– Мой Вильдэрин…

Хотела погладить. Он не отстранился и тем более не оттолкнул ее руку – он каким-то неуловимо мягким движением ускользнул из-под этой ласки и, приняв еще более почтительный вид, сказал:

– Я безусловно твой, Великая. Твой раб Вильдэрин, и для меня счастье служить тебе.

ГЛАВА 19. Чужая душа потемки, и в своей не разобраться

Шейра вышла из дома и потянулась, расправляя скованное после сна тело. Прищурилась, глядя на скользящие меж деревьев солнечные лучи, пошевелила пальцами ног. Влажная от росы трава приятно защекотала ступни.

Птичий щебет смешивался с далеким перестуком топора. Айсадка схватила стоящую у двери обувь, натянула ее и побежала на звук. Как ни хотелось прогуляться по шелковистой траве босиком, а приходилось осторожничать: в лесу водились и змеи, и ядовитые насекомые.

Шейра продвигалась по чаще, на слух угадывая направление. Волосы цеплялись за торчащие во все стороны ветки, но она не обращала внимания.

За две недели, проведенные в охотничьем доме, айсадка привыкла к этому лесу, вжилась в него и чувствовала себя спокойно и умиротворенно. Еху всегда был весел, ни словом не намекнул, что она пленница, и относился как к гостье. Шейра хотела бы остаться здесь как можно дольше, хоть даже навсегда. Только бы темный вождь забыл о ней: в конце концов, какая ему разница, в замке живет пленница или в лесу.

Чем дольше она об этом думала, тем правдоподобнее казалась смелая мысль.

Еху не препятствовал Шейре блуждать по чаще и охотиться. Сам порой уходил далеко от дома, в болота, чтобы собрать ягоды и травы. Иногда айсадка увязывалась за стариком. Он рассказывал о повадках зверья и птиц много такого, чего она не знала.

Хотя сама родилась и выросла в лесу, но все-таки их лес был немного другим: светлее, с широкими тропами, по которым легко проехать на лошадях, с пружинистым мхом под ногами и не таким густым подлеском. Немало историй услышала Шейра и о таинственных жителях чащи: о коварных древесных карликах, оборотнях, лесных иясе, девах реки…

Выйти в степь Еху позволил ей всего лишь раз, чтобы отнести добычу ребятишкам, и на всякий случай сам с ней отправился.

– А ну как с тобой там чего приключится? – прокряхтел он. – Кхан мне голову снесет! Я ведь за тобой приглядывать обещался.

В этом краю противоположностей времена года протекали удивительно. Вот и осень. Здесь, в лесу, она почти не ощущалась: лишь слегка поблекла зелень, громче зашумели деревья, ну и закаты с рассветами стали холоднее. В степи же, не переставая, бушевали пыльные ветра, заламывали иссушенные летним зноем травы, гоняли перекати-поле. Равнины, и без того неприглядные, поскучнели: облетели лепестки скромных поздноцветов, и везде, куда ни кинь взгляд, царила бурая краска. Только пронзительная синева неба в ясные дни разбавляла унылое однообразие.

Дикие козы перекочевали на благосклонные земли запада; лишь стада овец паслись на потерявшей соки земле, пережевывая сухую поросль. Их густая шерсть свалялась, забилась пылью, но люди ничего не могли с этим поделать и не пытались. Ждали конца зимы, когда успокоятся Отцы ветров, перестанут мести пыль, а трава, напоенная дождями, зазеленеет. Тогда придет пора готовить овец к стрижке, вычесывать из шерсти колючки и сор, а уже весной у хозяек появится из чего прясть.

Раньше обо всем этом Шейра и не догадывалась. Благодаря беседам со стариком больше узнала об Отерхейне и даже говорить на чужом наречии стала лучше, хотя по-прежнему не понимала большей части здешних обычаев и правил – жизнь степных жителей слишком отличалась от жизни ее народа.

Приблизившись к поляне, с которой доносился стук, айсадка услышала заливистый лай. Навстречу бросился огромный, похожий на волка пес по кличке Бурый. С ним девушка подружилась в первый же день.

Еху заметил айсадку, разогнулся и опустил топор.

– Гляди-ка, опять рано вскочила! – усмехнулся старик, утирая пот со лба. – Поспала бы еще, девонька. Утренний сон, знаешь ли, самый сладкий.

– Ты тоже не спишь.

