За разговором время летит незаметно. Когда кхан и советник вышли из шатра, на небе уже давно взошли звезды.
– До завтра, Таркхин, – проговорил Элимер.
– До завтра, великий кхан. Да будут благосклонны к тебе боги.
Советник удалился ворожить, а Элимер еще долго стоял под ночным ветром, вдыхая свежий запах степных трав. Лишь когда лицо и руки окоченели от холода, вернулся в шатер, к теплому очагу.
***
В степи день быстро сгорает. Безжалостное солнце с утра и пополудни иссушает землю, сводит с ума людей и скот, а вечером вмиг исчезает. Старики говорят: съедает его черный змей, что сидит у корней Горы и до времени хранит порядок в мире, принимает во чрево души умерших.
Когда день уходит, от жары не остается и следа. Белесая дымка поднимается от земли, ветер гуляет над равниной и гнет пожухлые травы, которые порой, под утро, даже покрываются изморозью.
Степные жители к этому привыкли и не жаловались: их земли велики и богаты, несмотря на злое солнце и недобрую ночь. Пусть в Отерхейне не колосилось зерно, как на западе, не цвели сады, как на востоке, зато паслись лучшие табуны, ковалось лучшее оружие. О кузнецах говорили, будто они потомки великого Гхарта, отлившего мир во Вселенском горне. Но больше всего славился Отерхейн конными воинами: одни соседи их боялись, зато другие с радостью брали в наемники. Впрочем, здесь и своих сражений хватало, недостатка в военной добыче не было.
Вот и сейчас взяли степную долину на юге, где раньше скрывались разбойничьи ватаги и бродили разрозненные дикие племена; теперь, когда кхан решил основать здесь новый город, дикарям пришлось бежать в леса на северо-запад, к своим далеким сородичам. Со всего Отерхейна свезли мастеров, вольных работников и рабов, а неподалеку от строительства разбили военный лагерь. Правитель с войском жил в нем вот уже месяц, лично наблюдая за возведением города.
Когда время подкрадывалось к полуночи, воины толпились поближе к кострам. Грелись и травили байки от скуки, ведь ничего тоскливее нет, чем жить в лагере в мирное время – ни в трактир не сходишь, ни к веселым девицам. Когда же переваливало за полночь, костры уже не так спасали от холода: промозглый воздух подползал сзади, обдувал спину, лез под ворот, и все постепенно разбредались по шатрам – спать. Редко кто оставался снаружи в зябкие ночи, кроме нахохлившейся стражи, обязанной до утра следить за погруженным в сон лагерем.
Элимер обычно засыпал рано и просыпался тоже. Но сегодня ему не спалось. Он проворочался полночи, наконец сдался и, подбодрив пламя в очаге, принялся затачивать поясной кинжал о точильный камень – просто чтобы занять руки. Ну а голова уже была занята: в ней блуждали мысли о брате и всплывали недобрые воспоминания…
Элимер и Аданэй никогда не ладили. И если в самом раннем детстве Элимер еще мог припомнить совместные игры и забавы, то уже к пяти-шести годам почти все их общение сводилось к ссорам и дракам. Понятно, что мальчишки часто дерутся по малолетству, но у них с братом уже тогда все выглядело так, словно они мечтали друг друга убить.
Расплачиваться за перебранки обычно приходилось Элимеру: отец куда чаще вставал на сторону старшего сына, а ему доставались суровые внушения, если не оплеухи. Откуда такая несправедливость, Элимер не понимал, но всеми силами пытался угодить отцу, дождаться хотя бы скупой похвалы или одобрительного кивка. Бесполезно. Тот все равно смотрел на него, как на пасынка, хотя уж он-то пасынком точно не был. Те же темные волосы, те же черные глаза и ямочка на подбородке. Скорее уж Аданэй мог быть приемышем, с его-то светлыми волосами...
Нелюбовь и придирчивость отца немного сглаживалась нежностью и лаской матери, но кханне Отерхейна – царевна Райханская – была тихой женщиной, побаивалась мужа, и Элимер едва ли мог вспомнить, чтобы когда-нибудь она пыталась защитить его от кхана или от Аданэя.
