– Будь спокоен, повелитель, глаз не спущу.

– Хорошо. Тогда прощай.

Кхан прошел мимо старика, подозвал Видальда и, обойдя поляну полукругом, вернулся на тропку, ведущую к нужной опушке. Еху закрыл за ним дверь и, усевшись напротив айсадки, с улыбкой протянул горшочек.

– Возьми-ка, девонька, поешь. Чай проголодалась. Ишь, худющая-то какая!

Шейра не заставила просить себя дважды и с готовностью набросилась на жаркое. Старик наблюдал за ней, весело щурясь.

ГЛАВА 18. Когда слуга и господин меняются местами

После возвращения от Нирраса жизнь Аданэя как будто бы потекла почти как раньше. Он по-прежнему прислуживал Вильдэрину, хотя теперь они куда чаще болтали запросто, как добрые друзья, или делали что-то вместе; Рэме и впрямь перестала к нему цепляться, а о его вельможном прошлом словно бы все забыли. Однако это не ввело Аданэя в заблуждение. Что-то ему подсказывало, что подобный покой протянется ровно до возвращения царицы из Эхаскии.

Она уехала туда вот уже полторы недели назад и скоро должна была вернуться, так что Вильдэрин с каждым днем становился все нетерпеливее и оживленнее. Он снова начинал с самого утра облачаться в красивые дорогие наряды, видимо, полагая, что его возлюбленная госпожа может появиться в любой момент и нужно быть к этому готовым. Но в первое время после ее отъезда юноша, как и в прошлый раз, много времени проводил в своих покоях за спокойными занятиями вроде чтения, игры на флейте и лире, переписывания все той же рукописи. Хотя в этот раз прибавилось еще и самостоятельное изучение сайхратского в промежутках между посещениями учителя.

О том, что царица вернулась, они, конечно, узнали загодя: дворец, да и вся столица забурлили. Вильдэрин готовился танцевать и прислуживать на торжественном пиру для высшей знати, посвященном возвращению правительницы. Поскольку это был не приватный праздник, как в тот раз, на нем юноше не светило сидеть подле нее и тем более перебрасываться с ней нежностями – только стоять за спиной, подливая напитки и меняя блюда. Но все равно он выглядел довольным.

Присутствия Аданэя на этом торжестве и вовсе не требовалось, даже в качестве обычного прислужника: он не считался рабом, достойным подавать еду и подливать вина столь высокородным господам или убирать со стола опустевшую посуду, пока пир еще не закончен. Этим занимались только самые искусные, выученные, красивые дорогие невольники из тех, кого с детства готовили к жизни подле благородных вельмож. Можно подумать, чтобы таскать подносы с закусками, так уж необходимо уметь танцевать, играть на музыкальных инструментах, петь и разбираться в прекрасном.

Все-таки никогда ему не понять иллиринцев!

Ожидания и опасения Аданэя оправдались: один из царских порученцев пришел за ним через день после торжества и передал приказ тотчас же явиться к правительнице. Вильдэрин многозначительно приподнял брови, а когда Аданэя уже уводили, то подошел со спины и прошептал:

– Только не натвори глупостей, Айн, второй раз я могу не успеть с помощью…

Порученец привел его к дверям царских покоев – и там Аданэй простоял едва ли не два часа. Внутрь его не пускали. Он хотел перейти в галерею рядом и дождаться позволения войти там, присев на узкую скамью, или хотя бы прислониться к стене в коридоре здесь, но ни то, ни другое оказалось не положено. Так и пришлось простоять все время. Он даже решил, что правительница намеренно решила помучить его ожиданием, и только когда дверь открылась, понял, как ошибался.

Из покоев вышли двое мужчин в темных одеждах – один уже седовласый, второй помоложе – оба очень серьезные, сосредоточенные, чем-то озабоченные. У одного из них через плечо была перекинута большая тканевая сумка.

Господин Дриман, который приходил в покои Вильдэрина лечить Аданэя, был одет примерно так же, как эти двое. Конечно, кто же еще станет носить темное посреди яркого царского дворца, расцвеченного нарядами вельмож и рабов, мозаикой и статуями. Только те, кто связан с духами болезней и миром-по-ту-сторону.

