Сквозь кровавую жижу и лужи ко мне уверенно шагал элле. Его крепкие сапоги оставляли в грязи глубокие следы, разбрызгивая багровые капли. Молодой воитель, высокий и поджарый, словно выточенный из белого мрамора, вызывающе сверкал яркими синими глазами. Его бледное лицо, измазанное сажей и запёкшейся кровью, обрамляли белоснежные волосы до плеч, собранные в небрежный конский хвост, а разбитые в бою губы кривила победная ухмылка. Кожаные чёрные доспехи облегали его стройную фигуру, а на бёдрах покоились два клинка из чёрного титана — редчайшего металла, добываемого в самых глубоких и опасных шахтах Тенебриса.

Эквион из дома Ларион-Анимас, младший отпрыск стратига Актариса, заслужил почётное звание агониста почти пятьдесят лет назад. Его сила и преданность богине Тьмы искупали множество прегрешений, с которыми приходилось молча мириться окружающим: от пренебрежения древними традициями и насмешек над придворным этикетом до самых диких и фривольных выходок.

А ещё я мог с уверенностью назвать его своим близким и, пожалуй, единственным другом в этом мрачном мире интриг и вечных распрей. По меньшей мере, рядом с ним я мог говорить практически всё, что думал, и почти не опасаться смертельного удара, когда поворачивался к нему спиной. Этот факт доводил его отца до белого каления, но нашу дружбу благословила сама Девора Асура Анимас, раздосадованная бесконечными раздорами между знатными элле и демонами.

Вслед за Эквионом, едва поспевая за его широким шагом, плелись двое гоплитов. Они волокли закованного в тяжёлые цепи пленника, облачённого в доспехи, ещё недавно сиявшие позолотой, а ныне искорёженные и испещрённые зазубринами. Лицо знатного воина было залито свежей кровью, но, несмотря на полумрак, моё внимание привлекли смуглая кожа, характерная лишь для коренных южных элле, а также необычайный золотистый оттенок его кудрявых волос и аккуратно подстриженной волнистой бороды.

— Вы пришли с даром, лорд? — спросил я, впиваясь взглядом в пленника и догадываясь, какая важная птица попала в сети легендарного агониста.

— А то ж! — осклабился Эквион с горящими азартом глазами. Не забывая сопровождать словеса бурной жестикуляцией, он принялся живописать: — Как и было оговорено, покуда бесы отвлекали внимание, я по-тихой пробрался в императорский дворец. Сразу к их покоям направился. А там сама императрица в золоте сияет, принцессы — словно фарфоровые куклы, придворные дамы кругом… Все такие пригожие, в кружевах, расфуфыренные — глаз не оторвать. Но не успел я хоть одну ущипнуть за пухленькую ягодичку, как этот шаврик из-за угла выскочил, что твой глист из задницы, и чуть башку мне не снёс! Пришлось повозиться, но я уделал его, как и всю стражу, что на шум набежала. Только девки успели под шумок сдриснуть через тайный туннель, — агонист разочарованно вздохнул. — Замуровались, сучьи потрошки, в каменной утробе и сидят, ждут своего часа и моих крепких объятий. Нокс, твоя магия там бы не помешала, а то эти помойные псы до утра будут колупаться.

— Нет, — уверенно возразил я. — Мы не можем здесь задерживаться. Войско солнечного бога слишком близко и наверняка уже спешит сюда, а богиня велела по возможности избегать с ними столкновений. Приказ отдан. Уносим всё, что можем, до рассвета и возвращаемся на Тенебрис. Но вы так и не представили мне своего пленника, лорд Эквион. Где ваши манеры?

* * *

— За что эта кара, великий архонт? — прохрипел смуглый элле с золотистыми курчавыми волосами и бородкой, сплёвывая кровавые сгустки на пыльный пол.

— Видать, давеча молились вы не столь усердно, как в былые, император Тарх, одиннадцатый из рода, — усмехнулся я, небрежно поигрывая в правой руке ритуальным кинжалом с изогнутым лезвием.

