– Айн, а ты почему все еще здесь? – процедил юноша.

– Уже иду, – ответил он и скользнул за дверь.

Несколько мгновений спустя вышла и Рэме. Направилась она в другую сторону, но напоследок вкрадчиво пропела:

– Хорошего тебе дня, Айн. Дадут боги, у нас еще появится возможность поболтать.

В ее приторно-сладком голоске Аданэю явственно почуялась угроза.

ГЛАВА 13. Когда нет иной дороги, ступай потаенными путями

Шейра сидела на высоком укрытом серой шерстью ложе и смотрела в мутное окно. Сквозь решетку светило безжалостное степное солнце, виднелись макушки деревьев – единственное живое, доступное взгляду из этого каменного помещения.

На низком дубовом столике стояла деревянная тарелка, в ней лежали два яблока, ржаная лепешка, немного сыра и кусок солонины. Все это осталось нетронутым. Есть совсем не хотелось, но айсадка хоть понемногу, но ела, чтобы не умереть от голода: такой смерти она боялась больше любой другой, и страх этот пришел из детства. В тот далекий год случилась засуха и длилась еще два года; река превратилась в мутный ручей, перевелась дичь, облетала листва на деревьях. Племя питалось кореньями и грызунами. Шейра все еще помнила резь в желудке, тошноту и неизбывную усталость. Все время хотелось спать, иногда сил не хватало даже чтобы подняться. Тогда же от истощения умерла ее подруга Исита-Киту, кудрявая и смешливая, самая близкая, как сестра, они всегда были неразлучны.

Сейчас Шейра думала, что для нее самой даже такая гибель была бы лучше уготованной темным вождем участи, но все равно не могла избавиться от страха голодной смерти.

В отчаянной ярости айсадка смахнула со стола всю еду, да с такой силой, что ушибла руку о дерево, а тарелка отлетела к двери. На звук заглянул шакал-охранник – бросил взгляд на разбросанную еду и миску, но, ничего не сказав, тут же снова скрылся за дверью и запер ее.

С Шейрой вообще никто не пытался говорить, ее не отвлекали, не мучили вопросами – все о ней будто забыли. Шакалы приносили еду и питье и без слов уходили. Айсадка оказалась предоставлена собственным мыслям. Глядела на рассеченное решеткой небо то мучаясь сомнениями, то думая, как избежать ужасной судьбы, то сходя с ума от безысходности.

Бросаясь из крайности в крайность, она винила во всем случившемся то себя, то вождей и старейшин. Терзаясь, что не смогла убить темного вождя и погубила вольные племена, она уже в следующую минуту корила в этом вождей, старейшин и шаманов. Ведь она привыкла верить им – и она доверилась им, таким взрослым и мудрым. А они возложили на нее непосильную задачу. Наверняка ошиблись, и пророчество было о ком-то другом. В конце концов, кто она такая? Обычная охотница, да еще и не самая сильная, ловкая и, как выяснилось, сообразительная. Ее подруга Регда куда лучше подошла бы для этого испытания. Высокая, быстроногая, с сильными, как у мужчины, руками, отличная лучница – она бы справилась с темным вождем. А если не она, то Тйере-Кхайе точно сумел бы.

Перед глазами Шейры всплыли образы друзей.

Вот они с подругой в лесу, заготавливают ветки для будущих луков и одновременно разговаривают и смеются. Регда останавливается у сосны, подбирает две шишки и закрепляет их в своих рыжих волосах таким образом, что они смотрятся, как рожки. Подруги снова смеются, и в эту минуту на тропку сворачивает Тйере-Кхайе.

– Быстрая Сова и Белая Куница очень громкие, – говорит охотник. – Их смех проник в мои уши еще у излучины реки.

Видя его, Регда-Илу тут же сбрасывает «рожки» с головы и, смущенная, отворачивается, хотя обычно она не слишком-то склонна смущаться. Напротив, она смелая, решительная, порою даже дерзкая. Но при Тйере-Кхайе почему-то робеет. Шейра думает, что это потому, что Бегущий-по-Листьям почитаемый воин и будущий вождь, и его одобрение или неодобрение многого стоят.

Точнее, Шейра так думала раньше. До сегодняшнего дня. До этой самой минуты, когда воспоминание родилось в ее голове. Сейчас же она округлила глаза, пораженная внезапным открытием, и на несколько мгновений даже забыла о своей беде.

