Аданэй слушал юношу, смотрел на него и поражался, как тот умудрялся поначалу казаться таким надменным, холодным, отстраненным. Потому что сейчас перед ним находился как будто совсем другой человек – открытый, непосредственный, не стесняющийся своих чувств. Должно быть, именно таким и видела его царица, именно таким он ее и привлек. Для Аданэя это не означало ничего хорошего, зато теперь он догадывался, что за напускным высокомерием, которое Вильдэрин предъявлял окружающим, пряталась тоска по доверительному, дружескому общению. А значит, Аданэй мог попытаться быть для него не только слугой, но и приятелем вроде Иниаса или даже ближе.

«А потом предать», – встрял противный внутренний голос, от которого он поспешил отмахнуться. Здесь и сейчас ему совсем не хотелось думать о подлостях, и он предпочел бы действительно стать для Вильдэрина другом, а не тем, кому однажды придется ударить его в спину.

* * *

Лиммена сбросила расшитые бисером туфли и, босая, прошла по мягкому ковру вглубь уютного полумрака покоев, где у жаровни, сейчас холодной, стояло широкое кресло. Опустившись в него, она глянула на Рэме. Та сидела возле стола, соскабливая застывший воск с подсвечников и смахивая его в керамическую миску, но, увидев царицу, тут же поднялась, приблизилась и по обыкновению пристроилась у ее ног.

– Мы только что решили, что нужно выехать раньше, чем собирались, на самом рассвете. Рабыни уже подготовили мои вещи? – спросила Лиммена.

– Конечно, Великая, еще с утра все готово и все уже в сундуке, его вот-вот погрузят в повозку.

– Хорошо. – Она рассеянным движением погладила девушку по голове и зевнула. – Боги, как же я устала! Эта поездка совсем не ко времени. Хотя… она всегда не ко времени, утомительная и безынтересная.

Царице со свитой предстояло посетить Нарриан – восточную провинцию в прибрежных землях – и поучаствовать в празднестве, посвященном Богине-матери. Обычай раз в год чествовать прародительницу на побережье в ее главном храме, одном из немногих сохранившихся, тянулся из глубины веков и давно уже утратил былое значение, превратившись для правителей в докучливую обязанность. Жрицы древней богини потеряли прежнее влияние еще многие десятилетия назад, но цари по традиции все еще присутствовали на обряде жертвоприношения. Правда, их поездки становились все более короткими и все менее торжественными.

Лиммена собиралась провести в провинции всего сутки, после чего вернуться в столицу. Но даже так, с учетом дороги и остановок на ночь в попутных городах, с обязательным приветствием местной знати, на поездку уходило не менее двух недель. Это изрядно сердило царицу, считавшую участие в торжестве напрасной тратой времени. Богиня-мать, древняя и чуждая, отвращала ее, дикие оргии в ее честь не радовали, а полубезумные жрицы и обряды пугали. В той части Иллирина, где Лиммена выросла, поклонялись совсем другим божествам – вечно юным и светлым покровителям садов и рощ, музыки и поэзии. Архаичная богиня с ее мрачными гимнами ничем их не напоминала. Из этих поездок Лиммена всегда возвращалась раздраженная. Не сомневалась, что так будет и в этот раз, а потому расположение духа уже сейчас было дурное.

– Ты точно не хочешь взять с собой Вильдэрина? – спросила Рэме.

– Нет, милая, – вздохнула Лиммена. Вообще-то она с удовольствием провела бы с любовником время в пути, но в прошлый раз только исключительная преданность юноши помешала полудиким жрицам увлечь его в свою оргию. Но в этот раз царица не собиралась рисковать.

– Тогда, может, меня возьмешь? – вкрадчиво предложила девушка. – Вместе с Айном?

– Айн? – нахмурилась Лиммена. – Кто это?

– Слуга Вильдэрина.

– Ах, да! Вечно забываю, как его зовут. И почему же ты хочешь, чтобы я взяла тебя вместе с Айном? – Лиммена смерила девушку лукавым взглядом. – Или он тебе нравится?

– Очень, Великая, – промурлыкала Рэме.

– Думаю, и он перед тобой не устоит, – протянула царица. – Но тебе для этого необязательно тащиться на край света и блудить с ним на оргии. Да и Вильдэрину ни к чему оставаться без слуги так надолго.

Девушка вздохнула, но возражать, разумеется, не посмела. Лиммена ободряюще потрепала ее по голове.

