– Как девчонка, – пробормотал Аданэй еле слышно, все еще раздосадованный недавним сравнением.

Вильдэрин, правда, расслышал, но отреагировал неожиданно: смехом, а не злостью или возмущением.

– Что-что, повтори? – отсмеявшись, спросил он.

Аданэй вздохнул, ругая себя за слишком длинный язык и неосторожность.

– Как девчонка, – все-таки повторил он, но, чтобы немного смягчить свои слова, пояснил: – Ты похож на девицу, когда накрашен. Но красивую, хоть влюбляйся.

– В Иллирине многие красятся, если ты не заметил. Тем более перед важными встречами. – Юноша поднялся и отошел от зеркала к столику с фруктами и виноградом. – И раньше ты ничего не говорил.

– Так ты и не спрашивал, – откликнулся Аданэй. – Но мне этот обычай всегда казался странным.

– Айн, я, конечно, знаю, что ты у нас из Отерхейна, но не думал, что ты такой дикарь, – со смехом сказал юноша, и, закинув в рот пару виноградин, вдруг с любопытством спросил: – А это правда, что у вас мужчины одеваются в шкуры диких зверей?

– Только знатные. И не одеваются, а накидывают на плечи, поверх другой одежды. Простолюдинам и рабам перепадает разве что овчина, и то если повезет.

– А лучшим украшением считаются шрамы?

– С чего ты взял? – поморщился Аданэй. – У меня есть шрамы, но я никогда не считал их украшением. И мои господа не считали.

– Да, верно… – смутился Вильдэрин, скользнув взглядом по его обнаженной груди и животу. – Но, кстати, они вовсе не ужасны, раз тебя взяли сюда, во дворец. – Тут он смешался еще сильнее и, тряхнув головой, проговорил: – Я никогда не знал плети и поэтому ляпнул эту глупость. Мои слова прозвучали гадко, извини. Конечно, то, как ты получил эти шрамы, на самом деле ужасно. Я просто хотел сказать, что выглядят они…

– Я понимаю, что ты имел в виду, – улыбнулся Аданэй, решив избавить его от неловкости.

Хоть он только что и злился на Вильдэрина за его многочисленные достоинства, хоть и чувствовал себя уязвленным из-за того, что вынужден ему прислуживать, но все-таки сложно было не проникнуться к нему симпатией и уж тем более воспринимать как врага.

Однако стоило бы воспринимать, ведь царица не была равнодушна к этому юноше почти безупречного нрава и неземной красоты. Вот и сейчас Вильдэрин, кивнув на прощание, ушел к ней до вечера – предаваться любви и вести нежные беседы. Аданэю же, как всегда, досталась уборка в его покоях и очередная беготня по дворцу от прачечной к портному и от ювелира к поварам.

В этот раз Вильдэрин вернулся от Лиммены рано, сразу после заката, но выглядел довольным и едва не сиял от радости.

«Видимо, хорошо покувыркались», – с досадой подумал Аданэй.

Раскинув руки, юноша с улыбкой упал на кровать, смяв тщательно расправленное слугой покрывало. Кажется, он собирался что-то сказать, но в этот момент в дверь постучали, и вошла Рэме. Увидев ее, Вильдэрин сел на кровати, а девушка, пройдя вглубь комнаты, опустилась на одну из подушек, вторую подтянула ближе к себе и, поманив Аданэя, указала на нее.

– Присаживайся сюда, Айн.

Заинтригованный, он уселся рядом с девушкой. Она помолчала, смотря на него в упор, и слегка огладила его плечо прохладными пальцами – вроде как в сочувственном жесте, но Аданэю он показался притворным.

– Рэме, – сказал Вильдэрин, – давай не томи, рассказывай. Что случилось?

– Нетерпеливый какой! – Она заерзала на подушке, устраиваясь поудобнее, и хихикнула: – И невежливый. Нет чтобы предложить мне вина и завести любезную беседу. Я, может, пришла пообщаться с тобой по-дружески, а ты от меня каких-то россказней ждешь.

Аданэй уже успел понять, что эти двое находились в приятельских отношениях, и сейчас девушка откровенно подтрунивала над парнем.

– Да брось, Рэме, – рассмеялся Вильдэрин, – не вредничай, говори давай.

