– Кханне утомилась, – сказал он, поднимаясь из-за стола, – и вынуждена нас покинуть.

Шейра, как и требовал обычай, подала ему руку. Люди встали вслед за повелителем и склонили головы. Айсадка кивнула всем на прощанье, и Элимер вывел ее из залы.

У выхода поджидали женщины-наставительницы. С поклоном отдалились к противоположной стене: им не полагалось слышать слова кхана, предназначенные жене.

– Тебя проводят в твои новые покои, Шейра, – сказал Элимер. – Отдохни. Ложись спать и ни о чем не думай.

Она не откликнулась, даже не посмотрела ему в глаза, а на ее лице он увидел только безразличие, настолько она вымоталась.

Кхан жестом подозвал женщин. Те приблизились, подхватили Шейру под руки и повели наверх. Посмотрев ей вслед, Элимер вернулся в пиршественную залу: его роль на празднестве еще не закончилась.

Когда наставительницы ввели Шейру в просторные палаты, мир обрушился на нее всей своей тяжестью, ощущение реальности вернулось. Лучше бы не возвращалось. Айсадка до безумия хотела покоя, даже забвения, и чтобы никто и ничего ей не говорил. Желание не сбылось: как только дверь закрылась, три женщины окружили ее и заверещали:

– О, моя кханне, какой счастливый день!

– Ты великолепно держалась, повелительница!

Шейра не отвечала, а женщины подвели ее к большому бронзовому зеркалу. О чем-то спрашивать или спорить сил не было, потому она подчинилась. Снова, вот уже в который раз.

Сначала с нее сняли украшения и платье – дышать сразу стало легче, – затем распустили волосы и укутали ее в льняное полотно от груди и до щиколоток. Узкими коридорами отвели вниз, в маленькую купальню, там усадили на подогретую каменную скамью. С минуту ополаскивали из ковша, потом плавными движениями мыли ее тело и волосы. Шейра задремала: мягкий свет, журчание воды и обволакивающее тепло расслабляли.

Разомлевшую девушку попросили подняться, снова завернули в льняное покрывало и увели в покои. Там старшая женщина опять усадила перед зеркалом и начала расчесывать ее волосы, а другие натирать кожу розовым маслом. Шейра закрыла глаза. Одна из женщин заметила, что она вот-вот уснет, и протянула с сочувствием:

– Моя кханне, ты утомилась, но спать нельзя, ведь этой ночью тебе нужно встретиться с повелителем.

Шейра распахнула глаза и вздрогнула – у нее совсем вылетело из головы, что еще ничего не закончилось. Захотелось расплакаться, но она сдержалась. Женщины по-своему поняли ее поведение.

– Ну вот, ты сразу оживилась, – хихикнула одна.

– Конечно, ведь это будет первая ночь с великим кханом. Самая желанная! – вторила другая.

Для Шейры эти слова прозвучали издевкой, ведь ночь с кханом будет далеко не первая, но сейчас отнюдь не желанная. Сейчас не было ничего желаннее сна.

– Моя кханне, – обратилась к айсадке старшая женщина, не переставая расчесывать ей волосы, – я должна рассказать, как в эту ночь следует себя вести. Ты не из Отерхейна, а потому, может, не знаешь обряды первой встречи. – Наставительница помолчала, убедилась, что Шейра слушает, и продолжила: – Теперь ты повелительница для всех, но подданная для великого кхана. Его слово – закон для тебя. Тебе надо следовать правилам, соблюдать традиции и не перечить мужу. Повелитель не должен тревожиться из-за недовольства жены, ведь у него есть более серьезные поводы для беспокойства. Станешь сердечной и кроткой женой – и муж будет с тобой добрым и ласковым.

Шейра поморщилась от услышанного. А следующие слова и вовсе повергли ее в ужас.

– Когда великий кхан вернется, мы отведем тебя к нему. Ты должна войти и поклониться, потому что хоть он и муж тебе, но еще и твой повелитель. Ты должна сказать: «Мой кхан, отныне и навсегда принадлежу и повинуюсь тебе. Слово твое больше моей жизни».

– Что?! – вырвалось у Шейры. – Я правда должна это сказать?!

