— Ты говорил, что дух с тобой общается?

— Ага. Иногда. Через сны, запахи. Он странный, как радиостанция, которая ловится только по четвергам и только если на тебе нет носков. Но даже так помогает.

— И что говорит?

— Когда ты подъезжал, например, сказал: «У твоего рулевого камень за пазухой. У него начинается».

— Начинается что?

Он пожал плечами.

— Спросишь — не скажет. Скажешь — не услышит. Говорит аллегориями. Такие они, эти духи. Ну ты сам знаешь.

Наступила пауза. Ехали пару минут в тишине. Потом он повернулся ко мне и, вдруг посерьёзнев, сказал:

— Ты как вообще с серьёзной мистикой?

— Очень близко не сталкивался, — ответил я. — Но иногда мне кажется, что я в ней уже по колено.

Он засмеялся:

— Вот это хорошо. Потому что, если бы ты был скептик, я бы не стал тебе ничего говорить. А так — скажу.

— Давай.

— Ну... я, как бы это... в одном клубе состою.

— Надеюсь, шахматном?

— Ну, не. В группе. Неформальной. По кое-каким интересам.

Я приподнял бровь.

— Очень надеюсь, что ты про кружок резьбы по дереву сейчас расскажешь.

Он хитро сощурился.

— Почти. Только мы не по дереву. Мы больше по граням реальности. По трещинам в ней. По тем местам, где она слегка подтекает.

— Говори, не томи.Он выдохнул.

— Ну ты и прямой. Я хотел начать издалека. Это Велесов Круг. Говорить о нём с чужими нельзя. Но ты свой. Но есть нюанс — вроде бы там всё добровольно, но как только вляпался — всё. Или ты с ними, или тебя нет.

— А зачем тебе это всё?

— Мне? Они же как лучшая библиотека на этом свете! Только вместо книг — реальные документированные случаи. Я случайно туда попал. Или нет, если хорошо подумать. Это после утисеты началось. Они через меня кое-что у духа спрашивают, иногда я сам им сообщаю.

Я молчал. Он повернулся, постучал пальцем по приборке.

— Ты им понравился. Ещё тогда, в СИЗО. Они за тобой как-то следили. Но молча и тихо. Присматривались. Судя по всему, пробили по своим каналам. А теперь хотят тебе кое-что передать.

— Что?

Он расплылся в улыбке:

— Не могу рассказывать подробности. Но там будут копии свидетельств старого и очень странного дела. Но ты, когда прочтёшь — поймёшь.

Альберт перестал улыбаться. Смотрел в лобовое стекло.

— Только когда узнаешь — не говори об этом просто так. Особенно, если узнаешь оттуда какие-то имена.

— Почему?

— Потому что, как говорят в Круге: имя — это дверь. Произнеси, и она откроется. Закрыть может не получиться.***

Кафе на этом углу всегда казалось мне временным. Столы стояли под открытым небом — на плитке, которая крошилась даже от дождя. Металлические стулья поскрипывали, даже когда на них никто не сидел. И всё же там всегда были люди. Особенно те, кто не любит стены.

Альберт уже сидел. Перед ним стояли два стаканчика кофе и большая ватрушка, в которую он медленно тыкал пластмассовой вилкой. Напротив него был человек в тёмной ветровке и бейсболке, натянутой до бровей. У него были сухие, длинные пальцы с аккуратными ногтями. Перед ним лежал какой-то пакет.

— О, прибыл, — сказал Альберт, радостно кивая. — Прошу к нашему столу изысканных деликатесов и древних ужасов. Стас, это Никита. А это — Стас. Один из лучших рулевых Москвы и судя по всему, шаман по призванию. Шаман, это Никита — мой, как бы это сказать, сектант-наставник.

— Не сектант, — глухо сказал Никита. — И не наставник. Я просто наблюдатель.

Я сел. Никита не протянул руки. Только выпрямился, наклонился чуть ближе.

— Ты кажешься мне восприимчивым.

— Смотря к чему, — ответил я.

— К слоям. К памяти вещей. К тому, что не говорит словами.

Я слегка кивнул.

— Возможно.

Он коротко качнул головой. Потом выпрямился, открыл папку.

— Смотри здесь. Не фотографируй, не записывай. И не читай вслух. Ни одного имени. Ни одного звука. Кое-что из этого может появиться от простого эха.