– Ну, я-то другое дело! Старческий сон краткий и чуткий. Но раз уж ты здесь, помоги-ка, сложи дровишки во-о-он в ту кучу. – Еху махнул рукой позади себя и снова поднял топор.

Шейре не надо было объяснять, что делать: она уже не раз помогала сторожу.

Закончив работу, он накрыл дрова пропитанной жиром холстиной.

– Ну вот, теперь несколько ночей не замерзнем, – старик лихо подмигнул девушке. – Пойдем, что ли, перекусим чего-нибудь?

Он двинулся к дому, Бурый помчался следом. Айсадка помедлила, наслаждаясь солнцем, пригревающим поляну, но потом бросилась вдогонку.

Когда вернулись к жилью и вошли в пристройку Еху, то начали собирать на стол: сыр, вяленая оленина, ячменные лепешки, запеченная с куропатками тыква. После еды Еху посмотрел на Шейру внимательным взглядом и сказал:

– Ты вот что, девонька... Я скоро в деревню двину... Ждут меня там, приготовили все. Ведь каждый, считай, месяц в один и тот же день прихожу. Снедью запастись, одеждой опять же... А сегодня еще и до кузнеца дойти бы... В общем, дел невпроворот, вернусь только на рассвете. Ты уж это... никуда не уходи, ладно? Ведь даже если с собой тебя возьму… быстроногая ты, где уж мне, старику, за тобой угнаться? Не подводи меня, а?

– Нет-нет, я не сбегу.

– Да не об этом я! – отмахнулся Еху. – Знаю, что не сбежишь. Некуда бежать: лес да степь. К тому же нравится тебе, как погляжу, в чащобе-то нашей. Тем более обещание давала... Я о другом: ты от жилья далеко не отходи.

– Почему?

– Что ж ты непонятливая какая? – пожурил старик. – Опасно в лесу. Зверье-то ладно, справишься с ним. Но тут еще и нечисть бродит. Я-то ее отвадить умею, а вот с тобой мало ли, что сотворит. Запутает, в болота уведет... Кхан с меня шкуру спустит, если...

– Прости, – прервала Шейра, – я не подумала, что ты из-за меня можешь пострадать, что ваш вождь очень свирепый.

– Свирепый?.. – переспросил лесник.– О чем ты, маленькая? Вовсе он не свирепый. Сердце, может, и очерствело малость, но это с правителями часто случается. Да и радостей в жизни у него не так много.

– Радостей не много? А чего ему грустить? Он – вождь. Его племя всех побеждает, получает чужие земли. А от опасностей его такие, как Видальд, оберегают. Он же делает, что хотеть, и всё у него есть…

– Но не всё, что для счастья нужно.

– А что еще такому, как он, не хватает?

– Человеку многое нужно. И семья, и друзья... А кхан наш, почитай, многого из этого лишился. Родителя оба мертвы, сестренку и брата еще во младенчестве мор унес. А со старшим братом никогда они не ладили... Так-то.

– А сейчас? Тоже не ладят?

– Сейчас... старшенького уже нет на свете, увы, – понурился Еху и принялся убирать со стола. – Наш кхан поверг его в поединке несколько лет назад.

– Поверг? То есть убил? Родного брата? Как так можно? Как его духи-покровители не отвергли за такую подлость?

Старик вздохнул, пожевал губами и ответил:

– Не говори лишнего. Ты ведь не знаешь, как все было, а судишь. И неправильно судишь, между прочим. Он ведь его не исподтишка убил, а в священном поединке. И потом, эти два кханади, видишь ли, с детства друг друга не терпели, можно сказать, ненавидели.

– А каким он был, тот другой брат? – заинтересовалась айсадка.

– Каким был, спрашиваешь? Не похож он был на своего брата... Ни внешне, ни нравом… Сероглазый, волосы светлые… вот вроде твоих, только золота побольше.

– Разве среди вас бывают со светлыми волосами?

– Да, появляются, хоть и редко. Аданэй веселый был, шутил часто. Любил сюда, в наш домик захаживать. То с друзьями, то с девицами, да всякий раз с разными, – рассмеялся старик. – Заслышит, что пес его почуял, так ко мне: «Ну, Еху, встречай, лесные духи в гости пожаловали!» И смеется. Да, веселый был, совсем на нашего кхана не похожий, совсем. – Он покачал головой, а его взгляд заволокло туманом воспоминаний.