Сумерки совсем сгустились, и лес превратился в угрюмую темную стену. Непролазная чаща не походила на редкие рощи, разбросанные по землям Отерхейна. Деревья теснили друг друга, сплетались узловатыми ветвями и корнями и словно посматривали на людей с неодобрением. По слухам, здесь водилось не только зверье, но и нечисть.
Пробираться по чащобе верхом было непросто, потому кхан спешился и помог спуститься Шейре. Девушка послушно соскользнула с лошади, не сказав ни слова.
Своим воинам кхан велел дожидаться его возвращения на опушке. Кречета оставил с ними, а Видальда позвал с собой. Закинув руку Шейры себе на плечо, двинулся вглубь леса. Телохранитель шел позади, освещая путь.
– Вот Еху-то удивится ночным гостям, – ухмыльнулся он.
– Больше обрадуется, чем удивится, – откликнулся Элимер, пробираясь по тропке меж густо разросшихся елей и дуплистых платанов.
Путь закончился, когда между стволами деревьев замаячил огонек. Светились окна маленькой пристройки к дому – то старик Еху, сторож, зажег лампу. Стоило Элимеру приблизиться, как раздался собачий лай, а следом послышались торопливые шаги: Еху вышел на навстречу. Поднял над головой огонь, приблизился и, узнав кхана, воскликнул:
– Повелитель! Радость-то какая! И Видальд с тобой! А я, признаться, подумал, бродяги забрели!
– Здравствуй, Еху.
Старик осклабился, глянул на пса и прикрикнул:
– Бурый! На место! – и как ни в чем не бывало продолжил болтать: – Давненько ты не появлялся, про домик-то наш забыл. О, да у нас гостья! – Еху словно только что заметил девушку рядом с правителем. – Ну да вы, наверное, с дороги, устали, проголодались. Ничего, – не замолкая ни на минуту, он открывал дверной замок. – Ничего, сейчас старый Еху очаг затопит. Замерзли небось, ночи-то завсегда студеные. Еды вам наготовлю...
Справившись с замком, Еху пропустил правителя и Шейру внутрь, Видальд остался снаружи. Комната в доме была только одна, хоть и большая. У дальней стены находился очаг, по бокам висело оружие – лук, дротики, копье. На полу лежали шкуры, служащие постелью.
– Уж не обессудь, кхан, тут вид так себе. Я, конечно, пыль-то отряхиваю, слежу, как могу, да только ты редко приходишь, вот и потускнело все. Хозяйского тепла дом и не помнит. Уж, небось, все иясе разбежались, некому дух дома хранить.
Элимер усадил Шейру на шкуры и обратился к старику:
– Что ж ты, Еху, жил бы здесь, никто не запрещает. Здесь и просторней, и по ночам теплее, чем в пристройке.
– А, куда мне! – отмахнулся Еху. – Мне-то места много не надо! А здесь его уж больно много. Старый Еху сразу себя маленьким таким, никчемненьким ощущает. Мне уж, извиняй, кхан, в моей пристройке куда уютнее. Ну, да утомил я тебя, наверное, болтовней. Пойду, соберу вам чего поесть. – Сторож подмигнул и выскользнул за дверь.
Кхан с улыбкой посмотрел вслед старику и отметил: вот один из немногих, кто по-настоящему к нему привязан и кому можно верить. Неудивительно: сторож уже третьему поколению правителей служит.
Элимер разжег огонь в очаге, затем обернулся к Шейре:
– Ну, давай, рассказывай, что случилось.
Девушка смущалась, терялась, путалась в своем рассказе, но все-таки кое-чего от нее удалось добиться. Она поведала, как хотела выбраться всего на денек и думала, что вернется к вечеру. Рассказала она и о мальчишках, которым, оказывается, помогала. Убить бы Видальда за его совет! Хотя воин, конечно, не мог предположить, что добрый умысел обернется такой глупостью. С одним самодельным копьем охотиться в степи оказалось непросто, вот она и забредала в степь все дальше и дальше в поисках подходящей дичи. Пока не наткнулась на дикого козленка. Точнее, это она решила, что он дикий, а оказалось, что просто отбился от стада и его искали. Так на нее и наткнулись селяне. Их было много, она одна, к тому же она клялась не убивать отерхейнских людей, а потому защищалась так, чтобы не нарушить этой клятвы – то есть не в полную силу. Затем копье у нее и вовсе отобрали, а саму отвели в селение.
