Девушка выпрямилась так резко и, не дожидаясь ответа, поспешила обратно в уже установленный шатер, который после предыдущей ночи из белоснежного превратился в буро-серый. Я лишь растерянно моргнула ей вслед, совершенно не понимая, что на этот раз взбрело в голову Иоле?

Решив, что дела принцессы еще могут обождать, быстрым шагом направилась в сторону повозки, где должен был быть Кельм. Я уже потянулась к пологу, как он распахнулся, и на землю спрыгнул Кельм. Он, должно быть, как раз собирался выбраться из-под душного тента, потому никак не ожидал, что кто-то окажется так близко к входу. Я резко отскочила в сторону, чтобы северянин не прыгнул прямо на меня.

Кельм казался бледнее обычного, но выглядел гораздо лучше, чем вчера. Тут же начала просматривать его энергопотоки, ауру, общее состояние. Все было в пределах нормы. Должно быть, со стороны это выглядело так, что я беззастенчиво его разглядываю с ног до головы. Кельм странно напрягся, когда мой взгляд остановился на его резко исхудавшем за эту ночь лице, и порозовел…

Его взгляд словно приклеился к моему лицу, глаза лихорадочно блестели, дыхание вмиг сбилось.

– Э… это, – нерешительно забормотал он. – Спасибо тебе, – неразборчиво сказал он, отчего это больше походило на «спасбибо те», потом глубоко вздохнул, и выпалил: – Жене только не говори, – на этой фразе северянин пошел красными пятнами и странно закашлялся.

В этот момент стало так хорошо. Захотелось улыбнуться и заверить северянина, что уж кто-кто, а я точно ничего не скажу. Я очень переживала, как он пройдет сквозь мою энергию, как воспримет подобную близость. Ведь как побочный эффект могла возникнуть и влюбленность, увлечение, желание быть ближе. Но, судя по виду Кельма, он, конечно, испытывал определенную степень неудобства, но волновало его совсем другое.

Широко улыбнулась в ответ, и как это было принято среди северных мужчин, размашисто хлопнула Кельма по плечу:

– Не волнуйся, Red affer[57], не скажу. – Признаюсь честно, такое обращение к Кельму я слышала очень часто, потому и решила так его назвать. Наверное, это было каким-то домашним прозвищем или что-то вроде того, потому как сам северянин воспринимал подобное обращение с улыбкой и смехом, задорно отвечая собеседникам. Вот только я, наверное, что-то не так сказала, потому как Кельм как-то странно закашлялся и нервно кивнул в ответ.

– А ты, Кельм, сохранишь мою тайну? – очень серьезно спросила я.

Лицо северянина вмиг приобрело сосредоточенное выражение, и он ответил:

– Я обязан тебе, Дэй, как никому и никогда не был. Я буду молчать столько, сколько нужно, и от меня никто и никогда не услышит о том, что произошло прошлой ночью, – а потом, уже шутливо: – Жаль только, настоящего мужика из тебя так и не сделаю, а ведь обещал.

В этот момент я вдруг поняла, что больше не одна в этом долгом походе. У меня появился друг. Настоящий друг, на которого можно будет положиться, что бы ни было и, который обязательно поможет в меру своих сил.

Тем временем сумерки сгущались, северяне вновь выставили свой щит, под которым стало холодно и неуютно. В этот раз щит стал больше, и вопреки моему желанию, он охватывал и часть берега ручья. Для моих глаз поляну окутало нежно-голубое сияние. Брэйдан продолжал вести себя отчужденно. Он не говорил со мной, не смотрел в мою сторону, занимаясь сугубо делами по размещению лагеря. Я тосковала. Когда лазоревые узоры раскрасили купол и под ним стало ощутимо холодать, отчего-то вспомнилось сегодняшнее утро и то, как же было хорошо проснуться на его руках. Тепло и спокойствие – такое ощущение от объятий было только рядом с ним.

Лагерь погружался в сон. Поверхностный, беспокойный, но сон. Мне же не спалось совершенно. Во-первых, у меня свидание, смешно сказать, совсем скоро. Во-вторых, меня одолевало беспокойство, не нападут ли вирги в эту ночь? Интуиция молчала, я старалась верить ей, но беспокойство от этого все равно не уходило.

