Я сел в машину, завёл двигатель. Здесь всё было по-прежнему: немного пыли на панели и запах старого пластика. Только теперь в этой уютной, родной, шумной и скрипучей колымаге я был не один.

— Ну… — пробормотал я. — Отличный ты, конечно, гость. Ни имени, ни фамилии. Только язвительность и шелест.

— Ты всегда можешь заварить что-нибудь по вкусу, например, отвар лаврового листа. Выпить его залпом и попробовать меня выгнать. Спеть что-нибудь душевное под бубен. Мне будет интересно.

Я вздрогнул. Голос пришёл изнутри, но я ощущал в нём лёгкую ухмылку. Он не звучал в ушах, он вклинивался в мысли. Как собеседник, которого никто не звал, но он оказался сидящим на твоей кухне с твоей любимой кружкой. Вспомнились истории о людях с раздвоением личности. Никогда не думал, что и со мной такое произойдёт. Хотя, учитывая события последних дней, это уже мало удивляет.— Ты всегда будешь вот так влезать? — спросил я вслух.— О, не переживай. Я слишком стар, а потому ленив. Пока ты не лезешь туда, где пахнет Навью — я дремлю. Но если опять начнёшь нюхать трещины в воздухе, тогда, может быть, поговорим. Я рассмеялся. Нервно. Но мне стало немного легче. Как будто цинизм духа — это лучше, чем тишина после него.

— Ну раз уж мы начали общаться, а мне привили уважение к старшим, то я буду звать тебя Шелест. Надо же как-то обозначить обращение к тебе. Он хихикнул в моей голове. Я расценил это как знак согласия.

Машина выехала на шоссе. До рассвета было ещё очень далеко. До дома — минут тридцать. Мелькнула мысль: если ты сходил туда, куда не нужно — вернись через обычную дверь. Я вынул из бардачка запасной телефон, включил его. Запустил приложение такси. Буквально через пять секунд — заказ. Где-то рядом. Одинокий клиент на выезде из парка. Комментарий к заказу был странный: «Ждите на перекрёстке». Я вздохнул. — Ну ладно. Поехали, — сказал я. — О, будет весело. Эти, кто бродят в ночи — всегда самые интересные. Надеюсь, он не будет одним из тех, кто считает свои пальцы. Мне от них чесаться хочется. — прокомментировал Шелест.

Я включил фары и вырулил в сторону указанного адреса. Лесополоса отступала и навстречу мне из темноты вырастал очередной кусок города. Вскоре подъехал к краю пустынного сквера. Рядом — асфальтовая дорожка, над которой висел разбитый фонарь. Света не было. Ночь была вязкой, как чифирь старого сидельца Виктора Ивановича. Откуда-то пахнуло водорослями. Хотя рядом не было ни речки, ни канавы. Фары выхватили силуэт: мужчина в длинной куртке, с капюшоном. Стоял, почти не двигаясь. Потом медленно подошёл и сел на заднее сиденье.

— Доброй ночи, — сказал он, внимательно глядя на меня.— Доброй, — ответил я. — Алексей?— Да. Он забрался в салон и пристегнулся. Я включил поворотник, сверился с навигатором. Конечный адрес — Мутино. Не близко.

— Едем в Мутино, к храму? — Угу. — Вряд ли он работает в такое время. — На всякий случай заметил я.я Ночной пассажир пристально посмотрел на меня и промолчал. В тишине проехали несколько кварталов. Он не смотрел в окно — только вперёд, сквозь лобовое стекло. Будто пытался рассмотреть то, чего там нет, ну или не видел я. А может и наоборот — уже видел то, что будет.

— Он внутри тебя, — вдруг сказал пассажир.Я чуть не врезался в одинокий ночной автобус. — Что? Вы сейчас про гамбургер, который я съел на ужин? Но, кажется, моя шутка не прошла.

— Он внутри тебя. Он проснулся, да? Ты звал кого-то и он пришёл. Я чую таких как он.

Я посмотрел в зеркало. Алексей улыбался. Улыбка была тихая и спокойная. Не сумасшедшая. И что ещё хуже — слишком уверенная.

— С чего вы это всё взяли?

— Ко мне тоже кое-кто пришёл. Давно. Только не остался со мной. Но сожрал память. Я теперь с дырой. Вроде всё есть: документы, квартира, имя. А воспоминания — как соскоблили.

— …интересный он, — шепнул у меня в голове Шелест. — У него внутри что-то выжжено. Место, куда не пойдут даже мои друзья.

— Как ты его прогнал? — спросил я.