– Вот поэтому я и запретил тебе выходить в степь одной, поняла? Ты слишком мало знаешь об Отерхейне. В этот раз повезло, но все могло сложиться куда хуже. Я уж молчу, что на твои поиски пришлось отвлекать разведчиков, и моих воинов, да и я сам…
Девушка выглядела виноватой, и Элимер решил, что достаточно учить ее уму-разуму. Тем более что вошел Еху. Принес он, правда, не обещанную еду, а котелок с душистым отваром и тряпки из тонкой шерсти.
– Я тут подумал, мой кхан: гостье нашей ранки бы… это самое…
– Спасибо. Конечно. – Элимер забрал из рук старика котелок, досадуя, что сам об этом не подумал.
– Вот и ладненько, – пробормотал сторож. – Ну, а теперь-то старый Еху вместе с Видальдом точно вам поесть соберут, – и снова вышел.
Элимер придвинул котелок ближе к айсадке, смочил в отваре кусок тонкой шерсти. Уже собрался отмыть грязь и следы засохшей крови со лба и рук девушки, но та отстранилась.
– Шейра, я только хочу помочь. Я не причиню вреда.
– Н-не надо. Я сама.
– У тебя пальцы грязные, – возразил он, лукавя: на самом деле ему, конечно же, просто хотелось дотронуться до нее. – Да и чего ты боишься?
– Не боюсь, – отрезала айсадка. – Но не хотеть, чтобы ты дотрагиваться.
Рука Элимера опустилась, во взгляде сверкнул гнев.
– Не трать мое время! Я уже прикасался к тебе и не раз.
Он поднес к ее лицу смоченную в воде ткань. Больше девушка не сопротивлялась, только болезненно поморщилась, когда влага попала на исцарапанную кожу. А Элимера от ничего не значащего прикосновения бросило сначала в холод, а потом в жар.
– С ногами что? – спросил он.
– Ничего.
– Не ври. Давай, показывай.
Девушка вздохнула и закатала штанину. Элимер скользнул взглядом по слегка опухшей лодыжке, разбитому колену и остановился на бедре. Если бы ему раньше сказали, что эти худые, покрытые синяками и ссадинами ноги покажутся соблазнительней холеных бедер Зарины – он бы не поверил.
– Держи! – Элимер передал ей тряпку. – Дальше сама справишься.
Девушка кивнула. Не глядя на кхана, начала смывать с ног грязь и кровь. Он завороженно наблюдал за ее неловкими движениями. Закончив, айсадка бросила тряпку в котелок и спросила:
– Зачем ты так делать?
– Как «так»? – отозвался Элимер.
– Помогаешь. Я обманула, степь уйти. А ты не злишься, от своих сородичей даже забрал. Помог врагу. Зачем?
– Ты не враг... Уже нет.
– Ты не ответить, вождь. Зачем? Спас, не убил, не запер, сюда привел, но не отпускаешь? Ты ведь уже узнать пророчество, и что оно неправда? Разве горец-Ворон не рассказал его? Тогда я могу!
– Не нужно, – прохрипел Элимер. – Он рассказал.
– Тогда почему?
– Сама не догадываешься?
– Не знаю… Вы, темные люди, странные очень...
– Уж не страннее вас, – усмехнулся Элимер. – Я не стану запирать тебя в замке, Шейра. На этот раз. Но теперь за тобой станут следить намного лучше. Если же ты вдруг еще раз попытаешься уйти без позволения, я уже не буду таким добреньким. – Он поднялся, бросил на девушку прощальный взгляд и сказал: – Еху скоро принесет еду. Поешь и ложись спать. Я ухожу.
– А я? Здесь? – Ее взгляд оживился, а на лице появилось недоверчиво радостное выражение.
Видеть ее оживление оказалось не слишком-то приятно, хотя ведь он сам хотел порадовать девушку. Ну вот, пожалуйста, порадовал.
– Пока здесь. Через несколько дней пришлю за тобой кого-нибудь.
– Кого пришлешь? – с тревогой спросила девушка.
– Видальда пришлю, не волнуйся.
Шейра сразу успокоилась, и это тоже задело Элимера. Он сжал губы, рванул дверь на себя – и едва не врезался в Еху. Старик держал в руках глиняный горшочек, от которого исходил сытный аромат жаркого.
– Да ты никак уходишь, великий кхан?! – воскликнул сторож. – Что ж так? Задержался б до утра, а там и в путь.
– Не могу, – покачал головой Элимер и добавил, кивнув на девушку: – Ты уж приглядывай за ней, ладно? Как бы глупостей не наделала.