Женщины переглянулись, одна из них пожала плечами:

– Да, моя кханне, так велит придворное уложение. Но… только в первую ночь. Потом необязательно.

– К-какое уложение?

– Придворное. Это свод законов, правил и традиций, принятых при дворе, которые установили еще наши предки. Все достойные люди его соблюдают.

Если бы Шейру спросили, она сказала бы, что лучше прослыть недостойной, чем следовать этим уродливым правилам. Но ее, конечно, никто ни о чем не спросил. Опять.

Элимер ушел с пира только в середине ночи. Сутки с лишним он провел без сна, и это сказывалось на самочувствии. Больше всего он сейчас хотел рухнуть в постель и забыться.

Оказавшись в своих покоях, так и поступил. Правда, уснуть не успел. Только прилег и закрыл глаза, как в дверь постучали, и стражник доложил, что пожаловала кханне. Элимер сел на ложе, обругав себя, что не позаботился о ее спокойствии. Он был уверен, что айсадка давно спит, ведь она ушла с пира несколько часов назад. А сам напрочь забыл предупредить наставительниц, чтобы не трогали ее. Этой ночью Элимер и не думал прикасаться к жене: и ей, и ему нужен был отдых.

Но сейчас Шейра стояла перед ним. С рассыпавшимися по плечам волосами, обнаженными руками, в тончайшей шелковой тунике. Как тут не поддаться соблазну? Он и поддался бы, если б не видел, насколько она измучена.

Шагнув к ней, он провел ладонью по ее волосам.

– Моя Шейра…

Она нервно сглотнула. На ее лице проступили одновременно стыд, страх и холодная решимость.

В голове Элимера вспыхнула догадка – он понял, что Шейра собирается сделать, и снова обругал себя. Конечно, суета и напряжение последних дней о многом заставили забыть, но это не повод себя оправдывать: он должен был раньше догадаться, что женщины не только переоденут и подготовят айсадку к брачной ночи, но и поведают о придворном уложении. Похоже, она собиралась исполнить все, о чем ей сказали. Но этот обряд наверняка кажется ей унизительным, и она не простит его Элимеру.

Шейра еле слышно, подрагивающим голосом сказала:

– Мой кхан… – запнулась, начала склоняться.

Он удержал ее за плечи.

– Ну нет. Никаких поклонов и кханов. Когда мы наедине, ты моя Шейра, а я твой Элимер, ладно? – Айсадка в удивлении вскинула на него глаза, и он пояснил: – Забудь о придворном уложении, оно устарело. К сожалению, народ этого не понимает.

Вообще-то последняя фраза была не вполне справедлива: простой народ как раз таки давно позабыл большую часть старых правил, достаточно было вспомнить бойкую девчонку Айю, чтобы убедиться в этом. Уложение неспроста называлось «придворным», оно изначально предназначалось для благородного сословия. И вельможи все еще следовали давним традициям. Ну или делали вид.

Лицо Шейры расслабилось, и она глубоко вздохнула. Элимер увлек ее с собой на ложе, снова погладил по волосам и сказал:

– Я думаю, сейчас нам обоим надо как следует выспаться. Хоть до полудня. Хоть до вечера. Столько, сколько захотим.

Последние слова он, кажется, произносил уже в никуда: айсадка заснула сразу же, как только очутилась на кровати.

Зато утром (до полудня она спать, похоже, попросту не умела) он был вполне вознагражден за свое терпение: Шейра разбудила его поцелуями, тихим смехом и откровенными ласками.

ГЛАВА 22. Чтобы родился бог, должен умереть человек

Аданэй вошел в спальные покои Лиммены, и она тут же бросилась ему навстречу, ухватила за руку и усадила рядом с собой на кровать. В глазах женщины искрился смех, на лице читалось нетерпение.

– Что случилось? – вырвался у него вопрос.

– Отерхейнец надумал жениться! – царица с ехидцей усмехнулась. – Угадай на ком?

– Судя по твоему хорошему настроению, не на принцессе Эхаскии.

– Верно. Разведчики донесли, что его женой станет дикарка. Кажется, из айсадов или как их там. – Лиммена поморщилась. – Хотя это название мне мало о чем говорит, никогда не разбиралась в диких племенах.

Аданэй не сдержал изумления. Чего-чего, а такого поступка он от брата не ждал.