Что толку сидеть с остальными и ждать? Я предпочел прогуляться по крепости, в последний раз навестить памятные места, например, тренировочное поле, столь обильно политое моей кровью и потом.

Здесь меня отыскала Гэвин. Она пожелала мне удачи и добавила, что лишилась хорошего партнера по гвиддвиллу.

— Я буду скучать за доской. Ты стал достойным соперником.

— И я буду скучать, Гэвин, — сказал я, надеясь еще на пару добрых слов.

Она с улыбкой покачала светлой головой, заставляя крошечные колокольчики слегка зазвенеть. — Скучать, может, и будешь, но сильно меньше, чем полагаешь. Зимой при дворе Великого Короля собирается столько девушек Сихарта, что ты мигом забудешь меня.

— Но я хотел попросить у тебя что-нибудь на память…

— Например? — ее губы изогнулись в лукавой улыбке.

— Хотя бы пару твоих чудных локонов, — я сказал это, почти не думая.

Гэвин рассмеялась.

— Бери, если хочешь. — Она стояла передо мной, положив руки на бедра, и ждала, пока я отрезаю кончик косы. Критически посмотрев на мою добычу, Гэвин выдернула из края плаща длинную нить и обмотала волосы, чтобы коса не расплелась. — Ну вот и все, — сказала она, заправляя подарок мне за пояс, — тебе пора.

Мы с Гэвин рука об руку пошли обратно к дому, где Ската прощалась со своими подопечными и отправляла их навстречу судьбе. Откинув бычью шкуру, заменявшую дверь, она поманила меня внутрь.

Наклонившись в дверном проеме, я вошел. Комнату освещали только две жаровни — по одной с каждой стороны походного стула на трех ножках, на котором сидела Военный Предводитель Инис Скай.

На плечи Скаты был наброшен алый плащ, отделанный золотом. На плече красовалась большая брошь из золота с изумрудами. Голову покрывал шлем из полированной бронзы, инкрустированный золотым и серебряным узором; из-под него выбивались светлые локоны. На запястьях золотые браслеты — дары благодарных королей и принцев, которым она служила. Позади стояли два копья с серебряными наконечниками. Скрещенные древки перевязывал золотой шнур. Ногами она упиралась на большой круглый щит из бычьей кожи с бронзовым выступом и ободком со спиральной гравировкой.

Гвенллиан стояла в стороне, в тени. Она заметила меня, приподняла бровь, когда я взглянул в ее сторону, но ничего не сказала. Я подошел к нашей прекрасной Pen-y-Cat и коснулся лба тыльной стороной ладони в знак уважения.

Ската начала с ритуального вопроса:

— Зачем ты пришел?

— Я пришел просить о даре, военачальник, — ответил я как предписывал ритуал.

— Что ты хочешь получить, сын мой?

— Твое благословение, Pen-y-Cat. — Слова застревали у меня в горле.

— Куда ты пойдешь, сын мой? — мягко спросила она, будто настоящая мать, расстающаяся с сыном.

— Вернусь к очагу моего короля. Ибо я обязан служить ему и присягнуть тому, кто будет мне помощью и защитой.

— Если ты хочешь жить как воин в королевском зале и связать свою жизнь с королем, сначала свяжи свое сердце с теми, кто будет служить тебе.

— Назови их, — ответил я, — и я сделаю все, чтобы связать сердце и жизнь с теми, кто служит мне.

Ската протянула руку Гвенллиан, и та быстро подошла к ней. Я увидел, что в левой руке она держала меч, а в правой — копье. Она положила меч на ладони Скаты. Ската протянула мне меч и сказала:

— Вот Сын Земли, чей дух возгорелся в пылу огня. Возьми его, сын мой, и всегда держи при себе.

Правой рукой я взял клинок и прижал к груди, рукоятью к сердцу.

— Я беру его себе на службу, Pen-y-Cat.

Наша предводительница наклонила голову, взяла копье из рук Гвенллиан, и сказала:

— Вот Сын Воздуха, чей дух пробудился во тьме рощи. Возьми его, сын мой, и всегда держи при себе.

Левой рукой я схватил ясеневое древко и прижал его к себе со словами:

— Я беру его, чтобы оно служило мне, Pen-y-Cat.

Ската подняла руки, благословляя.

