– Это плохо закончится, девочка моя.

– Для кого? – прошептала я ему в губы.

Он улыбнулся, отчего в голове возник образ довольного сытого кота.

– Не для меня уж точно, – хмыкнул он. – Но я не возьму свою женщину на сырой земле и под открытым небом. Во всяком случае, не в первый раз, – хмыкнул он.

Мы долго сидели, обнявшись, под сенью цветущего маленькими белыми цветочками, что распускались по ночам, кустарника. Брэйдан держал меня на руках, рассказывая о созвездиях, что сейчас были видны на небе, о легендах Севера, что и какое созвездие означает и почему. А я слушала, не потому, что пыталась запомнить каждый его рассказ, а просто потому, что мне было приятно слышать его тихий голос, что шептал мне эти удивительные истории на ухо. Он гладил меня подушечками пальцев, в то время как я, откинувшись ему на грудь, практически лежала на нем и заворожено смотрела на россыпь таких холодных в своем сиянии и далеких звезд.

И снова дорога, долгий выматывающий путь по пустынным землям, которые не принадлежат никому, потому как никто не в силах выжить в этой засушливой, знойной, безродной пустыни. Желтая потрескавшаяся почва, по силам пробить которую лишь редко растущим колючкам. Редкий ветерок не спасает от палящего, сжигающего бледную кожу солнца. Не выдержав такого издевательства, я уже в первые часы, когда джунгли истаивали с каждым шагом, а вокруг все отчетливее прорисовывались контуры мертвой земли, повязала на голову одну из своих светлых рубах и ей же закрыла лицо. Я не слишком люблю солнце, когда жарко, мне неприятно быть на улице, что уж говорить о том, когда температура достигает таких высот, что волосы закручиваются в тугие спиральки на голове. Свежи еще воспоминания раннего детства, когда маленьким Теням не разрешали выходить на улицу в солнечную погоду. Как болезненно жжет тело, даже не слишком яркие и сильные лучи. Сейчас не так, но неприязнь к жаркой погоде осталось прежней.

Северяне страдали от этой жары, похоже, не меньше моего. Но держались все стойко. Разве что женщины и мудрецы выходили из своих повозок лишь ночью, чтобы перебраться в шатры.

– По крайней мере, тут на нас точно нападать не станут, – хмыкнул Брэйдан, закручивая свои длинные волосы в пучок.

– Откуда такая уверенность? – взглянула я на него из-под своей защитной «шляпы».

– Твари не выносят высоких температур, – ответил он.

Кожа на лицах северян сильно покраснела, но последовать моему примеру и обмотать себя чем-нибудь, никто не спешил. Мужчины страдали, но терпели, дожидаясь вечера, когда Брэйдан, Рик и Дэйм займутся их ожогами.

– Когда же мы приедем? – проныл где-то сзади Рыжий.

– Скоро, – буркнул Дэйм. – И так жмем во весь опор в сложившихся обстоятельствах, так что завтра вечером будем уже у моря.

Где-то позади нас раздалось сразу несколько разочарованных вздохов.

– Как же я ненавижу эту палящую блямбу на небе, – прорычал Кельм, еще раз глубоко вздыхая.

– Несемся во весь опор? – поинтересовалась я у Брэйдана.

– Да, режем пространство, видишь, Рик ушел в конец обоза?

Я кивнула в ответ.

– Он за нами правит. Тут еще незаметнее, чем в джунглях можно перемещаться потому, как вид везде одинаковый, – хмыкнул он.

Улыбнулась, тихо порадовавшись, что это нестерпимое пекло скоро закончится, и я увижу море. Прежде я путешествовала лишь сознанием, а теперь мне очень хотелось увидеть и почувствовать.

Мечты мои сбылись уже следующим вечером. Ощущения были такими, что кто-то просто сменил декорации. Раз, и заменили картинку, и вместо потрескавшейся земли, плодородная почва, обжигающее солнце сменило теплое и ласкающее, зеленая трава под копытами изнывающих от жары животных, небольшие зеленые горы и невероятная лазоревая гладь впереди. Она везде, куда ни посмотри! И солнце, словно раскаленный огненно-красный шар, готово утонуть в пенящихся волнах, окрашивая синюю поверхность алым. Заставляя переливаться морскую гладь золотым, сиреневым, нежно-розовым, то же самое происходило и с небом. Это было зрелище, которое хотелось увидеть, запомнить, а после убрать в самую дорогую шкатулку памяти, чтобы вспоминая, представлять, как морской бриз путается в волосах, каким пряным может быть воздух, и как можно ощущать счастье, просто смотря вот на такие вот чудеса земные.