Когда же ему исполнилось восемь, мать умерла, рожая отцу очередного наследника. Ребенок тоже не выжил. Почувствовав себя в полном одиночестве, Элимер ко всему утратил интерес, стал намного меньше и реже говорить, пока не замолчал окончательно. Он часто слышал смех Аданэя и злился, что тот не горюет, хотя у них недавно умерла мать. Брат, отцовский любимец, никогда не был к ней особенно привязан.
Скоро поползли слухи, будто Элимер повредился рассудком и разучился говорить. Отец, дабы положить им конец, отправил сына в Долину Ветров, к мудрецам, якобы на воспитание. Так он говорил, но Элимер уже находился в том возрасте, когда понимал: это ссылка. Правитель решил убрать неугодного сына подальше с глаз – своих и приближенных.
Впрочем, время, проведенное в Долине Ветров у подножия гор Гхарта, до сих пор помнилось, как самое счастливое. Простые, сложенные из седых булыжников дома в окружении величественных хребтов, прозрачный воздух, сверкающие серебром ручьи, аромат сосен и трав, добрые люди. Никто не смотрел искоса, не давил на него и не отвешивал подзатыльники. К нему относились с терпением и лаской. Рассказывали забавные байки и пугающие легенды, когда он скучал; когда же его разум успокоился и окреп, начали обучать математике, истории и языкам, показывали, как правильно читать звезды и древние манускрипты. Для воинских тренировок тоже было отведено время, но не так много, как если бы он по-прежнему жил в замке.
С особенной заботой относился к нему наставник, Таркхин. Наверное, поэтому именно с Таркхином Элимер впервые снова заговорил.
Радостная, интересная и неторопливая жизнь в долине продолжалась пять лет – пока ему не минуло тринадцать. В то утро он сидел у окна и читал книгу: до занятий еще оставалось несколько часов, а выходить наружу не хотелось – там моросило, и гулял сильный ветер. В книге рассказывалась история легендарного правителя давно исчезнувшей страны под названием Шахензи, которого предали и убили родичи. Тут-то Элимеру в голову и пришла неприятная мысль: а ведь и его родичи, отец и брат – тоже предатели. Его выслали прочь, отправили сюда и за все время ни разу не навестили, даже не прислали весточку и не ответили ни на одно из его редких посланий. От него попросту избавились, его возвращения никто не ждал, ему грозило остаться здесь на всю жизнь – безвестным, навсегда забытым. И пусть долина была прекрасна, а Таркхин заменил отца, но жить отшельником среди других мудрых отшельников, не будучи при этом чародеем, – не его путь. Он – кханади. Его манили битвы и крепости, он хотел бы стать главным военачальником или даже взойти на престол. Он имел на это не меньше прав, чем старший брат, ведь в Отерхейне власть передавалась не по старшинству, а по заслугам, а значит, и у младшего кханади была возможность доказать, что он достоит трона. Если, конечно, ему позволят вернуться ко двору.
Элимер поделился своими мыслями с Таркхином, а тот заметил, что власть не приносит счастья, что власть – это тоже цепи. Она позволяет не зависеть от кого-то одного, но заставляет зависеть от многих и многого – свободно распоряжаться своей жизнью все равно не получится.
Элимер с внимательным видом выслушал, кивая, а наставник усмехнулся, поняв, что у воспитанника в одно ухо влетело, из другого вылетело. Однако помочь согласился и написал кхану Отерхейна послание, в котором доказывал, что кханади пора вернуться домой: мол, он достаточно обучен, и в Долине Ветров ему больше делать нечего.
Неизвестно, раздосадовало отца это послание или же оставило безразличным, но так или иначе, а Элимер в сопровождении единственного слуги из Долины вернулся в Инзар – столицу Отерхейна. Это случилось осенью, под вечер, когда пыльные ветра заламывали травы, и носилось перекати-поле. Даже высокие крепостные стены не спасали от холодных, бьющих наотмашь порывов.
Отец не встретил Элимера – не смог или не захотел. Никакого торжества в честь возвращения младшего кханади тоже не было, и даже стражников у мощных замковых ворот не уведомили, что он возвращается, пришлось объяснять им и доказывать, кто он такой. Благо, с другой стороны ворот подъехал Аданэй и пришел на помощь (пожалуй, первый и единственный раз за все годы).
