Я смотрю на наручные часы, которые не успел снять. Стрелки безжалостно показывают полночь. В комнате царит полумрак, лишь тусклый свет двух светильников озаряют комнату.

— Полночь, — отвечаю, пытаясь выглядеть спокойным, но я знаю зачем она это спрашивает и мне вообще не хочется, чтобы она уходила.

Полина хмурит лоб и снова бросает на меня взгляд, как будто ищет в моих глазах ответ на вопрос.

— Не уходи.

— Что? — ее ярко-зеленые глаза округляются.

— Не хочу, чтобы ты уходила.

— Почему?

— А разве для этого нужны причины?

— Наверное, нет, — она пожимает плечами, и слабая улыбка касается ее губ.

— Наконец-то.

— Что наконец-то?

— Ты наконец-то улыбаешься. Мне совершенно не нравиться, когда ты грустишь, — из-за всех сил пытаюсь подавить зевок.

— Если я не нравлюсь тебе грустной, в слезах и подавленной, то ты не заслуживаешь меня, когда я смеюсь, — он ее слов усмехаюсь. Прежняя Полина потихоньку возвращается.

— Ты мне нравишься любой, — все-таки зеваю я. — Но оттого, что грустишь ты, грушу и я.

— Посмотрите на него, какие мы милые. А немного ли ты на себя берешь?

— Достаточно, — не в силах побороть усталость, закрываю глаза. — Тебе завтра куда-то нужно с утра?

— Нет. Только днем на работу, а вечером на игру.

— Останешься? — не открывая глаз, спрашиваю я.

— Но мне нужно сходить в душ, — негромко отвечает она. — Тебе, кстати, тоже.

— Не пойду, хочу пахнуть тобой, — слышу, как Полина фыркает.

— Но мне то в душ все равно нужно.

— Иди. Я тебя подожду.

— Подождет он, конечно, — она издает смешок. — Ты уже почти спишь. Какой тебе «подожду»?

— Если я усну, то ты уйдешь, а я этого не хочу, — меня одолевает новый приступ зевоты. — Поэтому я буду ждать тебя в кровати. Только можно я не буду открывать глаза?

Полина какое-то время молчит и приходится все же открыть глаза, чтобы удостовериться, что она еще здесь.

И она здесь. Внимательно изучает мое лицо.

— Так хорош, что не можешь подобрать слов? — лениво улыбаюсь.

— Не то слово, — с не присущей серьезностью отвечает она, и я уже готов пошутить, но Полина продолжат. — Можешь спать, я никуда не уйду сегодня.

— Обещаешь?

— Обещаю, — мягко говорит она.

— А может тогда еще поцелуешь меня? — смотрю в ее красивое лицо полузакрытыми глазами.

— Конечно, — она наклоняется, и я уже тянусь к ней губами на встречу, но Полина быстро целует меня в лоб, вскакивает с кровати и хватает мою футболку.

— Да ну, тебя, — бросаю я в след, когда она почти исчезает за дверью. — Полин.

— А? — она выглядывает из-за двери.

— А кинь в меня трусами из шкафа, пожалуйста.

Полина недовольно смотрит на меня, но все равно выполняет просьбу.

— Спасибо, — смеюсь я, ловя прилетевшие в меня трусы, словно маленький трофей.

Она закатывает глаза, но легкая улыбка появляется на ее губах.

— Иногда ведешь себя как пятилетний ребенок.

— Знаешь, иногда именно такие глупости помогают не сойти с ума и развеселить тебя, — произношу, ощущая легкость в груди.

— Спи лучше, — до меня доносится ее смех, — и я с улыбкой на лице закрываю глаза и тут же засыпаю.

Просыпаюсь, когда чувствую легкое движение на кровати. Полина ложиться на свободную сторону, укрывается одеялом и отворачивается от меня. От нее пахнет мои гелем для душа: мята и яблоко.

Благодаря эффекту неожиданности, я сгребаю девушку в охапку и прижимаю к себе.

— Эй, эй, — тут же возмущается она.

— Не сопротивляйся, мне так лучше спиться, — позволяю себе быстро поцеловать ее в макушку.

— С каких пор?

— С этой самой секунды. Спи.

Полина не сопротивляется, но и не прижимается ближе. А я все равно улыбаюсь, лучше так, чем вообще никак.

Обнимаю ее чуть крепче, вдыхаю аромат и снова быстро проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь от ощущения тяжести на животе. Не спеша открываю глаза и даю им немного времени привыкнуть к утреннему свету, пробирающему сквозь занавески.