Лагерь окунулся в умиротворяющую тишину, и лишь время от времени всхрапывающие кони нарушали покой спящих. Я откинула с себя покрывало и, легко ступая по земле, направилась к ручью. Ступать бесшумно было так же легко, как дышать. Часовые на своих постах так и остались не потревоженными. Уж не знаю, как Иоле удастся прийти в назначенный час, но у меня проблем с этим не возникло.

Когда исчезли последние заросли, растворившиеся в царящей вокруг тьме, я оказалась на берегу ручья, русло которого серебрила полная луна, Иола уже была там. Она стояла спиной ко мне. Такая маленькая, хрупкая, и казалось, абсолютно беззащитная. Ее нежно-голубое кимоно ниспадало на землю и в свете ночного светила казалось серебряным водопадом, укутавшим ее невесомую фигурку. Иола смотрела на небо, вероятно, о чем-то думая и совершенно не замечая того, что уже не одна на берегу.

– Ты звала меня? – мой голос разбил окружающую тишину, заставив принцессу испуганно вздрогнуть.

Она тут же взяла себя в руки, нервно сглотнула и повернулась ко мне лицом:

– Да, – прошелестел ее голос в ночи. – Звала… – и было в этом слове какая-то недосказанность, что сейчас повисла в воздухе.

– Зачем? – спросила я, понимая, что молчать можно долго, вот только как-то не хотелось совершенно.

– Дэй… я, – нервно закусив губу, вновь замолчала она и сделала шаг по направлению ко мне.

Честно сказать, мне стало не по себе от этого ее маневра. К чему все это? Чего она хочет? Если прочувствовать местность, то никого кроме ее, меня и двух служанок, притаившихся в ближайших кустах, нет. Я бы еще поняла, если бы где-то поблизости находились остатки стражи Иолы, и она захотела, таким образом, меня скомпрометировать. Но мы были одни, то есть почти одни!

– Прости меня, – почти ласково сказала она, подходя еще на один шаг ближе ко мне. – Ты спас меня, нас всех, – слово «всех» было сказано с таким придыханием, что у меня невольно волоски на теле встали дыбом. – А я… я была не права. – Ее глаза встретились с моими и, кажется, теперь были не в состоянии оторваться. Она смотрела так пристально, так открыто, и в них читалось неподдельное чувство вины. Ну, мне так казалось, поскольку я была несколько шокирована происходящим и изображала самую простую по композиции статую.

– Пойми меня, – тяжело вздохнув, говорила она, с каждым шагом приближаясь все ближе. Сейчас я очень хорошо понимала, как так кролики не в состоянии убежать от смотрящего на них удава. Чувствовала себя примерно так же. Вот уж ситуация! – Это замужество, оно сделало из меня вздорную, избалованную дрянь. Мой отец жестокий человек, он привык получать то, что он хочет, не спрашивая никого. Меня никогда не спрашивали, Дэй, чего хочу я.

Конечно, я понимала ее. Нас никого не спрашивали. Ни одну из женщин Аира не спрашивают, чего они хотят. С той лишь разницей, что я была благодарна судьбе за тот выбор, который совершили мои родители, отдав меня в монастырь. Иола же пока не поняла и не приняла свою судьбу. И как же мне хотелось быть на ее месте…

– Я спрошу, чего ты хочешь, принцесса? – несколько холодно поинтересовалась я.

Иола в нерешительности замерла, не дойдя до меня нескольких шагов. Как-то испуганно отвела взгляд в сторону.

– Ты – первый мужчина, который обращался со мной не как с принцессой или с женщиной, а как с человеком, – тихо сказала она. – Ты не давал мне спуску в моих ошибках, ты спас меня, оказавшись самым сильным и смелым, и я…

– Послушай, я…

– Не перебивай меня, пожалуйста… – в нерешительности замолчала она. – Мне ненавистна сама мысль о предстоящем замужестве за этим мужланом. И я хотела… То есть подумала, что… вот, – сказала она, протягивая мне красный платок, сложенный в несколько раз.

Не вполне понимая, что она там надумала, без какой-либо задней мысли, приняла ее дар. Иола выжидающе смотрела на меня. Ее взгляд был не требовательным, но просящим. И решив, что стоит посмотреть, что такое она мне дала, медленно развернула края платочка. Белоснежные лучи полной луны высветили такой же нежно-белый цветок Э’куры, лежащий на ярко-алой ткани. Стоило мне увидеть это, как я похолодела от макушки до пяток. И тут же подняла взгляд на принцессу.