— Кретин! Ничего я не устраивал. Как тебе в голову такое могло прийти? Как бы я мог все это просчитать⁈ Сам подумай!

Тяжело дыша, я доплелся до кресла, плюхнулся. Глаза щипало от слез, сердце бухало в груди, будто молот бил по наковальне. Конечно, Крупа прав. Не мог он составить такой план. Все произошло случайно. Но как я могу что-то изменить?

Зои подошла ко мне, присела напротив, положив ладони на мои колени. Я вздрогнул, открыл глаза. Увидел ее взгляд, который излучал такое сочувствие и нежность, что злость прошла, сменившись лишь на безысходность.

Я шел мимо выкрашенных оранжевой краской каменных холодных стен, рядом с которыми возвышались огромные позеленевшие от времени чугунные пушки. По выложенным серыми плитками тротуару. Слышал, как за моей спиной мрачно стучат шаги молчаливых охранников-амбалов в черной экипировке, с автоматами наперевес.

И вот она широкая и высокая арка с портиком и фронтоном, украшенным лепниной. И все это так знакомо. Широкий двор, выложенный розово-серой брусчаткой. Вход, куда сходились под углом стены, выкрашенные оранжевой краской, квадратные окна с широкими белыми рамами.

А за тяжелой деревянной дверью сферическое фойе, плоские колонны, сходящиеся на потолке, откуда нависла массивная чаша из бледно-жёлтого стекла, отделанная золотом. Залитая ослепительным светом широкая лестница расходилась в стороны на две пролета, словно лира.

Я поднимался по красной дорожке с причудливым геометрическим рисунком по краям, заботливо уложенной на ступеньки из розоватого мрамора. Высокие окна скрыты белыми собранными в волны шторами.

Вот и второй этаж, пол из благородного массива дерева, потолок, украшенный лепниной, поддерживают колонны.

Охранники не толкали в спину, чтобы я шел быстрее, не угрожали. Молчали, держались на расстояние. Прекрасно понимая, что я никуда не сбегу. Раз я пришел к ним сам.

Когда распахнул створку тяжелой дубовой двери, то амбалы не прошли за мной внутрь, остались около входа. И я вошел один.

Ничего не изменилось с той поры, как я побывал здесь вместе с маршалом Туровским и полковником Ковалевым. За тем исключением, что сейчас я пришел один.

Те же стены, отделанные красно-коричневым деревом, стол зеленого сукна. Стулья с высокими кожаными спинками и сидениями. В углу высокие архаичные часы из темного полированного дерева. Маятник размерянно ходит туда-сюда, отсчитывая мгновения вечности.

И Вождь также сидел за квадратным столом, со старомодной лампой с зеленым металлическим абажуром-чашей. Не приветствовал меня, когда я вошел. Не проронил ни слова. Я лишь отодвинул стул, и присел сам. Сложив руки на столе, вопросительно взглянул на Вождя.

— Это хорошо, товарищ Эдгар, что вы пришли сами, — подал голос он. — И согласились на все наши условия. Ведь так?

Я промолчал. И так все было ясно. Раз пришел, значит, согласен. Но разве был у меня другой выход?

— Вы согласны передать нам технологию каналов пространства-времени?

— Да, я освоил ее на том космолёте, на котором улетел с военного аэродрома. И могу рассказать о ней. Думаю, любой сможет повторить.

— Угнали с аэродрома. А скажите, товарищ Эдгар, каким образом вам удалось выдать себя за майора Кречета?

— Я включил фильтр восприятия, чтобы быть похожим на него.

— Ясно. Ну а как вам все-таки удалось спастись, когда космолёт, на котором вы летели за бандитом Крупой, взорвался?

— Крупа использовал «временной замок» и вытащил меня в последнюю секунду перед взрывом.

— И вы решили перейти на сторону бандитов. Что они вам обещали? Чем купили?

Вождь говорил абсолютно спокойно, нейтральным тоном, но от пронзительного, колючего, холодного взгляда из-под густых бровей меня колотила дрожь. Я пытался справиться со страхом, но он все сильнее и сильнее поглощал меня.

