Безразличие в ее взгляде сменилось осторожной надеждой.

– Не врать вождь?

– Ты называешь меня шакалом, но это не значит, что я всегда лгу. Так что подобие свободы ты получишь, обещаю.

Остаток вечера они провели в молчании. Элимеру удалось найти и распалить в костре толстый сухой комель, чтобы тлел всю ночь, отдавая тепло, и уже к полуночи кхан уснул. Девушка, утомленная дорогой, поединком и слезами, тоже задремала, но с первыми лучами солнца проснулась: привычка дикого племени.

Обратный путь в Инзар прошел быстрее. Ладья двигалась по течению, и попутный ветер раздувал паруса, гребцам почти не приходилось браться за весла.

Шейра стояла на палубе и с интересом рассматривала береговые поселения, проносящиеся мимо, на которые не обращала внимания прежде. Шакальи шатры оказались на удивление разнообразными – большие и маленькие, тростниковые, каменные и из глины. Между селениями паслись табуны и бродили стада овец. Иногда айсадка замечала маленькие фигурки людей, и если к мужской одежде шакалов она уже привыкла, то женские одеяния ее удивили: длинные, многослойные, казавшиеся не слишком удобными. Однако женщины двигались в них довольно свободно.

До этого дня Шейра вообще не видела жен шакалов. Ну или не замечала, потому что мысли были заняты другим. Но теперь другое дело. Айсадка искала в себе следы былых мучений – и не находила. Напротив, ею владели радость и воодушевление – и стыд за эти чувства. Она вроде как была не вправе радоваться, ведь по сути все равно оставалась пленницей темного вождя, проигравшей и битву, и поединок. Она должна была терзаться из-за этого. И она даже намеренно пыталась вызвать в себе эти терзания, но у нее почему-то ничего не получалось.

«Ну и пусть!» – сдалась она в конце концов.

Убить вождя и получить настоящую свободу Шейра не сумела – враг оказался сильнее. А раз так, то она хотя бы снова будет видеть небо, и траву, и деревья, и скакать на коне, и охотиться, а не сидеть в заточении и не умирать. Может быть, это малодушные мысли для айсадки, и ее сородичи осудили бы ее за них, но она и так сделала все что могла и на большее уже не способна.

Шейре, впрочем, приходили в голову смутные мысли нарушить клятву, данную темному вождю, и бежать, надеясь, что духи не сильно обидятся за клятвопреступление перед шакалами. Но удерживал страх за соплеменников. Вождь сказал, что отпустил выживших, но бегство пленницы может его озлобить, и тогда, кто знает, вдруг он решит истребить их всех?

В главный город темных людей вернулись на закате. На берегу подали лошадей, и вождь со своими воинами и Шейрой двинулись в замок.

Айсадка ехала позади, и темный вождь придержал коня, поджидая ее.

– Надеюсь, ты понимаешь, что сегодня никуда не поедешь, – сказал он, как только она приблизилась. – Подождешь до завтра.

– Хорошо. Кто со мной ехать?

– Я уже говорил: можешь выбрать.

– Кого хочу?

Шакал кивнул.

Шейра не знала никого из его людей, зато обратила внимание, что темного вождя всегда или очень часто сопровождает один из воинов. Тот самый, который бросил в нее кувшин, когда она хотела себя убить. Видимо, этот человек очень значим для вождя, раз он всюду таскает его с собой. А значит, Шейра сможет хоть чем-то досадить своему неприятелю.

– Тогда пусть будет тот темный воин… Ну, тот… он с тобой был, когда я идти по дороге шаманов. А до этого бросить в меня кувшин…

– Видальд? – Вождь поднял брови и расхохотался. – Ты что же, хочешь лишить меня главного телохранителя? – Затем он посмотрел на нее, нахмурился и произнес: – Хорошо, пусть Видальд, раз уж я сам обещал тебе кого угодно. Но лишь тогда, когда не будет занят. А почему ты выбрала его?

Шейра не ответила, и вождь пожал плечами.

– Ладно, без разницы. А теперь послушай. По замку и его окрестностям можешь ходить спокойно, стражу я предупрежу. Если захочешь выехать в город или в степь, сначала спросишь у меня. Я скажу, можно ли. Поняла?