— Жрецы совершили обряд Принятия в День Луны третьего дня…

— А ныне на дворе Цикл Тьмы, и все сто дней следует приносить в жертву на закате по младенцу, а лучше сразу по два, чтоб наверняка. Желательно из самых благородных домов, — я склонился над императором, вглядываясь в его наполненные ужасом глаза. — Шутка, Тарх, чего ты так напрягся? Всего лишь невинная потеха. Ты хочешь знать, за что впал в немилость её божественного величия? Мне это неведомо. Я лишь скромный проводник и исполнитель её священной воли. Но по опыту могу предположить, что ты стал слишком могущественен. Баланс должен сохраняться, а империи не могут возникать без её благословения. Иначе в мире воцарится хаос. Мы ведь не можем этого допустить, верно?

— Великий архонт, я молю милостивую богиню меня простить и желаю искупить вину… Клянусь, я сделаю всё, что требуется…

Я резко вскинул правую длань вверх, заставив его умолкнуть. Затем медленно оглядел молельню, вдыхая затхлый воздух. Тесное, тёмное и сырое помещение едва вмещало алтарь с грубо вытесанным изваянием богини Тьмы, чья статуя казалась скорее оскорблением, чем объектом поклонения. Жертвенная чаша у её ног оказалась покрыта толстым слоем пыли, деревянная кафедра для ведения проповедей потрескалась и покосилась, а две убогие лавки для прихожан выглядели так, словно их сколотил безрукий калека. В углу мерцала паутина, а в расставленных по стенам ржавых подсвечниках отсутствовали свечи — казалось, сюда не приносили дары уже много лун. Я осторожно зажёг магией стихий три найденных у алтаря огарка и спросил, обернувшись к Эквиону:

— Что думаешь, Вилл?

Когда мы оставались наедине, я обращался к нему без формальностей, чего не мог позволить себе в присутствии высшего общества, а особенно перед его отцом, во избежание скандала и кривотолков.

— Никакого почтения к священному месту, — хмуро заключил агонист, и его синие глаза зловеще сверкнули в сторону правителя Южной Империи, жалким образом стоявшего на коленях в цепях прямо перед жертвенной чашей. — Будь я дурным, как элладрионцы, мог бы подумать, будто эти шалопуты не почитают лунную богиню. Но разве такое возможно?

— Мы всё исправим, — едва слышно прошептал Тарх дрожащим от ужаса голосом. — Я откажусь от императорского титула, мы вернём захваченные провинции соседям, построим для богини Тьмы новый храм! Он будет… не меньше, чем священная обитель бога Света. Только молю, великий архонт, пощади моих…

— Не страшись, император, — бесцеремонно прервал я владыку южных земель, опуская тяжёлую ладонь на его дрожащее плечо. — Твои домочадцы не пострадают. По крайней мере те из них, кому посчастливилось убежать. Насчёт остальных уж не обессудь, моих псов не оттащить от свежего мяса, когда они уже вгрызлись в него по самые дёсны. Как говорится, кто не спрятался — я не виноват.

Я выдержал театральную паузу, но владыка Южной Империи ничего внятного больше вымолвить не сумел, а лишь тихо и заунывно что-то проскулил. Видать, от страха начал терять рассудок.

— На самом деле твою империю не постигла божественная кара, как ты мог подумать, — почти дружелюбным тоном добавил я, желая его немного успокоить. — Это лишь предостережение. Каждый из нас должен знать и помнить своё место, дабы не нарушать баланса и тысячелетний уклад. Но теперь тебе следует думать о другом, например, о спасении своей души и милости, даруемой её божественным величием Деворой Асура Анимас. Вот пред тобой алтарь, давай помолимся вместе о прощении. Ведь богиня, вопреки ложным россказням мерзких клеветников, милостива и порой прощает заблудших, если их покаяние искренне. Вдруг она услышит нашу молитву и соизволит ответить?

Император Тарх покорно склонил голову и начал молиться. Его слова, прерываемые всхлипами, истово взывали к милости лунной богини, пока Эквион бесшумно, словно тень, приблизился к нему со спины и положил ладони на рукояти своих мечей. Я преклонил колени перед алтарём справа от правителя Южной Империи, приняв благочестивое выражение лица, и благоговейно кивал в такт его молитве.

— Это было воистину прекрасно, император, — спустя пару минут таинственным тоном произнёс я. — Лично я страсть как проникся и, будь моя воля, немедля бы всё тебе простил. Но, увы, Девора не ответила. А всё потому, что покаяние без жертвоприношения — лишь пустой звук.