ГЛАВА 1. В стае хищников может быть только один вожак

Полог военного шатра колыхнулся, с глухим шорохом откинулся, взметнув пыльную поземку, и наружу вывалился человек в лохмотьях, едва не влетев в Таркхина. Советник отшатнулся и мимолетом глянул на оборванца: связанные за спиной руки, изможденная фигура, грязные, цвета чуть подгнившей соломы волосы, свисающие до плеч – не то раб, не то пленник.

Высоченный плечистый стражник, рядом с которым и невольник, и старик-советник казались коротышками, подтолкнул своего подопечного в спину, следом отвесив смачный подзатыльник.

– Прошу простить, господин советник, – стражник коротко поклонился Таркхину. – Этот дурень совсем не смотрит, куда идет, – сказал он так, будто «дурень» самостоятельно выбирал направление.

Таркхин кивнул и посмотрел на пленника еще раз, уже внимательнее. Даже в неверных степных сумерках было заметно, как он бледен и как подрагивают его губы – то ли от страха, то ли от гнева. Что, впрочем, советника ничуть не удивляло, ведь оборванец только что вышел из шатра кхана, а великий кхан вряд ли велел привести его для приятной беседы. Особенно на закате дня. Особенно невольника, по-видимому, благородных кровей: для простолюдина чересчур надменные черты и гладкая кожа, а движения слишком отточенные, даже со связанными руками. Обычно так двигаются те, кто сызмальства учился воинскому искусству. Почти наверняка это кто-то из личных врагов правителя.

Проводив стражника и незнакомца недолгим взглядом, Таркхин миновал двоих телохранителей у входа и наконец ступил в шатер кхана. Горький дым защипал ноздри, глаза заслезились. Не удержавшись, советник чихнул, затем сделал два шага вперед и остановился. В глубине шатра, возле очага, скорее чадящего, чем горящего, сидел Элимер. Сейчас он больше напоминал пирата со Скалистых островов, чем великого кхана: потертая одежда, давно не чесанные темные волосы, угрюмое лицо и колючий взгляд, заметный даже в полутьме. Его явно что-то тревожило.

Таркхин медленно поклонился.

– Я могу говорить, мой кхан?

Элимер рассеянно кивнул.

– Мой кхан, Гродарон передает, что разведчики снова заметили на востоке дикарей. Там, за Лисьими холмами. Пока неясно, много ли их. Может, это всего лишь те недобитые, кому удалось бежать, но на всякий случай тысячник отправил в ту сторону один этельд, прочесать холмы.

– Проклятые дикари. Сколько ни бей, откуда-то снова лезут. Как грызуны из нор, сожри их Ханке. И плодятся, как грызуны, – проворчал Элимер отстраненно, будто мысли его были далеко и от дикарей, и от города, который он задумал основать на этом самом месте.

А ведь еще вчера глаза кхана горели, когда он в очередной раз описывал, каким видит будущий город под названием Вальдакер, что значит «вечный», и сетовал, что дикие племена ему мешают.

– Что-то случилось, мой повелитель? – спросил Таркхин.

Элимер вскинул голову, в его взгляде мелькнуло сомнение, но затем он кивнул на овчину у очага. Советник опустился на указанное место, но не произнёс ни слова – ждал, пока правитель сам заговорит: так велело придворное уложение. Однако кхан тоже молчал, в задумчивости теребя серебряный хвостовик пояса. Затем протянул руку к лежащим неподалёку дровам, подкормил слабеющее пламя. Огонь лизнул дерево, затрещал и, взвившись, бросил отблески на стены из воловьей кожи, на стойку с оружием и кованый сундук, осветил мрачное лицо правителя, погруженного в себя.

Таркхин едва ли не кожей ощущал беспокойство, если не сказать испуг кхана.

– Элимер? – окликнул он его.

Правитель вздрогнул, посмотрел на советника в упор и выдавил:

– Он жив, Таркхин. Он выжил.

– Кто?

– Мой брат.

Советнику понадобилось несколько долгих мгновений, чтобы осмыслить, осознать услышанное. Кханади Аданэй жив? Но как?

– Как такое возможно? – спросил он вслух. – Ведь его не могли оживить чарами, такое мощное колдовство я бы почуял. Ты же своими руками его поверг и своими глазами видел его гибель.