– Пусть так будет.

– И еще... На людях меня нужно называть «великий кхан». Или «мой кхан», или «повелитель»... Так положено. Наедине можешь звать, как привыкла – вождем. Главное, не шакалом, – он усмехнулся.

– Да. Понять. Ладно.

– Что ж... Тогда найди меня утром, поговорим о твоих поездках.

Он подстегнул коня и вернулся во главу колонны.

***

Кхан немного опасался ответа Видальда на приказ сопровождать дикарку. Воин был весьма своеволен, но ни заставлять его, ни наказывать за неподчинение не хотелось. Элимер сам был виноват: не стоило потакать дикарке, разрешая ей выбрать охранника самостоятельно, вот только идти на попятный было уже поздно.

Вопреки его опасениям, Видальд с охотой согласился на новую обязанность.

– Ну а чего бы по степи не помотаться? – фыркнул он. – А уж за соплячкой уследить легче легкого: не работа, а отдых.

Вторым просчетом Элимера было то, что он сказал айсадке найти его утром. Похоже, вчера он был совсем не в себе, раз предложил ей столько глупостей.

Девчонка ворвалась в залу совета с самого утра, когда он обсуждал с приближенными, на какую сумму поднять налог для вельмож, отправляющих в войско недостаточно людей. В мужской одежде, с уже раздобытыми где-то стрелами и луком за спиной, даже не подумав поклониться или хотя бы склонить голову, она выпалила:

– Великий кхан, ты обещать мне охоту!

Хорошо хоть титул не забыла.

Лица советников вытянулись. Они уставились на айсадку в недоумении, затем перевели взгляды на правителя. Явно ожидали увидеть гнев, и Элимер не стал их разочаровывать.

– Пошла прочь, – процедил он. – И больше никогда не смей входить без позволения.

На ее лице отразились растерянность и возмущение, будто она почувствовала себя обманутой. Затем девушка развернулась и вышла, даже не подумав извиниться, а кхан сделал вид, будто не замечает удивления советников.

Нужно будет поручить кому-нибудь, чтобы рассказали айсадке о придворном уложении, иначе она никогда не усвоит, как себя вести.

В день, когда Шейра с Видальдом наконец-то выбрались в степь, вдалеке, над самым горизонтом сгущались тучи. Сизо-черные, они напоминали клубы дыма. Неподвижный воздух и душные испарения предвещали грозу, но айсадка все равно не захотела откладывать прогулку. Видальда возможное буйство стихии тоже не тревожило, тем более что тучи еще могли пройти стороной.

Двое всадников выехали из ворот замка и проехали городскими окраинами. Шейра вертела головой, разглядывая кирпичные, цвета охры, дома и серые каменные жилища, снующих между ними людей, провожающих ее удивленными взглядами, и пасущихся прямо под окнами коз. Постепенно каменные и кирпичные строения сменялись неряшливыми глиняными мазанками, а потом, наконец, перед Шейрой распростерлась великая равнина.

Она шелестела ковылью и типчаком, пела голосами пустельги и жаворонков, кузнечиков и цикад. На лице айсадки блуждала безмятежная улыбка, и даже присутствие рядом одного из врагов не умаляло радости. К тому же Видальд неуловимо отличался от других шакалов, он не напоминал ни стражников из темницы, ни самого вождя, который пугал Шейру больше остальных темных людей. Он выглядел устрашающим даже улыбаясь.

Когда город окончательно расплылся, растворился за горизонтом, айсадка спрыгнула с коня – ей выделили спокойного и добронравного рысака, – быстро его стреножила и рухнула в побурелую траву, скрывшись в ней целиком. Вдохнула жаркий и прелый запах почвы, перевернулась на спину и раскинула руки. Сухие колоски защекотали и чуть оцарапали лицо, и Шейра блаженно зажмурилась, снова и снова вслушиваясь в окружающие звуки: шорохи трав и ветра, стрекот насекомых, пение птиц…

Скосив взгляд, девушка заметила, что темный воин опустился рядом с ней. Закинул руки за голову, уставился на пока еще чистое небо, сорвал и закусил травинку. Пожевав ее, проворчал:

– Ты вроде охотиться собиралась...