— Иди своей дорогой, сын мой. У тебя есть благословение, которое ты искал.

На этих словах церемония завершилась, но мне хотелось чего-то еще. Я опустился на колени и положил свое оружие к ее босым ногам.

— И все же мне хотелось бы получить от тебя еще кое-что, Pen-y-Cat.

Ската удивленно изогнула бровь.

— Что у тебя на сердце, сын мой?

— Мир огромен, Pen-y-Cat, и те, кто уйдут отсюда сегодня, больше не вернутся. Но я прошу твоего благословения однажды вернуться к твоему очагу, как к очагу родного мне человека. Ибо если мне предстоит жить после этого дня, то только потому, что ты дала мне жизнь.

Наша мудрая военачальница улыбнулась.

— Ты прав, сын мой, мир действительно огромен. И это правда, что те, кто уходит отсюда, больше не возвращаются. Но в моем очаге тепло, и в моем зале найдется для тебя место. — Она протянула руки ко мне. — Приходи, когда сочтешь нужным.

Я наклонился и положил голову ей на грудь. Она обняла меня и провела ладонью по моим волосам.

— Ты мой сын, — тихо сказала она. — Используй жизнь, которую я дала тебе, мудро и смотри, чтобы честь твоя никогда не пострадала. Возвращайся, когда захочешь. Тебе здесь рады, сын мой. — Ската положила руки мне на плечи, поцеловала и отпустила.

Я взял оружие и вышел. Отныне я был сыном Скаты, одним из ее бесчисленного потомства, и мне было позволено приходить и уходить, когда захочу. Это меня порадовало, хотя, честно говоря, мне вовсе не хотелось уезжать.

Еще до посадки на корабль мы снова увиделись с Гэвин. День стал прохладным, и с востока через залив летели низкие серые облака. Прилив уже начался, и несколько младших воинов с нетерпением ждали отплытия. Они бросали ракушки в чаек, а те возмущенно кричали над головами. Гэвин шла со мной по берегу, крепко сжимая мою руку. Я сказал ей, что вернусь, но это не была клятва — мы оба знали, что лучше не давать клятв, которые не сможем сдержать.

Когда пришло время, я поднялся на борт и занял свое место на носу, чтобы в последний раз взглянуть на Инис Скай. Гэвин стояла в воде, зажав в кулаке подол желтого платья, а беспокойный прибой играл краем ее плаща. Заходящее солнце ненадолго прорвалось сквозь тучи над хребтом, заливая берег красно-золотым светом. Морская волна стала зеленой и бурлила, как расплавленная бронза, отблески освещали лицо Гэвин.

Последние пассажиры поднялись на борт и корабль медленно двинулся на глубокую воду. Гэвин подняла руку прощальным жестом. Я помахал в ответ, после чего она повернулась и поспешила к тропе, ведущей в крепость. Я наблюдал за ней, пока она поднималась по тропе на холм; и когда она достигла вершины, мне показалось, что она остановилась и бросила через плечо последний прощальный взгляд.

Туман и темнота украли остров Скаты. Только тогда Тегид раскрыл мне причину своего приезда на сезон раньше. Я стоял один на носу. Он подошел ко мне. Лошади были привязаны в районе миделя, пассажиры и багаж находились позади лошадей вокруг мачты. Там развели огонь и жарили рыбу на решетках. На нас никто не обращал внимания. Мы могли говорить открыто, не опасаясь быть услышанными.

Тегид начал с извинений.

— Мне жаль, мой друг. Если бы это от меня зависело, я дал бы тебе побыть еще год на твоем любимом острове.

Я в недоумении посмотрел на него: издевается он что ли?

— Тегид, ты здесь совершенно ни причем, — заверил я его. — И давай больше не будем об этом говорить.

— Подожди. Ты же понимаешь, я бы не приехал без уважительной причины. — Он посмотрел на темнеющее море, и мне его взгляд не понравился.

Я ждал продолжения, но между нами повисла мрачная тишина. Наконец я сказал:

— Ну, так что за причина такой спешки? Или ты так и будешь намекать до самого Сихарта?

Не отрывая глаз от моря, он признался:

— Мы не идем в Сихарт.

— Нет? А куда же тогда? — Мне в общем-то было все равно. Куда бы не привела судьба, счастливее я от этого не стану.