Тут же чувствую у уха теплое и тихое дыхание.

Илья.

Я уже второй раз просыпаюсь в его объятиях. Если в первый раз мне пришлось улизнуть довольно быстро, то сейчас совсем не хочется никуда спешить.

Меня тут же окутывает легкость в груди и теплая волна спокойствия. Я осторожно поворачиваюсь на бок.

Илья спит, его дыхание ровное и тихое, на его светлой коже слегка виднеются капельки пота, легкий румянец на щеках, рыжие волосы небрежно лежат на подушке, а отросшая щетина потихоньку превращается в бороду.

В комнате повсюду витает его аромат, и я не могу сдержать улыбки, когда вспоминаю ту прекрасную ночь, что мы провели вместе.

Но мои мысли сами возвращаются к вчерашнему разговору с матерью, и улыбка медленно сползает с моего лица. Вспоминая нашу ссору, болезненные слова и недопонимания, я чувствую, как вокруг меня стягиваются тревога вперемешку с отчаянием и грустью.

Я совершенно не знаю, что мне делать дальше. Как противостоять матери? Но я должна что-то сделать.

Да, она родила меня, но отравлять свою жизнь, я больше ей не позволю.

Каждый ее взгляд и каждое ее слово — это словно красный свет лазера, который направлен на все мои ошибки и недостатки. Пора мне начать отстаивать свои личные границы и пересмотреть наше общение.

Если мама не захочет меня слышать, то значит мне придется принять одно из сложных решений в жизни — перестать с ней общаться. Я устала подстраиваться под нее, меняя себя.

Я выбираю покой, выбираю нормальное общение без упреков и скандалов, выбираю себя. Пусть это все приведет к обиде, пусть будет больно, но я так больше не могу. Вчера вечером внутри меня загорелся маленький огонек, мой внутренний голос, который я, наконец, услышала и готова проявить.

И спасибо за это рыжеволосому парню, лежащему рядом. Хотя смотря на его отросшую щетину, сложно уже назвать его просто парнем. Скорее он тридцатилетний мужик, нежели, чем молодой человек. Хотя растительность на лице, ему очень идет.

Вчера Илья встал на мою защиту, поддержал и успокоил. Дал понять, что это моя жизнь и мне решать, что с ней делать и кого в ней оставлять.

Я не сдерживаюсь и касаюсь щеки, ощущая мягкость кожи вперемешку с грубыми волосками. Мое сердце наполняется благодарностью к нему, и я тихо, так чтобы не разбудить, произношу:

— Спасибо.

А про себя добавляю: за поддержку, понимание, заботу и возможность быть собой, не боясь осуждения.

— Пожалуйста, — его голос сонный и хриплый.

Илья открывает глаза, и пространство между нами тут же наполняется электрическим зарядом. Когда его растерянный взгляд встречается с моим удивленным, в нем читается приятная радость, его губы лениво растягиваются в улыбку. От этого вида я ощущаю в груди легкую дрожь вперемешку с тревогой и счастьем.

— Ты почему не спишь? — спрашиваю я, улыбнувшись.

— Не могу спать, когда рядом со мной лежит такая девушка, как ты, — Илья быстро тянется ко мне и целует в щеку.

— Это что такое?

— Это был поцелуй. Ты не знала? — притворно удивляется парень.

— Илья! — строго произношу я. В ответ получаю лишь глубокий смех, от которого приятно щекочет сердце.

Он приподнимается на локти и внимательно смотрит на меня.

— Ты как?

— Нормально, — пожимаю плечами. — Вроде, нормально.

— Хочешь поговорить? — предлагает Илья, его голос мягкий и бархатистый.

Я вздыхаю, не зная, хочу ли поговорить. Мой взгляд скользит по комнате, напоминая мне о вчерашних приятных событиях.

— Все так запутано и так сложно.

Он с пониманием кивает и чуть улыбается, сам того не понимая, успокаивает мою тревожность.

— Все, что ты вчера сказал мне — я понимаю и хочу прислушаться к тебе, но меня мучает совесть. Как я могу так поступить по отношению к родителям?

— Будет сложно, — произносит он мягко, — но ты должна понять и принять тот факт, что ты не продолжение нереализованных мечт родителей. Ты — Полина и у тебя есть свои желания и стремления. Все, что не входит в их планы, но входит в твои, будет встречаться с их стороны агрессией и не принятием. Зная это, у тебя не возникает вопроса, что может и стараться не надо?