– Ладно уж, хоть ты и грубиян, – деланно вздохнула она, затем игриво погрозила пальцем Аданэю: – Айн, радость моя, не будь таким, как он, – и без всякого перехода выдала, снова обращаясь к Вильдэрину: – Великая отправила меня сообщить, что твоего слугу отравил Гнесис, и что Гнесис за это уже мертв. Вообще-то она меня еще днем отправила, но я опомниться не успела, как ты уже сам был у нее. Пришлось дожидаться, пока вернешься.

На Вильдэрина жалко было смотреть, настолько сильное недоумение, разочарование и горечь отобразились на его лице.

– Гнесис? – растерянно переспросил он. – Это не может правдой... Это какая-то ошибка. Я ведь всегда был добр к нему, я столько раз ему помогал! Так почему… за что он хотел меня убить?

– Да не тебя! – махнула рукой Рэме. – Айна.

– Меня? – изумился Аданэй, переводя вопросительный взгляд с юноши на Рэме. – Я даже не знаю, кто это. Разве мы с ним вообще знакомы? Чем я успел ему насолить?

– Своим существованием, – ухмыльнулась Рэме, а Вильдэрин, пробормотав «не могу поверить», провел пальцами от переносицы к вискам. Рэме же с ехидцей разъяснила: – На самом деле ты ни при чем, Айн. Просто Вильдэрин был добр к нему, ты же слышал. Слишком добр. Хотя я, между прочим, предупреждала, но наш добросердечный друг злую меня не послушал. Вот Гнесис и возжелал большего. А еще, похоже, решил, что это ты, Айн, мешаешь ему это большее получить.

– Если это правда Гнесис, – глухим голосом сказал юноша, – то это действительно из-за меня.

– Как это? – не понял Аданэй.

Вильдэрин не ответил и опустил глаза, а вот Рэме болтала с охотой.

– Он во всем признался. Яд, кстати, был не на винограде, как мы сначала подумали, а в кувшине с водой в твоей комнате, Айн.

– Это невозможно, – покачал головой Аданэй. – Я пил из него и на следующий день после отравления – и ничего.

Вильдэрин оторвался от разглядывания своих рук и посмотрел на него.

– Пока ты валялся без сознания, я лично выбросил всю еду и вылил все напитки, которые здесь были. И остатки воды из твоего кувшина тоже.

– Зачем? – удивилась Рэме. – Надо было отдать алхимикам или лекарям, вдруг они сумели бы определить, где находился яд? Это многое бы облегчило.

– Да, это было глупо с моей стороны, – повинился юноша. – Но, честно говоря, в ту минуту я об этом не думал. Я был в таком ужасе, что мог думать только о том, как бы кто-нибудь еще не отравился.

– Что уж теперь, – пожала плечами девушка. – Главное, что преступник сознался и поплатился.

Вильдэрин мотнул головой.

– Мне надо пройтись, осмыслить это, – произнес он.

– Куда ты собрался? – спросила девушка.

– Как всегда. Пойдешь с нами?

Он сказал «с нами», отметил Аданэй, а не «со мной». Неужели юноша наконец-то позовет его составить компанию, как когда-то звал Иниаса?

– Не могу, – вздохнула, огорчившись, девушка, – мне нужно вернуться к Великой. Может быть, в другой раз. Доброй ночи, Вильдэрин, Айн.

Она поднялась, коротко посмотрела на юношу, затем мазнула взглядом по Аданэю и вышла.

– Похоже, ты ей нравишься, – мимолетом заметил Вильдэрин, когда дверь за ней закрылась. – Идем.

– Куда?

– В рощу, к озеру. Захвати плащ, там может быть прохладно.

С этими словами Вильдэрин сам вышел в соседнюю комнату, где по сундукам была разложена его одежда.

***

Юноша молча вел его садовыми дорожками, выложенными камнем, вдоль которых мутным желтым светом горели фонари. Сначала по пути хоть изредка, но попадались другие гуляющие, в основном дворцовая знать, и до ушей доносились чьи-то голоса. Потом дорожки стали темнее и сузились, пока окончательно не утонули во тьме; люди больше не встречались, а звуки ночи зазвучали ярче: шелестела листва, шуршали зверьки в траве, трещали цикады, заливалась ночная птаха.

Еще через несколько минут впереди послышалось журчание воды. Миновав перекинутый через ручей деревянный мостик, Вильдэрин и Аданэй свернули с садовой дорожки на земляную, заросшую травой тропку. Плодовые деревья постепенно сменились кленами, соснами и эвкалиптами, а фонари остались далеко за спиной. Теперь путь освещала только стареющая луна. Деревья еще сгустились, но Вильдэрин уверенно угадывал тропу: похоже, ходил по ней множество раз.