– Хм… хм… любопытно, – приговаривал Дриман, осматривая его спину и накладывая мазь, но уже не прикрывая кожу тканевыми лоскутами. – Как на кошке заживает, ну надо же. И это всего два дня минуло. Поразительно! Если так и дальше пойдет, то шрамы останутся не страшнее тех, что уже есть. Думаю, на днях можно будет снять швы. Повезло тебе, парень, со здоровьем. Обычно подобные рассечения затягиваются долго и мучительно и оставляют грубые уродливые рубцы. – Он поднялся со стула и повернулся к Вильдэрину. – Загляну еще раз через пару дней. А пока пусть поменьше двигается и побольше ест. И вот, держи свежеприготовленную мазь. – Он протянул юноше плотно закрытый керамический горшочек и, попрощавшись, ушел.

– Вот видишь, Айн, как славно! – воскликнул Вильдэрин, глядя на него сверху вниз. – Ты быстро идешь на поправку. Скоро опять начнешь шататься по дворцу и творить глупости. Если, конечно, твой мудрый друг тебя не остановит, – рассмеялся он и, довольный, ушел в музыкальную комнату, где, кажется, отрабатывал очередной танец.

Аданэй приподнялся на локтях и осторожно, стараясь не повредить шелковые нити, стягивающие края ран, сел на диване: он просто-напросто уже не мог валяться на животе. Сидеть тоже оказалось не слишком-то удобно и весело, но все-таки это была смена положения, и можно было, по крайней мере, смотреть в окно, что он и сделал. Там моросил дождь, растекаясь по мутному стеклу, но если постараться, получалось увидеть в расплывчатых водных струйках чьи-то лица и даже целые города. Хоть какое-то развлечение.

***

Ниррас забрал Аданэя через неделю. Ему связали руки и посадили в четырехколесную повозку позади военного советника. На его вопрос, зачем связывать, мужчина ответил, что в глазах правительницы и ее приближенных Айн не считается невольником, заслуживающим доверия. Вот если бы куда-то везли Вильдэрина или Рэме, то эти двое сидели бы свободно, ведь им точно сбегать незачем.

Возница пустил коней рысью по широкой главной дороге, вдоль которой росли бутылочные деревья, а за ними виднелись светлые богатые дома. Впрочем, Аданэй немногое успел рассмотреть – жилище Нирраса находилось поблизости от царского дворца, а потому добрались до него слишком быстро.

Столичный дом военного советника удивил Аданэя – слишком скромный, невзрачный для такого важного человека. Вытянутое каменное строение всего в один этаж скрывалось за каменным же забором и деревянными воротами. Между забором и жилищем не били фонтаны, не красовались изваяния, не росли цветы и садовые кустарники с деревьями. Вместо них раскинулась пыльная воинская площадка и пролегала к крыльцу присыпанная гравием дорожка.

Внутри дом тоже выглядел полупустым. Внешне неприглядная, хоть и добротная мебель занимала только часть приемной залы: скамья, пара стульев, низкий диван и стол с книжным шкафом. Вместо изящных канделябров здесь стояли широкие бронзовые подсвечники. В углу виднелся открытый сундук, в котором беспорядочной кучей лежали книги, свитки и карты.

Аданэй скользнул взглядом в смежную комнату за приоткрытой дверью. Разглядел только приземистую кровать и серое суконное покрывало на ней.

Сначала он удивился скупой обстановке и лишь затем понял: Ниррас, судя по всему, относился к той части воинской знати, которая в пику «придворным неженкам» презирала роскошь и всячески это подчеркивала. Вильдэрин рассказывал ему про таких людей, характеризуя их как странных.

Слуги и невольники, вышедшие встречать хозяина, тоже выглядели соответствующим образом: простые люди в самой простой одежде – шерстяной и посконной. Ничего общего с утонченными прелестницами и красавцами, которыми полнился царский дворец.

– Отведите этого раба в подпол, – велел Ниррас.

Он подтолкнул его в спину, отчего Аданэй чуть не взвыл: затянувшиеся раны все еще болели. Один из слуг военачальника – высокий курносый мужчина – схватил его за плечо и увлек за собой к двери, за которой находилась кладовая, а в полу, под тяжелой деревянной крышкой, уходила вниз крутая, почти отвесная лестница. Со связанными руками Аданэй чуть не навернулся на ней.