Элимер отвернулся, будто в смущении, и сказал:

– Я так думал, да. Думал, что он мертв. Но не убил... Точнее, не совсем убил.

– Как это «не совсем убил»?

– Я поверг его, рана выглядела смертельной, дыхание ощущалось едва-едва. Надо было добить… но я не добил. Теперь он жив.

Таркхин в сомнении качнул седой головой.

– Откуда тебе это известно, почему ты так уверен? Кто тебе сказал, что он жив? Может, этот человек солгал или его самого ввели в заблуждение? – Он помедлил, задумавшись, потом задал вопрос: – Тот пленник, с которым я столкнулся у входа в твой шатер… Он из бывших сподвижников твоего брата? Это он рассказал?

– Так ты видел его? – охрипшим, будто простуженным голосом спросил кхан. – Того пленника? И что о нем думаешь?

– Светловолосого парня? – на всякий случай уточнил советник. – Мне показалось, что он из благородных. Этого не скрыть под лохмотьями и грязью, все равно угадывается непростое происхождение. Кожа светлая и чистая, волосы густые, еще и походка выдает. Да и красивый, как герой из легенд… – Таркхин осекся. Его глаза округлились, а из горла вырвался стон: – О, боги!

– Ты догадался… – протянул Элимер. – Что ж, так и есть: ты видел Аданэя.

Советник опустил голову и, пытаясь собраться с мыслями, принялся выщипывать шерстинки из овчины. Затем опомнился и вскинул взгляд на кхана.

– Кто-нибудь еще знает?

– Надеюсь, только мы с тобой. Тебе я верю как себе. А из воинов, которые здесь со мной, Аданэя мало кто видел в прошлом и вряд ли кто его опознает, тем более в таком обличье. Да и давно был тот поединок, почти три года прошло.

– Не так уж и давно... Когда Аданэй здесь появился? И как?

– Кто знает как? – пожал плечами кхан. – Я не спрашивал, потому что он все равно не рассказал бы. Разве что пытать его, но жаль тратить время, да и смысла не вижу. Так или иначе, повезло, что неким чудесным образом он попал в рабство и именно ко мне. И именно здесь, а не где-то еще. Иначе я мог бы не встретить его, а значит, не узнать. А так наткнулся сегодня вечером: как раз прогудел вечерний рог, рабов вели в их загоны, тут-то он и попался мне на глаза. Сначала я едва поверил...

Таркхин взъерошил волосы и вздохнул:

– Мой кхан, так почему он до сих пор жив?

– Это ненадолго.

– Даже пара часов – уже долго. Ты сильно рискуешь. Куда его увели? Ты уже пощадил его в прошлый раз, и вот снова…

– Да не щадил я! – В черных глазах Элимера сверкнула злость, и он подался вперед. Впрочем, тут же успокоился и опустил плечи. – Я не щадил, просто я не сомневался, что он и так сдохнет. Вот и не добил.

– Почему же, что помешало? – прищурился советник.

Не то чтобы Таркхин желал зла кханади Аданэю и тем более жаждал его гибели – в конце концов, он даже не был с ним знаком, разве что понаслышке. Зато он хотел добра своему бывшему воспитаннику и нынешнему повелителю – кхану Элимеру. Потому быстро подавил сочувствие к несчастному пленнику, которое несмело шевельнулось в его душе: благополучие правителя и государства было важнее жизни одного человека, к тому же не самого достойного. В какой-то мере, если верить множеству рассказов о нем, Аданэй заслуживал наказания за свои поступки.

– Лучше не спрашивай, – отмахнулся кхан и скривил губы. – Я и сам казню себя за недомыслие, если не сказать за дурость.

– Ладно, – протянул Таркхин. – Что было, того не изменить. Но почему и на этот раз не убил его сразу? Да хоть прямо здесь, в этом шатре? Почему дал увести, хотя это риск, что кто-нибудь его узнает?

– Потому что смерть для него – слишком легкая участь, – процедил правитель. – Ты не слышал, что за мерзкие спесивые речи вел здесь этот сукин сын. Будет лучше, если он остаток дней проведет уродливым калекой-рабом. Кстати, я сообщил ему о моих задумках, – зло и весело признался Элимер, – о парочке вариантов. Ублюдок после этого сразу поутих. До рассвета будет гадать, какую участь я ему выберу. Гадать и бояться.