– Нам необходимо спуститься по тракту, – заговорил Рик, – затем пересечь город и войти в порт. Нас должны уже ждать.

– Кто? – я невольно насторожилась, снимая с лица изрядно вымокшую рубаху.

– Свои, – хмыкнул Рик.

Королевство Алирии было чисто торговой державой. Оно не конфликтовало ни с кем и никогда, каждый пересекающий его границы и имеющий при себе хоть медную монетку, хоть мешок с золотом, был другом и желанным гостем. А уж заставить потратить алирцы могли любого. Здесь торговали все и всем, начиная пуговицами и заканчивая людьми, редкими животными, рабынями для постельных утех. Купить можно было все, чего душа желает, только плати! Хочешь девочку, хочешь мальчика, хочешь младенца, и никто не спросит, для каких целей, переживет ли купленный тобою эту ночь, все что угодно за деньги. В тюрьмах Алирии сидели только должники и воры, которых нельзя было продать в силу определенных причин, все прочие преступления легко можно было откупить, если денег не было, то тут уже либо казнь, либо рабовладельческий рынок. Второе чаще.

Но алирцы свято чтили права покупателей и делали все для того, чтобы покупки были приятными и удовлетворяли потребностям клиентов. Сейчас мы готовились войти в ворота второго по значению города Алирии – Лиош. Это был портово-торговый город, имеющий прямой выход в море, большой порт и обширное внутреннее устройство. Были здесь базары, где покупатели могли торговаться, как только заблагорассудится; торговые павильоны, где все цены были фиксированы и облагались налогами; рабовладельческие аукционы; животноводческие рынки; рестораны; таверны; гостиницы; чайные дома; дома порхающих, где ждали мужчин с разнообразными предпочтениями, готовых платить за свои причуды. Сюда ехали со всего континента, кто-то за редкими товарами, а кто-то за изысканными утехами. Но внутреннее устройство Алирии было еще более жестким, чем в Аире. Женщины, урожденные алирки, скользили по улицам города в черных непроницаемых хламидах, закрывающих лицо, не имели права говорить с посторонними, смотреть в глаза другим людям, особенно мужчинам. Эти правила касались лишь местных, на чужестранок подобный запрет не распространялся.

«Словно домой вернулась», – подумала я, провожая взглядом вот такую алирку, с ног до головы укутанную в черное.

– Я никогда не привыкну, как здесь относятся к людям, – сквозь сжатые губы процедил Олаф.

– Да уж, – ответил ему Кельм. – Предложи я своей Хельге вот такой наряд, и потом бы зубы выплюнул…

– Это верно, сын. Наши женщины молчат, только когда спят. А скажи им, чтобы они не смели и смотреть на нас, так сами же нам веки и прикроют, – густым басом захохотал Олаф.

– Это правда? – тихо шепнула я Брэйдану.

Он непонимающе посмотрел на меня. Казалось, даже не слышал, о чем говорили его товарищи.

– Что?

– Что у вас женщины свободны?

Брэйдан нахмурился, как бы все еще не понимая вопроса, а потом ответил:

– Жена – шея, муж – голова, куда шея повернет, туда голова и смотрит, так у нас говорят. И это правда, женщины обладают теми же правами, что и мужчины, вольны в выборе профессии, мужа, того, как им жить.

– И каково это? – мне, правда, было интересно, как это устроено у них.

– Хреново, – вместо Брэйдана ответил Стефан, – никакого покоя нет, зажрали совсем!

– У него пять девочек, – улыбнувшись, шепнул мне Брэйдан. – Очень своевольных девочек.

– Они демоны в юбках! То им бусы надо, то гребешки, то платья, то колечки, то чего-нибудь вкусненького, а как поесть приготовить, ни одной на месте нет!

Отряд дружно хохотал под негодующие вопли Стефана, в то время как все мы, оплатив проездную пошлину, вошли в ворота Лиош.