– Вернусь я, скорее всего, совсем не в духе, поэтому, когда вернусь, пусть меня утешит и порадует приятный вечер. Музыка, песни, танцы, вино… как обычно. Устроишь?

– Праздник? Ну конечно же, Великая! – Рэме захлопала в ладоши. – Обожаю таким заниматься.

– Знаю, – с добродушной усмешкой сказала Лиммена. – Пусть будут угощения, пусть в мои пиршественные покои придут лучшие танцоры, музыканты, лицедеи. Если хочешь, то можешь среди прочих позвать и Айна. Надеюсь, он умеет еще что-нибудь, кроме как просто прислуживать. Но если нет, то пусть сидит в сторонке и услаждает твой взор. – Царица опустила глаза на довольную Рэме и сама порадовалась: она любила баловать эту девчонку-хитрунью. О, если бы ее дочь Латтора обладала хоть толикой сметливости этой молоденькой рабыни, то можно было бы не так о ней волноваться! – Ну а потом, как всегда, переместимся в личные покои и продолжим вечер более непринужденно... Некоторые из нас.

– Я обо всем позабочусь, это будет великолепный праздник! – выдохнула Рэме и, сверкнув глазами, вскочила, отступила на несколько шагов назад. – Я уже так и вижу! Вот с той стороны, – она вытянула руки влево, – будут стоять и неистово благоухать цветы в огромных вазах, и между ними будут играть музыканты. А вот с этой стороны, – она указала в противоположную сторону, – будут выходить прекрасные танцоры. И лампы будут сначала у них за спинами, создавая светящийся ореол вокруг темнеющих силуэтов, а потом переместятся так, чтобы осветить лица…

– Хватит-хватит, – засмеялась и замахала руками царица. – Давай я лучше потом сама все увижу.

– Ты как всегда права, Великая, – вмиг успокоилась девушка, снова опускаясь к ее ногам.

– Вот что, милая, сходи-ка ты, пожалуй, к Вильдэрину, – попросила Лиммена. – Предупреди, что я уезжаю на самом рассвете, а не днем, как собиралась. Думаю, он все равно захочет меня проводить.

– Еще как захочет! – воскликнула Рэме. – Но только его сейчас нет во дворце, они с Айном отправились в рощу.

– Вот неугомонный мальчишка, – нахмурилась женщина. – Бродить в ночи там, где истончаются границы между мирами! Ладно хоть не в одиночку…

– Он ведь уже не в первый раз, – пожала плечами девушка.

– И наверняка не в последний, оттого я и волнуюсь, что... – она хотела продолжить, но закашлялась. Когда же приступ прошел, сказала: – Знаешь что, принеси мне подставку для писем и бумагу с чернилами.

Рабыня кивнула и выскочила в другую комнату, а Лиммена откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Ожидая девушку, она даже успела задремать, но тут же проснулась, стоило той вернуться. Зевнув, царица пристроила на доске лист бумаги, обмакнула перо в чернила и, набросав короткую записку, помахала ею в воздухе, чтобы чернила подсохли. Запечатывать не стала, ведь ничего потаенного в послании не было. В нем Лиммена всего лишь извещала любовника о своем раннем отъезде, а также просила его осторожнее выбирать пути для вечерних прогулок.

– Все, ступай, – велела она девушке, вручая записку. – Отнеси в его покои.

Как только Рэме ушла, царица перебралась на кровать и ударила в медный диск, висящий у стены над ложем. На звук явились две рабыни: одна принесла воду для умывания, вторая – ночную одежду. Они помогли правительнице подготовиться ко сну, затем погасили свечи и лампы и удалились.

Стоило лечь, как снова одолел кашель – так случалось почти каждую ночь. Только спустя полчаса мучений удушающий приступ наконец отпустил, и ей удалось уснуть.

***

Вернувшись к своим покоям далеко за полночь, Вильдэрин отцепил от пояса маленький медный ключ и в полутьме попытался нащупать им замочную скважину. Аданэй подсветил отверстие, поднеся ближе масляную лампу, которую до этого снял с крюка на стене. Наконец ключ, тихо клацнув, провернулся, и дверь открылась. Юноша сразу прошел вглубь комнаты, на ходу скинув плащ, Аданэй шагнул следом, освещая путь – и наткнулся взглядом на сложенный вчетверо лист бумаги, лежащий у порога. Нагнувшись, он поднял его, развернул, а после протянул Вильдэрину.