Алексей пожал плечами.

— Я дал обет молчания на год. Было тяжело. Наверное, ему стало скучно и он ушёл. Теперь иногда возвращается. Говорит чужими голосами. Иногда твоим. Иногда голосом моего брата. Иногда голосом кого-то, кого я не знаю, но он меня помнит. Я не знал, что ответить. У меня появилось странное ощущение, что мы ехали внутри стеклянного аквариума.

— Спроси его, — прошептал дух внутри меня. — Спроси, что он видел. Я чую трещину. Это похоже на липкий и сладкий след банника, что оставляет свои едкие пятна на снах.

Я сглотнул.

— Ты… видел что-то? То, что не мог никому рассказать?

Алексей медленно посмотрел на меня в зеркало заднего вида. И его глаза в этот момент были совершенно пустыми. Как зеркало на земле, в котором отражается только небо.

— Я видел, как кто-то в реке отразился, а в воду никто не входил. Я видел, как тень вылезает из воды, а человек ещё стоит на берегу. Я видел, как имена отстают от тел.

— Ну и тип, — пробормотал дух. — Забрать бы его к себе.

— Ты хочешь, чтобы я что-то сделал? — спросил я.

Алексей улыбнулся. Почти по-доброму.

— Нет. Я просто хотел, чтобы ты знал. Ты не один. Но теперь... — он посмотрел в окно, — теперь тебе лучше не оставлять зеркало напротив кровати. Просто на всякий случай. Останови здесь.

Он вышел, не попрощавшись. Через несколько секунд исчез в арке между домами. И когда я посмотрел в зеркало заднего вида — его уже не было. Машина стояла посреди улицы. Внутри было тихо.

— Ну, — сказал Шелест лениво. — Кажется, началось. Ты чувствуешь, как они подтягиваются? Всё ближе и ближе? Кто-то стучится, кто-то крадётся, а кто-то уже ждёт в отражении.Тишина внутри меня больше не была пустой. Она дышала.— Считай, что я теперь твоё эхо, — продолжил он. — Но иногда эхо говорит первым.

Я завёл двигатель. Надо было ехать домой. Но в зеркале мне показалось, что фонари вдоль дороги гаснут сразу, как только я проезжаю мимо.

Сон не пришёл. Он развернулся, как чёрный зонт над головой. Без звука. Без прелюдий. Без перехода между реальностью и нереальностью. Просто в какой-то момент я перестал быть в комнате.

И вот я уже стою на мосту. Он древний, каменный, местами поросший мхом. Края настила стёрты, как если бы по ним ходили сотни лет. Ни фонарей, ни звёзд. Только бледное небо, похожее на натянутую кожу, и вода внизу чёрная, как нефть. Тихая. Слишком тихая.

Ни ветра. Ни звуков. И вдруг — запах. Плесени, мокрой травы и водорослей. Как в подвале, где затопило книги. Я смотрю вниз, и, сначала, вижу только рябь, потом — лицо, которое плавно всплывает из глубины, прямо подо мной.

Женщина. Молодая. Лицо искажено, но я узнаю её по фото. Даша. Глаза широко раскрыты. Волосы .... они не просто плывут, они переплетаются с водой, делаясь частью течения. Её неживой взгляд направлен сквозь меня, как будто она ждёт кого-то, кто за моей спиной. Я пытаюсь крикнуть, но звуки получаются примерно такие, как у тяжёлого пациента в кресле стоматолога.

Дед Исмагил стоит на другом конце моста. В том же тёмном пальто, в котором я видел его последней зимой. В этом сне он жив, только выглядит очень уставшим. Он смотрит на меня совершенно спокойно, ведь он знал, что я сюда приду. А потом дед поднял руку и указал в воду. Я посмотрел вниз.

Там с губ Даши поднимался пузырь. Он медленно всплывал, а внутри него, как в капле ртути, — слово. — Переход.Следующий пузырь больше размером. Он расширялся, как стеклянный шар.— Взломан. Потом сразу три.— Не из глубины. Из отражения.

Я пытаюсь двигаться вперёд, но возникает ощущение, что мост удлиняется под ногами. Я делаю шаг, а дед становится дальше. Он не уходит, просто между нами растёт расстояние. Лицо Даши искажается, и теперь её губы раскрываются, как створки моллюска, а изнутри выползает нечто тёмное — нитевидное, извивающееся, похожее на водоросль и червя одновременно. Оно вплетается в её волосы. Она не кричит. Лишь её немые слёзы — капли воды — поднимаются вверх.