Внизу слуга запалил от факела лампу и подвесил ее на крюк на стене. Теперь можно было лучше разглядеть подпольное помещение, которое, впрочем, мало отличалось от увиденного наверху. Здесь стояла скамья, стол и два стула, а также узкая деревянная кровать, сейчас пустая, голая – ни тюфяка, ни покрывала.

Аданэй уселся на нее и принялся ждать Нирраса, ругаясь про себя, что тот так и не догадался развязать ему руки.

Наконец под тяжелыми шагами заскрипела лестница, и военный советник, плотно закрыв крышку над головой, спустился вниз.

– Может, развяжешь? – сходу спросил Аданэй.

Мужчина без слов снял – не разрезал – стягивающие его запястья веревки. Затем опустился на стул напротив.

– Что, сильно тебе досталось? – спросил он, намекая, видимо, на порку кнутом. В голосе, впрочем, не звучало никакого сочувствия.

Аданэй пожал плечами.

– Спасибо Вильдэрину, иначе могло быть и хуже.

Ниррас фыркнул:

– Спасибо мне, а не Вильдэрину. По чьему, ты думаешь, поручению, мальчишке сообщили, что тебя собрались пороть? Я ж так и знал, что этот малохольный побежит тебя спасать. И гляди-ка, не ошибся.

– Так тот рыжий стражник, который ему рассказал, твой человек? – осторожно уточнил Аданэй.

– Аххарит? Обычный стражник, – буркнул, отмахнувшись, мужчина. – Как и все. Просто под руку попался именно он. Вот я и велел ему, чтобы невзначай донес до щенка нужное сообщение.

– Что ж, тогда спасибо и тебе, – склонил голову Аданэй.

– Ладно, давай ближе к делу. У меня здесь толстые стены и потолок, нас не подслушают. Нам надо решить, какие сведения дать царице, чтобы она удостоверилась, что ты будешь для нее исключительно полезен. И одновременно надо подогреть ее к тебе интерес. Но действовать придется осторожнее, чем раньше. Царица говорила о тебе на совете, и теперь все, в том числе и наши недруги, узнали о твоем существовании.

– На совете? Обо мне?

– Да. Она решила убедиться, что ты именно тот, за кого себя выдаешь. Но тут уж моя задача – убедить ее. Также она считает, что ты должен знать имена выживших противников кхана, вот и приказала тебя расспросить. Даже пытать, если сам не расскажешь. Тут я тоже подготовлен и кое-какие имена мне известны. Но, может, и ты все-таки сможешь еще кого-то подсказать? В конце концов, ты долго жил среди отерхейнской знати, хоть и рабом.

Аданэй все еще не понимал, зачем Ниррас до сих пор так усердно делает вид, будто не знает, что перед ним кханади Отерхейна. Почему не открывает ему до конца их с Гилларой замысла, о котором сам Аданэй узнал от служанки Ли-ли, подслушавшей господ? На эти вопросы у него не было ответа, но пока что он готов был подыгрывать советнику.

– Да, я думаю, кого-то смогу назвать. Мои господа нередко обсуждали при нас самые разные темы. Почему-то они воспринимали рабов как невидимых, глухих и слепых.

– Я такой ошибки не допускаю. И поэтому мы с тобой говорим не там, – он кивнул наверх, – а здесь.

Мужчина пододвинул стул поближе к столу и снял лампу с крюка, поставив ее рядом. Затем достал из перекинутой через плечо тканевой сумки небольшую восковую дощечку со стилосом и подозвал Аданэя, указав на скамью с другой стороны стола.

– Давай, называй все имена, которые знаешь, и опиши всё, что тебе известно об этих людях.

– Ты будешь записывать?

– Ну конечно, дурачок. Или думаешь, что я все запомню? Давай, говори.

– Я могу рассказать лишь о тех, кто поддерживал… Аданэя до того, как Элимер стал кханом. Но я понятия не имею, что они думают сейчас и живы ли вообще.

– Мне нужно хоть что-то. Мы не можем допустить, чтобы тебя пытали, верно? Иначе выболтаешь все и приведешь нас на плаху.

Аданэй собрался с мыслями и начал перечислять былых сторонников, а Ниррас вытягивал из него подробности их жизни, расспрашивая о нравах, связях, слабостях и достоинствах. И если бы советник и впрямь не знал, кто такой Айн на самом деле, то у него неминуемо возникли бы вопросы, откуда рабу известно столь многое.