О том, что правительница серьезно больна, и жить ей осталось не так уж и долго, Аданэй слышал от Нирраса, но ничего больше об этом не знал. Вильдэрин никогда не говорил о ее болезни, а если вдруг в каком-то разговоре кто-то другой касался этой темы, юноша тут же уводил беседу в сторону.

Если лекари пришли к царице сейчас, сразу после того, как она распорядилась привести Аданэя, значит, это не было обычной врачебной проверкой. Видимо, она почувствовала себя плохо, раз срочно потребовалась их помощь.

Как только лекари ушли, страж-привратник сообщил кому-то внутри, что к повелительнице привели раба Айна.

Аданэй был уверен, что сейчас из ее покоев выглянет гадюка Рэме или еще какая-нибудь служанка и сообщит, что сейчас к царице нельзя и чтобы он убирался восвояси. Рэме и правда выглянула, но вместо того чтобы отправить его прочь, кивнула, чтобы заходил.

Царица приняла его не как в прошлый раз, не во внешних покоях и не сидя на возвышении, а внутри, в комнате возле своей спальни, полулежа на кушетке. В простом платье из светлого хлопка, с волосами, собранными в незамысловатую косу, без украшений, худая и бледная, она выглядела далеко не так величественно, как обычно. Видно, что и впрямь чувствовала себя нехорошо, но встречу с ним почему-то отменять не стала. Хотя если подумать чуть лучше, то это объяснимо: ведь ей не пришлось наряжаться ради этого или переходить в более подходящее помещение. И правда, зачем совершать над собой усилия для беседы с каким-то рабом?

Все-таки Ниррас слишком радужно оценивал его шансы оказаться на ложе правительницы. Если бы Аданэй был ей интересен хотя бы самую малость, ее волновало бы и то, как она выглядит в его глазах. Она или перенесла бы встречу, или хотя бы украшения надела. Пусть она царица, но все-таки женщина. В Отерхейне женщины, даже самые знатные, всегда старались предстать перед приглянувшимся человеком в самом распрекрасном виде. А здесь, в Иллирине, так поступали не только женщины, но и мужчины. Однако правительнице, конечно же, было все равно, какой ее увидит невольник Айн.

– Приветствую, Великая! Ты желала меня видеть? – Он поклонился и замер в ожидании.

– Да, Айн, – сказала она и как-то запросто махнула рукой на кресло напротив. – Не стой, присаживайся. Как ты себя чувствуешь? Вильдэрин сказал, что тебе уже намного лучше.

Царица произнесла это так спокойно и безмятежно, будто не она велела его высечь, или будто злополучной порки и вовсе не было, а он всего лишь слегка занемог. И вообще она вела себя так, словно не было ни того разговора, где вскрылась его ложь, ни ее приказа Ниррасу допросить его.

– Благодарю, Великая, – ответил он, усаживаясь на предложенное место. – Я уже вполне здоров.

– Рада это слышать. Советник Ниррас рассказал мне о вашей с ним беседе, и она показалась мне любопытной. Теперь я хотела бы сама уточнить у тебя кое-какие подробности и задать новые вопросы.

– Я с удовольствием отвечу на них, моя госпожа, – улыбнулся Аданэй и посмотрел ей в глаза.

Из Эхаскии Лиммена вернулась встревоженной. Ниррас был прав, утверждая на совете, что Элимер попытается сделать это государство своим союзником, но царица не предполагала, что так скоро. Этому, конечно, способствовала гибель старого региса: как и царица Иллирина, кхан Отерхейна также использовал его смерть как повод и приехал якобы отдать покойному государю последние почести и чествовать государя нового. Разумеется, настоящей целью поездки было привлечь Иэхтриха на свою сторону. Удалось ли кхану сделать это? И что он мог пообещать Иэхтриху взамен? Она-то посулила ему возможность использовать один из иллиринских портов, чтобы отправлять и принимать корабли. А кхан?

Все мысли крутились вокруг этих вопросов, и Лиммена даже устроенный по возвращении пир выдержала с трудом. Разговоры и музыка не радовали, да и аппетита совсем не было. Она то и дело ощущала на себе обеспокоенный взгляд Вильдэрина, стоящего за ее спиной. Он убирал тарелки с едой, почти нетронутой, ставил новые, затем убирал и их.