«Он говорит с ней в ее сердце, вот почему! – поняла айсадка. – Как я могла этого не замечать?»

Как оказалось, прежде она вообще на многое не обращала внимания и о многом не задумывалась. Но сейчас, если только удавалось отвлечься от страха будущего, предоставленная самой себе, она ныряла в воспоминания и видела в них то, чему не придавала значения раньше. Она вспомнила, что Бегущий-по-Листьям куда чаще разговаривал с Регдой-Илу, чем с ней, а подруга нередко отзывалась о нем с теплотой. Даже накануне битвы. И если их сердца так тянулись друг к другу, то почему старейшины решили, что это Шейра должна стать ему женой, а не Регда? А если они ошиблись в этом, то могли ошибиться и насчет пророчества…

«Хватит! – осадила себя девушка. – Твой лукавый ум просто ищет оправдания твоей неудаче!»

В конце концов, это ведь не старейшины айсадов нарекли ее предводительницей вольных племен, а шаманы туризасов, которые даже не знали Белую Куницу, но о которой им сказало видение. Да и есть ли теперь разница, кто виноват в поражении? Кто бы ни был, расплатились за это все. Живы ли еще вожди и старейшины? А живы ли ее друзья? Быстрая Сова, Бегущий-по-Листьям? Или они в плену, и шакалы терзают их? А что если таким же образом, каким собираются терзать ее?

Страх за судьбы друзей снова сменился ужасом перед собственными грядущими мучениями, а спасения она не видела. В этом каменном пространстве не было ничего, что помогло бы покинуть эту жизнь.

Шейра, впрочем, слышала истории о шаманах, которые по собственному желанию уходили из явного мира, отправляя свой дух в мир теней, но это не значило, что она сумеет проделать то же самое. Она не была шаманкой, чтобы ступать их тропами, ее никто этому не учил, но и терять было уже нечего. Если она попробует и у нее не выйдет, хуже не станет.

Шейра знала: чтобы попасть в мир теней, нужно отрешиться от всех мыслей, оставив в голове лишь одно желание – уйти. Для этого надо усыпить сознание, ввергнуть ум в помрачение. У нее не было бубна, чтоб в него ударять, не было костра, вокруг которого можно кружиться, не было шаманских трав. Зато на полу валялась деревянная тарелка, а шакалы еще не лишили Шейру языка и голоса. Если она к тому же преодолеет свой страх хотя бы временно и не будет есть и пить в ближайшие сутки или двое, то, может, у нее все-таки получится исчезнуть из мира людей. Тогда темному вождю ее не достать, из мира теней никто не сможет ее вернуть.

Айсадка взяла упавшую тарелку и, пристроив ее на коленях, уселась на полу посреди комнаты и закрыла глаза. Она представила, что сидит на камне у лесной реки, и что в руках у нее не миска, а бубен. Раскачиваясь, она била в него то кончиками пальцев, то ладонью, чередуя удары по краям и в середину, постепенно ускоряя мерный ритм, вслушиваясь в него и растворяясь в нем. Она пела, выводя монотонное «а-тха-тейя-шаа-тха», обращаясь к духам, называя их по именам. Она уже почти погрузилась в беспамятство, но открылась дверь, и снова заглянул шакал-охранник, видимо, услышав ее пение и стуки. Впрочем, сразу же ушел, но посторонний звук отвлек Шейру, и пришлось начинать с самого начала.

Она не знала, сколько минут, часов или дней прошло, прежде чем внутренний взор заволокло мглой, и пропали все мысли и воспоминания. Сознание растаяло вместе с ними.

Шейра обнаружила себя посреди вязкой хмари, смутно напоминающей лес – призрачные тени стволов и листвы вяло колыхались в тумане. Она запрокинула голову, глянула ввысь, но не увидела неба. Там, наверху, находилось то же, что и вокруг: седые тени. Здесь просто не было верха и низа, не было привычных сторон света – здесь все перемешалось. Айсадка знала одно: нужно идти ниже и дальше – на ту сторону реки.

Она уже приготовилась сделать первый шаг, как вдруг услышала голос:

– Ты, из мира не-мертвых, что ты здесь ищешь?