, демократ от штата Индиана, попытался внести другую поправку, которая бы распространяла линию Миссурийского компромисса 36°30′ на любую новую территорию, но она была отклонена 89 голосами против 54. Поправка Уилмота прошла 80 против 64, причём все голоса против, кроме трех, были поданы от рабовладельческих штатов. Теперь выяснилось, что южные члены, которые были самыми горячими сторонниками законопроекта, предпочли бы вообще его отменить, чем принять его с исключением рабства, и они предложили отложить рассмотрение. В связи с этим предложением произошло зловещее событие. В результате голосования произошел раскол не между вигами и демократами, а между северянами и южанами. Семьдесят четыре южанина и четыре северянина проголосовали за внесение изменений в законопроект; девяносто один северянин и три южанина проголосовали против внесения изменений. Сам законопроект с внесенными в него поправками был принят 85 голосами против 80, причём обе стороны снова разделились почти полностью по секционному признаку, и был отправлен в Сенат.[34]

Поскольку следующий день был воскресеньем, Сенат приступил к рассмотрению этой меры только 10 августа, в последний день сессии, и фактически перешел к ней лишь за час до назначенного времени отбоя. Теперь время стало решающим фактором в стратегии лидеров администрации. Они планировали вычеркнуть поправку Уилмота из законопроекта Палаты представителей и поспешно вернуть его в Палату, где нехватка времени заставит представителей принять его без поправки. Но время — это игра, в которую могут играть двое, и сенатор Джон Дэвис из Массачусетса, виг и друг поправки, очевидно, задумал говорить до тех пор, пока не станет слишком поздно возвращать законопроект, после чего сенаторы будут вынуждены принять его в том виде, в каком его предложила Палата представителей, — с поправкой. Но если это действительно было его целью, он просчитался, и, взяв слово по предложению исключить поправку Палаты представителей, он продолжал говорить до тех пор, пока часы не показали восемь минут, оставшихся до конца заседания. В этот момент его прервали, сообщив, что Палата представителей, чьи часы показывают больше, уже объявила перерыв, и сессия закончилась.[35]

Срок действия Двухмиллионного билля истек, и поправка мистера Уилмота, по-видимому, истекла вместе с ним, но на самом деле эта короткая резолюция уже начала перестраивать структуру американской политики. Бостонский виг верно заметил: «Словно по волшебству, она поставила точку в великом вопросе, который вот-вот разделит американский народ».[36]

Эпизод произошел так внезапно и закончился так неудачно, что его полное значение было осознано лишь много позже. Но в ту эпоху довольно строгой партийной дисциплины, должно быть, было шокирующим видеть, как северные демократы дезертируют из администрации, причём не отрядами, а сплошным строем.

Разумеется, это не могло произойти без антагонизма внутри Демократической партии. Оглядываясь назад, можно сказать, что зарождающиеся разногласия существовали уже давно. Ещё с тех времен, когда Мартин Ван Бюрен боролся за право сместить Джона К. Кэлхуна в пользу Эндрю Джексона, в партии существовали северное и южное крылья, но сам Джексон сурово предостерегал от подобных расколов, а переход Кэлхуна к вигам в значительной степени уничтожил его секционное влияние среди южных демократов. Партия оставалась единой под умелым руководством Ван Бюрена, и поражение в 1840 году лишь обострило решимость восстановить демократический контроль в 1844 году. Но тут на первый план вышел вопрос об аннексии Техаса, и с этим вопросом в демократической партии произошли три роковые вещи. Во-первых, южные демократы саботировали переизбрание Ван Бурена и сделал это при обстоятельствах, которые оставили после себя глубокую горечь. До того как техасский вопрос стал актуальным, многие делегаты от Юга на съезде демократов уже были выбраны и привержены Ван Бюрену таким образом, что у них не оставалось другого выбора, кроме как голосовать за него. Затем, когда Ван Бюрен выступил против аннексии, они искали способ заблокировать его выдвижение и нашли его в применении правила, которое использовалось на съезде 1832 года и требовало голосования двух третей делегатов за выдвижение. Эта стратегия не только блокировала волю большинства, но, что ещё хуже, означала, что несколько человек, приверженцев Ван Бюрена, голосовали за правило, призванное предотвратить его выдвижение. В их глазах это выглядело законным средством вернуть себе свободу действий, которую они потеряли из-за преждевременного обещания. Но друзьям Ван Бюрена казалось, что лидера партии вероломно убивают в доме его друзей и что зловещая сила, действующая в этом случае, — это нечто, получившее название «Власть рабов». Многие демократы-северяне так и не забыли и не простили этого, о чём завсегдатаи партии узнали, когда четыре года спустя Ван Бюрен выставил свою кандидатуру от третьей партии.[37]