— Интригуете, я смотрю, прямо с порога, — пробормотал я. — Зачем мне это всё? С чего вы решили, что мне это интересно?— Давай начну с того, что мы знаем про Азара. — смотря исподлобья начал Никита. — Мы в курсе, потому, что общались с Исмагилом незадолго до... Ну ты понял. Не напрягайся, мы делились друг с другом инфой иногда. Было такое у нас взаимно полезное общение. Поэтому просто посмотри бумаги. Если кажется, что тебя это не касается — ошибаешься. Ты уже в теме.

У меня остались вопросы, но я решил их пока придержать. Опустил взгляд в папку. Пожелтевшие страницы. Напечатаны на старой машинке. Бумага пожелтела от времени, буквы местами плохо пропечатаны. Заметки на полях — карандашом. Страницы шуршали, как старая кожа. Никита комментировал тихо, почти на выдохе.

— Вот, смотри. Первое зафиксированное нашими коллегами исчезновение. 1972 год. Подмосковье. Девочка пяти лет. Исчезла в ясный день у ручья. Свидетель — брат. Сказал, что «вода перестала её показывать». Фраза его, не наша.

Я перевернул страницу. Фото. Бледное. Игровая площадка. Девочка на фоне. Лужа рядом. Тень — есть. Отражения — нет.

— Дальше — три аналогичных случая. Все рядом с водой. Но одна особенность. В каждом случае до их исчезновения видели не жертву. А её двойника. Бледного. С чуть другим лицом.

— Подменыш? — спросил я.

Никита взглянул на меня впервые прямо.

— Нет. Это не подмена. Это отражение, которое пришло первым. Оригинал исчезает позже.

Я молчал. Он перевернул страницу.

— Вот это. 1984. Студент исчез в здании бывшей бани. Там затопленный подвал. Последнее, что записал — «зеркальная глубина дышит». Его нашли в реке. Без рта. Буквально — без рта. Плоть гладкая. Как будто никогда не ел и не говорил.

— Что это может быть?Никита молча ткнул пальцем в следующую страницу. Там вверху было написано большими буквами «ЛОСКОТУХА».— А она, вот эта вот, — осторожно начал я и постучал пальцем по слову. — Что это за зверь?

Никита напрягся.

— Не произноси этого имени. Постарайся не делать этого даже в мыслях. Лучше как-то замени. Мы называем её Водяная Тень. Или Старая. Можешь назвать её Куполкой или Казыткой — это будет не опасно.

— А что известно о происхождении?

— Очень, очень древнее. Обычно считалось, что это типа разновидность утопленниц, которые становятся русалками. Но это не так. Пишут, что она может защекотать до смерти — это полная чушь. Это настоящая исконно навья сущность, связанная с переходами. Она не утаскивает — она стирает. Из зеркала. Из воды. Может стереть из памяти. И человека вскоре просто забудут.

Я перевернул страницу. Чертёж. Зона затопления. Несколько красных точек. Пометка — «Зеркальные окна Нави». На другом листе — фрагмент школьного сочинения. Почерк детский, но ровный. Заголовок: «Если ты увидел себя дважды — беги.»

— Кто собирал всё это?

— Один из нашего Круга. Исследователь. Он потом ушёл. Сказал, что она его ждёт. Печатал всё на машинке. Потому, что электроника искажает смыслы. Последнее, что сказал: «Если она узнает звук своего имени, она запомнит тебя». Он исчез в 1993. Его комнату опечатали. Но там до сих пор сыро.

— И вы хотите, чтобы я... что?

Никита закрыл папку. Посмотрел мимо меня. Потом вернулся взглядом.

— Пока ничего. Только знай. Вода — это глаз. Лужа — это слух. Не стой у них спиной. Не отражайся рядом с теми, кто не отражается. И главное — если услышишь шёпот с вопросом: «Ты кто из нас?» — не отвечай.

— Почему?

Он встал. Папку сунул под куртку.

— Потому что если ты скажешь: «Я это я», она подумает, что ты это он. А если ты скажешь: «Я — не я», то она решит, что ты отражение. И вернёт оригинал.

— Ты так и не сказал кто вы. — заметил я.

Никита пару минут внимательно рассматривал меня. Потом вздохнул, видимо, что-то решив.— Велесов Круг — это место, где собирается и классифицируется инфа о существах Нави. Ну не только её, конечно, — поправился Никита. — так получилось, что на этой территории проявлений Нави больше всего. Мы стараемся их выявлять и описывать. — И всё?— И всё. Уничтожение, изгнание и вообще экшен — не наш профиль. Мы учёные, которые передают сведения об активных сущностях, тем, кто может им противостоять. Например, тебе.