— Пошли вон.

Повисла тишина, тягучая, мучительная, непонятная. Ковалев оглядывал ряды заключенных, глубокая складка залегла между бровей.

Резкий крик разорвал в клочья мертвое безмолвие:

— Да пропустите вы меня!

Дарлин бежала по проходу между рядами заключенных. И я почти физически ощущал, как эти истосковавшиеся по женскому телу мужики провожают ее ладную стройную фигурку в облегающем белом скафандре жадным, пожирающим все прелести девушки взглядами.

Ковалев вскочил с места, как ошпаренный. Первым его желанием было броситься навстречу девушке, но он остановился, замер. Перед лицом всех этих хмурых зэков показать себя влюбленным романтиком — что может быть позорнее?

Дарлин, тяжело дыша взбежала по ступенькам, остановилась напротив нас. Ковалёв взял ее за руку, и мягко, осторожно, но очень настойчиво потащил за занавес. Увел за кулисы, в маленькую комнатку, которая служила, видимо, гримерной. Усадил на стул. Я вошел следом. Прислонившись к стене, приготовился с интересом понаблюдать сцену выяснения отношений влюбленного полковника с девушкой, которую он так оберегал.

— Дарлин, что вы тут, черт возьми, забыли? — Ковалёв старался говорить мягко, но в голосе слышалось явное раздражение.

— Я беспокоилась…

— За меня?

— За всех. Вы пропали. Не возвращались на космолёт. Мы с Ларри не знали, что делать.

Ковалев почесал в затылке, отошел к стене. Его расстроенное лицо я видел в отражении трехстворчатого трюмо, служившего единственным украшением этого закутка.

— Ковалев, а что в тюрьме нет камер? — я подошел ближе, присел на край стола. — Вы не смогли посмотреть, кто ж все-таки это мог сделать?

— Да, мать твою, — Ковалев стукнул по столику ладонью с такой силой, что подскочила забытая кем-то старая металлическая пудреница. — Все камеры кто-то вывел из строя. Все!

По залу прошел ропот, звуковая волна, чей-то голос спросил: «А где он?» И тут же раздались торопливые шаги. На пороге возник взъерошенный невысокий парень в белом халате. Вытянутое худое лицо раскраснелось, капельки пота блестели на виске.

— Товарищ полковник! Я…

— Коля, успокойся и расскажи, что случилось, — Ковалёв бросил на парня усталый взгляд.

— Я сумел восстановить запись с одной из камер. Она висит дальше, и злоумышленники о ней забыли. Но там такая оптика, там все видно. Ну по крайней мере, можно понять, кто это сделал.

— Вот как? — Ковалёв оживился. — Давай показывай. Дарлин, вы позволите?

Девушка отодвинулась, а парень поставил на столик небольшой ноутбук, открыл. И пощелкал по клавишам.

Освещенный тусклым желтоватым светом на экране отобразился тюремный коридор, ряды дверей, ведущих в камеры.

Будто ветерок пробежал по коридору, дверь камеры сама собой открылась.

— Выкрути звук на максимум, — приказал Ковалёв.

Звук усилился, и мы услышали эти чудовищные звуки задыхающегося Семенова. Ковалев дернул головой, отвернулся.

— Вы смотрите, товарищ полковник, смотрите!

— Чего смотреть⁈ — зло бросил Ковалёв. — Все равно ни черта не видно. Кто вошел, кто⁈

Но тут дверь распахнулась, воздух задрожал, разошёлся кругами, будто вода от брошенного камня. И на миг возникла фигура нашего пришельца. Он передернулся и исчез.

— Скалькутс! — как-то совершенно невпопад радостно воскликнула Дарлин. — Да, Эдгар? — повернулась ко мне. — Щит невидимости!

— Вы знаете, кто это? — с удивлением проронил Ковалев. — А что такое этот щит?

— Это система скрытности у этой разумной расы, — объяснила Дарлин.

— И откуда вы это знаете?

— Я — специалист по инопланетным разумным расам в команде Эдгара, — с гордостью и чуть насмешливо сказала девушка. — Мой нейро-интерфейс подключен к базе данных, где есть информация обо всех известных разумных расах.

— Все лучше и лучше, — протянул Ковалев со злой иронией. — Мало того, что фильтр восприятия, так еще и щит невидимости. Рей, мать твою. Почему ты не застрелил этого урода?