— Они обещали достать материалы для ремонта моего звездолёта. Я посчитал, что так быстрее их получу, — последнюю фразу я постарался сказать, как можно тверже, даже с вызовом.

Вождь чуть усмехнулся.

— Вы выбрали неверный путь. И проиграли. Теперь у вас есть единственный шанс спасти ваших друзей — выполнить наши условия.

Он опять начал повторяться, и это раздражало.

— Прежде всего я хочу их увидеть.

— Безусловно, — Вождь вжал кнопку на столе. На резкий звук звонка распахнулась дверь, вошел мужчина в грубой рубахе защитного зеленого цвета, черных широких брюках. Высокие сапоги гармошкой.

Вождь сделал ему едва заметный знак, и тот исчез. А через пару минут в кабинет прошли трое: Осберт, Ларри и Дарлин. Они молча прошествовали по красной дорожке, присели напротив меня. Друг за другом. Замерли, никаких чувств на лицах, ни радости, ни осуждения. Осберт и Ларри в одинаковых белых рубашках, темных костюмах, будто они собрались на похороны. Дарлин в белом платье, словно ее вытащили со свадьбы с Ковалевым. Как это все нелепо, ненужно, и абсолютно безнадежно.

— И теперь последнее условие, — проронил важно Вождь.

Я недоуменно воззрился на него, не понимая, что еще от меня он хочет.

— Вы должны рассказать, где сейчас убежище бандитов, к которым вы примкнули.

— Но вы не просили об этом! — воскликнул я, ошарашенный. — Этого не было в условиях нашего договора! Только технология устройства каналов!

— Хватит! — Вождь хлопнул ладонью по столу. — Вы не в том положении, чтобы диктовать условия. Или вы говорите нам, где сейчас бандиты, или все ваши друзья, — он ткнул трубкой в сидящих передо мной членов команды, — Будут казнены. Их гильотинируют. Вы видели, как это делается! А тела сожгут в печах крематория. Дотла. И вы не сможете их восстановить. Даже камерами жизни на вашем звездолёте.

Откуда Вождь знает, что вита-камеры звездолёта могут восстанавливать людей только при наличии образца тканей? Об этом знали только члены моей команды. Неужели кто-то из ни проговорился? Но кто? Ларри? Осберт?

Дилемма. Невыносимый выбор между решениями, и ни одно из них меня не устраивало.

— Мы ждем, — в голосе Вождя не ощущалось нетерпения.

Я зажмурился, лишь бы не видеть торжествующую улыбку, которую диктатор прятал в густых с проседью усах. И смотрящих на меня с надеждой Дарлин, Осберта и Ларри.

И когда открыл, то с облегчением понял, что лежу на кровати. Сквозь легкие синие занавески пробиваются солнечные лучи, чертят на выкрашенном серой краской полу золотую дорожку. Заставляют плясать в воздухе пылинки. Слышны резкие вскрики птиц, мычанье коров, дыханье океана. Рядом спит Зои, улыбается чему-то. Лежал расслабленно, оглушенный, придавленный тяжелым сном, ночным кошмаром, таким реалистичным, что никак не мог выбросить его из головы.

Я отвернул одеяло, стараясь не разбудить девушку. Выглянул в окно — там, на фоне бесцветно-голубого неба яркие лучи солнца раззолотили ярко-зеленый травяной ковер острова Норфолк, невысокие покатые холмы, кубики домов, коров на выпасе.

Осторожно ступая, прошел по нагретому солнцем полу, хотел принять душ, остудить разгоряченную голову, но вспомнил, что здесь тоже надо экономить пресную воду. Выскользнув за дверь, пробежался по колючей траве до песчаного берега. В нос ударила пьянящая смесь: соленый океанский бриз, хвойный аромат сосен, одуряющий запах скошенной травы, земли, коровьего навоза. Влетел с размаху в еще прохладную воду, нырнул с головой. Рассекая прозрачную голубизну, поплыл к торчащему из воды, словно большой кит, утеса. И там, сидел, прижавшись спиной к холодному камню.

Единственный выход из такого положения — умереть. Тогда не пострадает никто. Ни мои старые друзья, ни новые. Но эта мысль здесь, в тишине, покое показалась дикой. Взять и убить себя? Что может быть нелепей?