— Полковник, как Эдгар мог это сделать? У расы скалькутсов все взрослые особи имеют хитиновую оболочку, сравнимую по прочности с алмазом. Ее разрушить ничем нельзя.

— Только у них проблема с дыханием здесь, — добавил я. — Для их системы нужна смесь метана, сероводорода, аммиака и хлора.

— Да, верно, кислород для них смертелен, — Дарлин бросила на меня удивленный и в то же время ревнивый взгляд. — Откуда ты знаешь?

— В технических помещениях базы мы с Тимуром нашли оранжерею, где фрукты выращивают в подобной атмосфере. А потом, когда мы встретились один на один, я перебил дыхательную трубку этой твари, и она сбежала.

Ковалёв прикрыл глаза, залегли глубокие тени. Он помолчал, потом тяжело вздохнул.

— Сколько этих особей может быть сейчас на Земле? — каждое слово полковнику давалось с трудом.

— Ну, судя по тому звездолёту, что я видел на мониторе. Там, где мы с Тимуром нашли реактор… Две-три сотни.

— Оху— … — произнес Ковалёв по слогам, поднял брови. — Две-три сотни злобных пришельцев, которых нельзя ничем убить. Почти. Плюс они могут маскироваться под людей. И исчезать, когда им нужно. Я просто голову ломаю, что доложу маршалу. Значит, Рей, им нужен твой звездолёт, чтобы улететь отсюда?

— Не думаю. Таких звездолетов, как мой, надо штук двадцать, чтобы их всех вместить. Впрочем, большая часть могла погибнуть. Ну, когда их корабль разбился где-то на Земле. Или на Луне. Убить их можно, только уничтожив дыхательную систему.

— Ну что ж, для меня все абсолютно ясно, — Ковалев закрыл крышку ноутбука, помолчал.

Резко встал и вышел из гримерной. Мы с Дарлин только слышали его шаги, скрип досок на сцене. И затем его голос, сухой, холодный, без каких-либо эмоций, отдавался легким эхом:

— Мы выяснили, кто был убийцей коменданта лагеря и охранников. Поскольку вы были вовлечены в этот бунт мерзавцами, то я властью, которая дана мне, снимаю с вас всех обвинение. В самое ближайшее время будет создана комиссия по пересмотру ваших дел. Все, можете идти.

Глухой шум разом поднимающихся людей с колен, шаги. Потом стало совсем тихо. Ковалев вернулся в таком же мрачном настроении, присел на край стула.

— Мы отправляемся назад, на станцию.Маршал связался со мной. Я передал ему всю информацию. Коля, спасибо тебе, что все выяснил. Будет тебе благодарность. Может срок скостим. Рей, а ты подготовь космолёт к вылету, — бросил исподлобья на меня такой многозначительный взгляд, что вызвало у меня улыбку, которую я старательно скрыл.

Полковник хотел остаться наедине с Дарлин. Но ужасно захотелось узнать, что конкретно тот скажет девушке. Я сделал вид, что вышел, но встал так у двери, чтобы меня не было видно, зато отсюда я мог прекрасно наблюдать в трехстворчатом зеркале эту милую парочку.

Мой нейро-интерфейс передал слова Ковалёва, он говорил очень тихо, смущенно.

— Дарлин, я хотел извиниться за то, что усыпил вас, — полковник мягко положил ладонь на руку девушке, она не отдернула, лишь чуть сузила глаза, и едва заметная улыбка тронула губы. — Я хотел защитить вас. Черт знает что могло случиться. И вмешивать вас я не имел права. Простите. Вы, наверно, хотели мне дать пощечину, когда решили прийти сюда.

— Да, хотела. Но потом мой гнев угас.

Повисло странное молчание, видимо, Ковалёв собирался с мыслями, не мог решиться сказать, подбирал слова. Они мельтешили в его мозгу и составить из этих осколков хоть какую-то внятную фразу мой нейро-интерфейс не мог.

— Я все-таки хотел сказать вам, Дарлин…

Она подняла на него глаза, прикусив губу.

— Я никогда раньше не встречал такую прекрасную девушку, как вы. Я… люблю вас, Дарлин, — после этой фразы полковник закашлялся, словно у него перехватило горло. — Я хотел бы, чтобы вы стали моей женой, — почти выпалил фразу, замолчал и добавил: — Но понимаю, это невозможно.

— Вы мне нравитесь, полковник. Вы такой мужественный, сильный. Мне хотелось бы, чтобы у меня был такой защитник.

— Но вы любите Эдгара? Правда?